гуманнее — она даже позволила сказать, что вы желали видеть Гарибальди. A propos — когда Гарибальди говорил Кавуру слова, переданные вам Кавуром, — он был в ссоре с Маццини и как человек итальянского темперамента сильно бранил его. Теперь он не так смотрит на него. Я знаю обоих — и одного довольно коротко. Оба они
37
чистейшие деятели. Позвольте обратить ваше внимание на их характеристику в V кн<ижке> «Поля<рной> звезды» — если у вас ее нет, потрудитесь взять у Франка, а ему Трюб<нер> пришлет — в замену.
Назначение Панина — свидетельствует о размягчении мозга у государя, его речь (она будет в «Колоколе» 15 ап<реля>), т. е. Панина, — памятник бездарной тупости.
Засим еще раз благодарю вас и желаю, чтоб добрые намерения ваши нашли отзыв на нашем Севере. Мы работаем — насколько сил и любви есть. Н. П. Огарев свидетельствует свое почтение.
30. К. ФОГТУ
13 (1) апреля 1860 г. Фулем.
13 avril 1860. Park House.
Cher ami,
Je vous présente deux de mes amis — M. Serno-Solovievitch et M. Borchtchoff — recevez-les avec votre bonté générale et votre amitié spéciale. M. Borchtchoff doit vous intéresser immensément — au moins à Paris l’Académie l’à fêté géologiquement. — Il a passé 3 ans comme naturaliste au bord de la Mer Caspienne — botaniste, géologue etc.
Vous avez fait la connaissance de Mme Passée. J’en suis en chanté sur mes vieux jours.
Je pense que Tata — qui est maintenant une grande demoiselle — ira avant moi à Genève. Nous sommes tellement cloué avec notre Cloche — que je ne sais quand je pourrai quitter ce sacré Londres.
Il y a q
«J’aime ma Xième légion!» — Je suis très content de la Suisse — c’est un exemple à ces crétins timorés.
Adieu — cher Vogt — que Dieu vous préserve des annexations, amputations.
Tout à vous
A. H e r z e n .
На обороте: Monsieur Charles Vogt. Plein Palais près Genève.
38
Перевод 13 апреля 1860. Park House Fulham.
представляю вам двух своих друзей — г-на Серно-Соловьевича и г-на Борщова — примите их с присущей вам добротой и особым радушием. Г-н Борщов должен вас чрезвычайно заинтересовать — по крайней мере в Париже Академия чествовала его геологически. — Он провел 3 года в качестве натуралиста на берегу Каспийского моря — был ботаником, геологом и т. д.
Вы познакомились с госпожой Пассек. Я очарован ею на старости лет.
Я думаю, что Тата — теперь совсем уже взрослая девушка — поедет раньше меня в Женеву. Мы так прикованы к нашему «Колоколу», что не знаю, когда мне удастся покинуть этот проклятый Лондон.
Несколько недель назад г-н Арман Леви явился ко мне с предложением принять участие в «Espérance» — он сказал мне, что знает вас. Как же он хочет, чтобы я стал писать в бонапартистском органе, в котором Головин состоит русским корреспондентом. Посмотрите, что он им пишет.
«Я люблю свой Х-ый легион!» — Я очень доволен Швейцарией — это пример для этих забитых кретинов.
Прощайте, дорогой Фогт, да хранит вас бог от аннексий и ампутаций.
Весь ваш
А. Герцен.
На обороте: Господину Карлу Фогту. Plein Palais близ Женевы.
31. М. К. РЕЙХЕЛЬ
16 (4) апреля 1860 г. Фулем.
16 апреля. Park House.
Fulham.
А вы зачем же не пишете заблаговременно об Х-ах? Нат<алья> Ал<ексеевна> хочет встретиться с С<атиными> где-нибудь в Германии, ждет их письма и собирается ехать морем около 1 мая. Наташа может приехать и позже, может пожить у Т<атьяны> Петр<овны> и с нею возвратиться в Isle of Wight — а также и в сопровождении Саши, напр<имер> к 1 августу. Но вы одна порядком отвечаете, ни от Т<атьяны> П<етровны>, ни от Мейзенб<уг> не могу добиться толком ответа. Вам все же надобно месяц, чтоб оправиться, и, стало, до 1 июня и речи не
39
может быть — постараемся. Кто же Ник<олая> Фил<ипповича> Павлова станет сажать в тюрьму? Разве кредиторы. Речь о киевском профес<соре> Павлове, который был здесь.
«Колок<ол>» посылаю сегодня, утешьтесь — моими ругательствами Панина.
Алекс<андр> II — совершенно сошел с ума. Нет, не по его плечам эта ноша.
Прощайте. Кланяюсь всем и всем.
32. Э. РИВ
18 (6) апреля 1860 г. Фулем.
18 avril. Park House.
Fulham.
Chère mademoiselle Reeve,
On prépare maintenant un volume de mes articles politiques (1855—1860). La question polonaise — est déjà réimprimée. Au lieu de vous envoyer la Cloche, je vous envoie les feuilles. Votre ami ne sera pas content de notre radicalisme crasse et éminemment antibonapartiste. Le rédacteur en chef de l’Espérance a été chez moi — il a pensé que nous pouvons faire q
Nous l’avons très bien su, dans quelle petite minorité nous nous trouverons. Mais le grand intérêt — de la vérité objective — l’a emporté. Et pourtant en Russie (vos amis peuvent vous dire) — notre voix pénètre de plus en plus et tout ce que nous imprimons est immédiatement vendu. C’est que le génie russe a une plus grande sympathie — vers le scepticisme le plus poignant que vers une religion sentimentale. Chez nous — dans la littérature, dans l’administration, parmi la noblesse surgissent des questions terribles — qui sont résolues partout. Mais résolues par des phrases ou par des articles de foi.
Le livre de Dolgorouky est assez bien. Beaucoup d’anecdotes concernant les galériens, qu’on appelle chez nous ministres, etc.
Il y a en Russie une grande réaction dans le gouvernement. Alexandre II a une grande puissance, une grande force — la force de la bêtise. Contre la stupidité il n’y a pas d’armes.
Portez-vous bien, chère mademoiselle Reeve — et ne m’oub liez pas.
A. H e r z e n .
40
Перевод 18 апреля. Park House.
Фулем.
Дорогая мадемуазель Рив,
в настоящее время готовится том моих политических статей (1855 — 1860). Польский вопрос — уже перепечатан. Вместо «Колокола» посылаю вам эти листы. Ваш друг останется недоволен нашим крайним и в высшей степени антибонапартистским радикализмом. Главный редактор «Espérance» был у меня; он полагал, что мы можем что-нибудь сделать для его газеты, — но уж слишком несовместимы наши принципы.
Мы очень хорошо понимали, в каком незначительном меньшинстве мы окажемся. Но наше глубокое стремление к объективной истине взяло верх. И тем не менее в России (ваши друзья могут вам это подтвердить) наш голос доносится все дальше и дальше, и все, что мы печатаем, немедленно раскупается. Дело в том, что русский ум гораздо более склонен к самому горькому скептицизму, чем к какой-нибудь сентиментальной вере. У нас в литературе, в администрации, в среде дворянства то и дело возникают проклятые вопросы, которые разрешаются повсюду. Но разрешаются только фразами или догматическими выступлениями.
Книга Долгорукова довольно хороша. Много анекдотов о тех каторжниках, которых у нас называют министрами и т. д.
В России в правительстве — сильная реакция. Александр II обладает большой властью, большой силой — силой глупости. А против тупости нет оружия.
Будьте здоровы, дорогая мадемуазель Рив, и не забывайте меня.
А. Герцен.
33. А. А. ГЕРЦЕНУ
20 (8) апреля 1860 г. Фулем.
20 апреля. Park House.
Fulham.
На днях Марья Каспар<овна> издала в свет нового Рейхеля. Ей надобно порядком оправиться. До письма от нее и до ответа от Тат<ьяны> Петр<овны> ничего нельзя решить о Татином отъезде. Сатин в Петерб<урге> и еще не может выхлопотать паспорт. Мейзенб<уг> приедет 1 мая в Лондон — до 15, вероятно, все устроится.
Теперь я должен обратить твое внимание на ошибку, которую ты можешь сделать и которая меня огорчит. Почему и на каком основании ты пишешь, чтоб я Тату послал с Урихами,
41
да я вообще не знаю, с какой стати он приедет ко мне. Неужели ты до сих пор так мало меня знаешь, что можешь думать, что я из чего бы то ни было стал принимать и сближаться с каким-нибудь slaveholder’ом, и притом добровольным (не в наследство же ему досталось именье, как нам всем в России). Стало быть, ни после, ни прежде я с этими людьми ничего общего иметь не хочу, кроме внешней учтивости.
И это не все. Я того же требую от тебя. Ты должен открыто и просто заявить им свое мнение. Таких уступок люди не делают — помни об этом. Я знаю, что есть добрые люди, которые умеют ладить с богом и с чертом, но знаю и то, какую силу и какой покой дает нравственная чистота. Ни любовь, ни какое иное чувство не дают права на такого рода уступки. Ты об этом очень
подумай. Тут с моей стороны ты встретишь непреклонную волю. Преступления родителей не переходят на детей… но и не прощаются им за детей.
Неужели в Женеве есть партия, желающая присоединиться к Франции? Что ты не пишешь о К. Фогте? Он тоже перехитрил. Известна ли у вас книга «On Species» Darvin’a? Я тебе могу ее прислать.
Сюда приехал, т. е. прибежал, князь Голицын — с невестой, от живой жены, с певчим, учителем и гувернантой. Он удрал без паспорта и хочет здесь поселиться.
Засим на сей раз прощай.
Кланяйся старушке.
34. И. С. АКСАКОВУ
28 (16) апреля 1860 г. Фулем.
Любезнейший Иван Сергеевич, пишу вам несколько строк, для того чтоб узнать, дошел ли до вас один лист «Кол<окола>» (последний), тогда я тотчас вам пришлю все. Бумаги, вами посланные, я получил. Боюсь по почте посылать назад. Пришлю лучше к книгопродавцу. Адрес влад<имирского> дв<орянства> очень хорош, и — что всего забавнее — мы его напечатаем с гнусным петербургским.
Страм и запустение, но ведь этот страм в правительстве и его аколитах. Я в литературе вижу тоже движение, вероятно, оно и в обществе продолжается. Надобно дать правительству и высшему слою выгнить.
Сегодня суббота — не хочу ждать до понед<ельника>, и пора на почту. Вы меня одолжите, написав о получении.
Я и Огар<ев> дружески обнимаем вас.
Что же это Черкасский-то возится с розгами?
42
Я слышал, что Милютин совсем испортился. A propos, вице-губ<ернатор> тверской переведен с разными нахлобучками за ложные доносы на Уньковского, а Уньковский в ссылке.
Минис<тр> Ковалевский отстоял, говорят, харьков<ских> студентов.
28 апреля 1860.
Park House.
Fulham.
Не забудьте снова приложить адрес, если вы куда едете.
35. А. А. ГЕРЦЕНУ
1 мая (19 апреля) 1860 г. Фулем.
1
