Полное собрание сочинений. Том 30. Письма 1865-1866 годов. Александр Иванович Герцен

1 января 1865 г. (20 декабря 1864 г.). Женева.

Рукой А. А. Герцена:

1- го января 1865.

Женева.

Hôtel garni de la Poste.

Милые Тата и Ольга,

вот я и в Женеве с папашей — он здесь уже 4 дня и ждет письма от вас, а я приехал третьего дня вечером и не писал к вам прежде, потому что был нездоров; я уже из Флоренции уехал с простудой, которая на дороге развилась довольно сильно, так что я вчера целый день не выходил и сидел, как старичок, завернутый и закутанный, у огня. Сегодня почти совсем здоров.

Папа мне рассказывал страшные, потрясающие подробности о смерти наших милых малюток; да, тут все было ужасно, не только сама смерть, но болезнь, глупое леченье — и все. Я съезжу отсюда к Натали, чтоб передать ей живыми словами, как это несчастие нас всех огорчило, и как глубоко мы ей сочувствуем, и как искренно мы забываем все, что могло прежде мешать нашей полной дружбе.

Здесь холод страшный — против Флоренции 20 градусов разницы.

Ну вот и Новый год — не думали мы встречать его с таким горем; встретим же его и с новыми надеждами, с новыми намереньями. Натали ужасно разбита несчастием; мы должны всеми силами утешать ее и доказать ей на деле свое сочувствие. Любовью и преданностью Лизе мы Натали убедим в нашей искренности, и тогда мы можем жить в спокойной дружбе.

Ну, прощайте, обнимаю вас крепко, крепко. Мали руку жму.

Саша.

Пишите часто к Лизе — я вас обеих очень, очень прошу об этом.

ЫБ. Получили ли вы 1000 франков из Парижа? Непременно напишите.

Мне сегодня странным образом сделался праздник Нового года — утром взошел ко мне очень старый господин, седой и прекрасный — это Поджио, который был из главных деятелей 14 декабря, точно такой же сохранившийся старец, как Волконский.

8

Он был сослан на 25 лет каторги и теперь исполнен энергии и веры. Я был счастлив его посещением.

Огарев так себе здоров. Лиза очень потрясена, a Nat худо оправляется.

Здесь все наши бурнмаутские друзья: Л<угинин>, У<сов>.

Я пробуду здесь с неделю — отвечайте сюда: Genève, Hôtel garni de la Poste.

Ольгу и Мейзенбуг обнимаю по поводу Нового года.

2. Н. П. ОГАРЕВУ

2 января 1865 г.(21 декабря 1864 г.). Женева.

2 янв<аря> 1864.

H<ôtel> g de la Poste.

Странно провел я Новый год. Я был им как-то взволнован — и оттого поправился. Часов в 11 (я почти переписываю письмо свое к N явился старец с необыкновенным, величаво энергическим видом. Мне сердце сказало, что это кто-то из декабристов. Я посмотрел на него и, схватив за руки, сказал: «Я видел ваш портрет». — «Я Поджио»… Этот сохранился еще энергичнее Волконского (который при смерти болен). Господи, что за кряж людей! Иду сейчас к нему. Но это еще не все. Вслед за тем является молодой человек, в цвете лет, черноволосый, красивый, с умным видом. — Сын Дм<итрия> Павл<овича> Голохвастова. Живой, дельный — он самым теплым образом встретился со мной. Женат на красавице и пр. Итак, два прошедших и две тени ввели в Новый год, и от них возвращаюсь опять к нашим карликам.

Шлюсь на Л<угинина> и У<сова>, что я больше уступал возможного и справедливого, но они все что-то хлопочут и интригуют.

В последние два дня я увидел, что, несмотря на Palazzo, приисканное Касат<киным>, Женева невозможна — по крайней мере, почти невозможна от этих праздных интригантов. Может, они и добрые люди, но самолюбие все потемнило.

Может, коли уберусь, 5 поеду.

Ковал<евский> просил меня отдать 50 фр. Тхоржевскому.

От Nat вчера получил письмо до того мрачное и грустное, что, может, я сам с Сашей еще съезжу на неделю в Montp. Ее одну надолго оставлять нельзя. Что твое лечение? Получил ли 2-ые 25 фунт.?

Рукой А. А. Герцена:

Обнимаю тебя, милый, дорогой мой Ага; я вот 3-й день с папашей и заеду к Натали и к Лизе, которых мне бесконечно жаль; письмьн[а] Натали так глубоко печальны, что слезы навертываются, читая их; мне очень хотелось бы, чтобы они пожили со мной во Флоренции, я постараюсь это устроить!

9

Береги себя, милый Ага — для нас всех. Напиши нам еще записочку сюда (может, и застанет), а в Montpellier напиши письмо.

Еще раз крепко обнимаю тебя. Будь здоров. — Что Генри и А<лександр> III? Что Нефтель сказал об сыпи?

Твой Саша.

3. Н. П. ОГАРЕВУ

4 января 1865 г. (23 декабря 1864 г.). Женева.

4 янв<аря>.

H<ôtel> g de la Poste.

Саша поехал на день в Берн, 6-го вечером или 7 утром еду я с ним и, может, проведу сначала в Montpellier неделю. Письма N до того проникнуты мрачным отчаянием, что ее оставлять одну надолго нельзя. Мы думали даже с Сашей — не переехать ли ей в феврале в Флоренцию (весна там начинается рано и до июня превосходно).

Здесь я покончил мирно. Молодые люди отказались (откровенно ли или нет?) от своих требований и обещают горы работ и корреспонденций к 1 мая. Помощи по типогр<афии> и пр. от них ждать нечего. Скорее Кас<аткин> сделает что-нибудь. Мне с ними ужасно скучно — все так узко, ячно, лично — и ни одного интереса, ни научного, ни в самом деле политического,

никто ничему не учится, ничего не читает. У<тин> хуже других по безграничному самолюбию. Я до сих пор не могу понять твоего падения в love1[1] с ним, твоих любовных писем к нему и, грешный человек, отношу 3/4 к чарочке. Вот тебе и ревность, о которой ты говорил; не говоря о К<асаткине> — Л<угинин>, У<сов> смотрят хуже меня. Ков<алевский> гораздо лучше других.

После всех переговоров, «заседаний» и пр. родилась след<ующая> программа, которую я тебе посылаю. Такую программу и подобную можно составить mille е tre в день. Я на нее совершенно согласился. Что «Кол<окол>» издавать в Лондоне при новом взмахе в России нельзя — это для меня ясно. Здесь перекрещиваются беспрерывно едущие из и в Францию, из и в Италию, здесь многие живут и пр. Но что мы будем делать с милой оравой этой — я не знаю.

Гол<охвастов> читал мне акт из своей драмы, составленной из былины о Добрыне Никитиче. Я у него видал томов десять книг, о которых мы едва слышали, напр<имер>, «Сборники» Рыбникова. Вчера был у старика П<оджио> — титаны.

Женевка — знакомая Фогта — не приняла предложения. Есть у них другая, но я боюсь.

10

4. Н. П. ОГАРЕВУ

7 января 1865 г. (26 декабря 1864 г.). Монпелье.

7 января.

Montpellier.

Мы здесь — приехали в 7 утра. Лизу застал гораздо здоровее, чем думал — были с ней у моря. Nat все в том же положении. Женевские щеняты в последнюю минуту отказались от всего (по приказу из Цюриха) — да черт же с ними, наконец.

Рукой Лизы Герцен:

Милый папа.

Natalie думает, что ее первое письмо к тебе и Тхорж<евскому> и Салиас не пришло — было ли в твоем письме (к тебе), гораздо до рождества, письмо к Тхор<жевскому>?

Я еду в Париж через неделю, а Саша — через три дня.

5. Н. П. ОГАРЕВУ

8 января 1865 г. (27 декабря 1864 г.). Монпелье.

Hôtel Nevet. Montpellier.

Письмо твое от 4 янв<аря> пришло. Я с неделю пробуду здесь и поеду в Париж, оттуда, вероятно, в Лондон, чтоб готовиться к переезду. Наконец страх перед «мальчиками» у меня прошел. После ежедневных прений и разговоров, в которых под скрытой симпатией и уважением крылась мелкая оппозиция и желание захватить в свои руки «Кол<окол>» и деньги Б<ахметева>, после программы, которую я послал тебе, — за час до моего отъезда является один из них с заявлением, что цюрихские г<оспо>да не согласны (С<ерно>-Сол<овьевич> — главный противник наш, Якоби и Шелгунова), что они стоят на своем: «Колок<ол>» издавать по большинству голосов или издавать свой жур<нал> на бах<метевские> деньги. Итак, то, что предвидел Л<угинин>, что говорил К<асаткин>, — все оправдалось. Пора же наконец и тебе окончательно вразумиться на их счет. У них нет ни связей, ни таланта, ни образования, один Мечников умеет писать, им хочется играть роль, и они хотят нас употребить пьедесталем.

Я доказал им, до чего идет моя уступчивость, Л<угинин> и К<овалевск>ий дивились мне. Ну и баста. Ты знаешь, у меня никогда не лежало к ним сердце — у меня есть свое чутье.

Но на «Кол<окол>» надобно обратить внимание. Ты не умеешь читать газеты, проси помощи у Долгор<укова>. О Бондаренке

11

и еще о ком-то, о их приговоре было в газетах, о приговоре Баллода, Писар<ева>, Жуковск<ого> было в газетах. В феврал<ьском> листе будет мое 3 «Письмо» и пожалуй статья, которую я послал из Женевы (получена ли?). Но «Смесь», «Смесь»…

Женева при разрыве с этими господами делается превосходным местом. Они надоели бы, как горькая редька. Au reste2[2] — я твоим личным вкусам не хочу препятствовать — но работать с ними нельзя.

А как на первые месяцы газеты? Что, не даст ли Долг<оруков> — за треть цены? В Женеве трудно было доставать — а здесь невозможно.

Женевка, реком<ендуемая> вновь Фогтом, мне не нравится ^П effigie3[3] и по описанию).

Если б на эти месяцы могла приехать Симоновичева — это было бы хорошо. Она в большой нужде, мысль пансиона лопнула — муж поехал искать места, у ней один ребенок. В общество сильных дам она, кажется, не принята.

2[2] Впрочем (франц.)<. - Ред.> 3[3] по портрету (франц.). — Ред.

Планы ЫаКаНе> смутны. Здесь им положительно хорошо, и добрые люди, и доктора — всё есть. Климат положительно хорош. Но в феврале можно, пожалуй, переехать в Канн и, там собравшись весной, поставить памятник, схоронить детей и ехать в Женеву. Тате, полагаю, нужно будет 4 мес<яца> в году жить хоть во Флоренции. Я второму сближению буду помогать, но пусть все сделается само собою.

Повторяю, Лиза на сию минуту здорова и шалит меньше. Сашу она любит страстно и не выпускает из комнаты. Письмами Ольги и Таты я бесконечно доволен. Собраться в Ницце можно бы к концу апреля и там провести 2 мая.

Вот мой проект. Напиши, что ты думаешь насчет дома в Женеве.

Насчет Н<епп> и его помещения все, что узнал, не очень удовлетворительно — жду письмо от Жук<овского>. А то просят много денег — от 1500 до 1600 за пансионера. Фогт гов<орит>, что фр. за 800 найти можно, но все спрашивают: «Во что готовят молодого человека?» — а этого-то я и не знаю. Я полагаю, что сперва надобно переехать тебе одному и потом приискивать.

Про типог<рафию> на акциях я писал