другой день ты со слезами мне скажешь: «Мне до того больно и жаль тебя — что я духом и телом покоряюсь тебе, говори, что делать??» Чего не могли сделать ни разлука, ни гуманность — то делала любовь. «Итак — думал я — я теперь возьму на себя спасти семью, спасти Лизу и снять тернии с огар<евского> одра болезни». Я обдумывал план сначала наружных сближений

164

и хотел идти дальше. Но вечером следующего дня — без вызова, без повода — по какому-то капризу ты вылила на меня еще раз все оскорбительное и злое, и тем дерзким языком, который привел ко всем бедствиям. — Если тут или там не было обмана — то была измена, измена своим словам, игра всем святым для ч<елове>ка.

Я тебе ничего не отвечал. Но подобные вещи не должны повторяться — поэтому мы просто займемся планом будущего. В прошед<шем> я считаю, что ты виновата — и это было бы не важно — но ты безраскаянно виновата, скрывая перед своей совестью свою вину, сваливая ее на других — это очень важно. Предоставл<яю> пробуж<дению> той же совести излечение — и иду вперед.

Полной гармонии — даже возможной — я не жду до полного человечес<кого> отношения всех. До тех пор на главном месте воспитание Лизы. Одна ты с ним не сладишь — я могу и хочу тебе помочь. Для этого надобно две вещи — чтоб я к осени устроил так, чтоб осень и часть зимы я был в одном городе с вами. — Если ты отдашь на У года Лизу к Гилдебрант, я отложу мое прямое участие. — Сама школа для Лизы будет спасительна — но все же тебе еще много предстоит ломки, чтоб себя сделать возмож<ной> для детей. Страшное горе не убило в тебе ни раздражительность, ни строптив<ость> — две вещи, наиболее вредные в деле воспитания.

Я в воспитанье виноват перед тремя — не буду виноват перед Лизой — но помоги и ты мне. Я не могу ничего путного сделать, если ты не укротишь избалованность твоей бранчивой речи со мной и постоянного обругивания не только детей, но и Ог<арева>. Я глубоко изведал теперь, что из этого дрянного источника идут беды — я ставлю тебе это на вид как одно из главнейших препятствий. — Образ Ог<арева>, свято любящего Лизу, исстрадавшегося за тебя — не потому, что твое отношение переменилось, а потому, что он стыдился сферы, в которую ты стянула нас, и хотел — и хотел тебя поднять; образ Natalie, оскорбленной в детях, — не дозволяют мне хладнокровно выносить бураски. Не ищи в этих словах нетерпимости, недостатка снисхождения. Снисхождение идет к порочным, необдуманным, слабым действиям (можно снисходить к пьянству, картам…), но не к словам, в сотый раз повторяемым.

Итак, мне надобна с твоей стороны — среда (или усилие ее создания) — такая, чтоб я не был оскорблен в ней. Я ищу не одной любви, но и уваженья — человек, который не хочет, чтоб его уважали, — раб или подлец.

165

154. А. А. ГЕРЦЕНУ

2 марта (18 февраля) 1866 г. Монтре

2 марта 1866.

Montreux, Hôtel des Alpes.

Третьего дня я писал диссертацию к Мейз<енбуг>. Сегодня собираюсь писать к тебе. — Спор о семье и Т<ате> пора действительно оставить. Ты не понимаешь, чего я хочу — чего я боюсь. Я хотел, чтоб Тата не ставила целью, и притом близкой, замужство, и достиг ее. Затем я и не думал отклонять ее от брака, и скажи она мне сегодня, что Луг<инин>, ех gr, ей нравится, — я ей отвечу: «В год времени ты могла обсудить — иди за него». Я боюсь нелепого поступка — т. е. брака очертя голову и несчастья ее на целую жизнь. The matter is dropped266[266].

Есть надежды, что костр<омское> именье и доход не пропадут, особенно если при этом часть пожертвуется — я узнаю и хлопочу — об этом никому.

Есть и другие надежды — что Виргиния мало-помалу будет платить старый долг. При экономии, стало быть, gouffre267[267], сделанный американской войной (собств<енно>, не больше совокуп<ности> виргинских процентов и части капитала), затянет. Руки больше развязаны будут, и я снова прихожу к мысли начать ряд выделов вам.

Досадно мне, что Ольга скверно учится — я молчу Мальв<иде>, но тут доля греха на ней. После поездки в Париж в 1861 я постоянно говорил о школе. Мальв<ида> едва стала слушать в 1865 — а тут тройная глупость (твоя, ее и моя) с острогом Фрёлиха. Надобно предоставить времени — а все же больно.

Намерение твое несколько нагнать потерянное в твоем образовании хорошо — настолько, насколько оно не повредит специальности. Именно в соединении специальности с общностью и состоит настоящая учено-научная деятельность. Специалистом может быть тот, кто идет от общего, — иначе он будет работник хороший для других или для матер<иальной> пользы (фотографииix[i] Левицкого) — и баста. Мальв<ида> пишет, что ты намерен читать Конта — это тоже хорошо. Но он пишет пространно, a Stuart Mill и Литтре и ряд русских статей о

266[266] Кончено (англ.)<. - Ред.> положительной философии дадут существенное (St. Mill. «Logic»). Если же эти занятия тебя оторвут от дела — это беда. Занимаясь в день часов 10, можно бездну сделать и общего, и специального.

Писал я тебе, что Ковал<евский> издал в Петерб<урге> «Кто виноват?» и что он был куплен нарасхват? Теперь он издает «Сороку-воров<ку>», «Крупова» и пр. — и пишет, что

166

будет мне посылать по 600 руб. сер. (1000 фр.) за волюм. Вот до каких чудес мы дожили.

N ждет в апреле Сат<ину> в Германию месяца на два. Перемен нет никаких — она влечет себя в гроб и мученья своими фантастическими и раздражительными ипохондриями. Помочь трудно. Лизу мне смертельно хотелось бы поставить на реальный путь — она, я уже писал, необыкновенно умна — ум и память и своего рода sagacité268[268] делают ее ученье легким. С другой стороны, одиночество, неровность требований и добрая, волокнистая и пустейшая miss Turner.

Покамест прощай.

Тхор<жевский> писал о 250 фр. в Лондон.

Шольц в Женеве был, Огар<ев> в восторге от него. У него был при нем припадок.

Мальвиде и Ольге поклон. Я, вероятно, 5 поеду в Женеву — дома еще нет. Тхорж<евский> нашел какой-то в Lancy — за Арвой, за 2500.

155. Н. П. ОГАРЕВУ

2 марта (18 февраля) 1866 г. Монтре.

2 марта. Hôtel des Alpes. Montreux.

Вот и Жемчужников… Ни от него, ни от Сатиной я помощи не жду — нет, Огарев, тут или будет чудо или все потеряно. Я больше чем устал — старею, становлюсь равнодушнее. Это помешательство — над которым N власти не имеет и не хочет иметь. Что мы можем сделать — настолько ли ты его знаешь, что можешь с ним говорить, имею ли я право жаловаться и располагать тайной.

Я сделал опыт правильно заниматься с Лизой — она очень понятлива, очень мило учится — N на все смотрит с какой-то затаенной злобой. Всякое слово вызывает колкий ответ. Я готов бы был полгода быть учителем Лизы — и если сначала не умел порядком воспитывать старших — заняться ею… Но при такой обстановке, да еще при посторонних, что же я сделаю.

Разумеется, я записки никакой не дал. Если б, Огар<ев>, ты, не говоря ни слова, вдруг мог бы Юпитером упасть в Франкфурте на них, — может, ты и поразил бы С<ати>ну. Приготовь к ней письмо на всякий случай. Приготовь насколько можно и Жемчужникова. Какое глубокое и плоское несчастье!

167

О Долгоруком — pater familias269[269]. A Lion — mater familias270[270] — пишет, что муж на краю разорения, она едет, может, во вторник в Петерб<ург>. Я ей писал, чтоб повидалась с Сатиным и сказала бы ему, что ему с тобой видеться необходимо.

Могу приехать во вторник, но с тем чтоб в середу у Долгор<укого> не быть — а у нас когда он хочет, я рад. Об этом напишу.

Насчет дома — сходи взглянуть. Это же дорога Цамперини. Я согласен на маленький — потому что надежды никакой на толк и соединение. В Lancy, так в Lancy.

Не понимаю, что значит, что письмо бофрера не нравится в доме. Если грубо — ты должен был прислать или также грубо отвечать.

О твоем лечении in der Einsiedel271[271] я писал вчера. Бах был наконец — il beato272[272] и не хватился паспорта. Он умен — мы с ним спорили. Присылай скорее бумаги Веденяпиной — он тотчас напишет. Сегодня он придет вечером.

Прощай.

О деньгах писано Тхорж<евскому> давно.

156. Э. КИНЕ

4 марта (20 февраля) 1866 г. Монтре.

Monsieur,

j’ai reçu un télégramme qui me force à partir immédiatement pour Genève. Il m’est impossible de venir présenter mes respects à Madame Quinet et à vous. J’espère revenir dans quinze jours et profiter alors de votre bonne invitation.

269[269] отце семейства (лат.)<. - Ред.> 270[270] мать семейства (лат.)<. - Ред.> 271[271] в уединении (нем.)<. - Ред.> 272[272] блаженный (итал.). — Ред.

Recevez, Monsieur, l’expression de ma sincère sympathie et de mon respect profond.

Dimanche, matin.

Al. H e r z e n .

P. S. Je vous ai envoyé le Nord.

C’est un de mes amis, M. Bach, qui s’est chargé de cette lettre; permettez-moi de vous le recommander comme une personne très distinguée.

Перевод

Милостивый государь,

я получил телеграмму, которая вынуждает меня немедленно уехать в Женеву. Я лишен возможности лично засвидетельствовать свое почтение мадам Кине и вам. Надеюсь

168

вернуться через две недели и тогда воспользоваться вашим любезным приглашением.

Примите, милостивый государь, выражение моей искренней симпатии и глубокого уважения.

Ал. Герцен.

Воскресенье, утро.

P. S. Я вам послал «Nord».

Один из моих друзей, господин Бах, взял на себя передать вам это письмо; позвольте рекомендовать его вам как очень приятного человека.

157. А. А. ГЕРЦЕНУ

9 марта (25 февраля) 1866 г. Женева.

9 марта. Boissière.

Письмо твое от 6 я получил и не знаю, имел ли ты, писавши, в руках мое длинное письмо из Montreux или нет. В нем я вперед отвечал на многое. Очень мне жаль, что ты запускаешь твои специальные занятия<.> Ты мог вести их de front273[273] с общим образованием. Я снова начинаю думать, что придет время, когда ты легко можешь ехать в Россию натуралистом. Твое

tâtonnement274[274] отнимет у тебя ту часть науки, которая удалась. Тебе через три года — тридцать лет… опасно, и я советую обдумать. В тридцать лет обыкновенно человек оседает, и все главные plis275[275] готовы. Замечание Шиффа об «энтузиазме» всего печальнее. Исследуй же себя, «к чему же есть энтузиазм?», и