1864 — все было готово к тому, чтоб N основалась одна с детьми. Тут страшная, поразительная смерть двух малюток — и затем через несколько месяцев намерение ехать с Лизой в Россию. Этого я допустить не мог. Помни, что так, как я многим жертвовал для вас, так я многим пожертвую для Лизы — которую нельзя не любить, даже и при шалостях. Сближений настоящих я между вами и не ищу. Что Тата иной раз ездит — это по многому хорошо. К тому же в Женеве — у нас также не делается дом. Тата решительно не хочет и не умеет заниматься хозяйством. Сказать, чтоб я вполне был ею доволен, я не могу, несмотря на усилия мои и Огар<ева> — она кисти в руки не берет, пеньем занимается — вот и все, правда, немного естественными науками (dilletantisch315[315]). При

204

этом — она становится немного шумлива и нетерпелива. Вероятно, воображая, что в этом независимость и характер. Порядочной женщины, которая на нее имела бы влияние, нигде нет, ни вдали, ни вблизи. Под порядочной я разумею Мейзенбуг — галлетизе (сама Галле была

314[314] парохода (англ.)<. - Ред.> 315[315] по-дилетантски (нем.). — Ред.

пустейшая буржуазка), Салиас и бабушка Фогт — modernisee316[316], очищенная и исправленная. Знакомые здесь ниже Таты головой, из чего не следует, что она очень высока, но напротив — что те малы. Левье — дурочка, трусиха — и ровно ничего. Жена Фогта — тоже ничего, Симоны — дети. Мте Lion может сделать пользу — в пенье, но и только. Такова судьба семьи, оторванной от родины, от своего круга и потерявшей живой центр свой кончиной матери. Что же дальше? Жить на два дома — и даже на три (имея убежище отдыха) — для этого надобно жить бедно — я на это согласен. Мне очень жаль, что Огарев (здоровье его не хуже, хотя обмороки опять регулярно раз в неделю) вязнет глубже в pseudo-семейную жизнь — он из нее не выйдет — лучше было бы жить нам вдвоем и иметь на содержании тетку — т. е. Тхоржевского, который бы за нами ходил. По несчастию, за Ог<аревым> должен быть особенно по утрам надзор.

Вместе ли с тобой или позже я к вам на месяц, может, на два приеду — в Италию, Тата проведет эту зиму в Флоренции — я меньше боюсь от нее вздорного брака — она слишком любит независимость.

Лиза и N останутся покаместь в Лозанне (где очень хорошо, и даже для лета лучше обожженной и каменной Италии).

Насчет земель возле Флоренции мало верю — а выдел бы хотелось сделать. Одно я от тебя требую — во всяком случае и какие бы отношения ни были — Лизе отделить ее долю — если я не успею сделать этого при жизни.

Затем прощай.

Что Мальвида уехала к Терентью?

P. S. Что ты пишешь о помехе моей общественной деятельности, я не понимаю — в ней мне никто не имел силы мешать.

250 fr. посланы. Ящик на ружье стоил 6 фр.317[317]

191. А. А. ГЕРЦЕНУ

7 июля (25 июня) 1866 г. Женева.

Суббота. 7 июля.

Денег от Авигдора еще нет, а потому я посылаю одну тысячу золотом, 500 отправь Мейзенб<уг>.

316[316] модернизированная (франц.). — Ред. 317[317] Не знаю, можно ли в войну посылать.

Я Тате поручил тебе или Мальвиде написать обо всех ужасах из России318[318]. Прибавлять нечего. Отвечай как можно скорее о деньгах.

В Венецию я собираюсь не на шутку.

Прощай.

P. S. На твой портрет, присланный Левье, — я смотрел с искренной грустью. В прибавку к болезни и старческому выражению — искусство и безвкусие сделало все, что могло. Такие портреты посылать не следует и так скверно бриться тоже.

192. М. МЕЙЗЕНБУГ и О. А. ГЕРЦЕН

11 июля (29 июня) 1866 г. Лозанна.

11 juillet 1866.

Lausanne, Hôtel Belvédère.

J’ai reçu votre lettre encore à Genève. Dans l’heureuse ignorance des déserts de S. Terenzo — vous ne saviez pas encore la farce vénétienne. Que j’avais raison de maudire cette guerre. C’est bien que l’Autriche est mortellement blessée — mais je haïs encore plus cette infâme patrie des Junkerthums — qui trouve grâce même à vos yeux. Vous dites entre autres que si Bismark voulait franchement etc. D’accord si Bismark était un Danton ou un Robespierre beaucoup de choses seraient tout autres — mais il est Bismark. Vous avez, chère cosmopolite, un nerf tout patriotique pour les «немцы» — et malgré vous vous êtes prussophile (comme tous les Allemands du Nord) — jusqu’aux bouts de vos ongles.

Je présume que l’on ne se battra plus. Quel siècle — où la conquête de Venise par l’Italie devient un soufflet pour la Péninsule et pour le roi, et pour Garibaldi. Voilà la grande journée à laquelle rêvait Maz dans sa mansarde de Brompton.

Le reste dans les journaux.

Allons à la maison. Or donc vous voilà ermite — d’une bonne espèce (della Spezia) — est-ce jusqu’au 1 sept?

Mon plan serait d’aller vers la fin d’août — à Venise, de passer quelques jours là — de passer quelques jours à Milan (où je n’ai jamais été) — ensuite un repos à Como. — Si le voyage est possible pour les finances nous pourrions le faire ensemble, sinon — nous nous arrangerons. Tata restera ensuite, et moi je retournerai. A propos, une idée lumineuse m’a frappé il y a deux-trois jours. Les Américains fêtaient une grande fête. Je regarde la fête — et je m’en vais chez le Consul. — Monsieur, — lui dis-je, — il y a une dame qui a écrit 3 lettres à Carl Schurz —

318[318] Мартьянов умер. Худяков приговорен к смерти; жена его отличилась при допросе.

sans avoir de réponse — comment faire pour savoir s’il les a reçues. — Ecrivez au rédacteur de la New York Tribune. — De suite je prends un papier et je lui écris en ajoutant qq lignes pour Schurz. J’ai lu l’article très clairement et très bien composé — par M. Berduchek sur l’affaire Vieusseux. Il faut être spécialiste consommé et littérateur italien pour mener avec profit et honneur cette affaire. Il me semble qu’Alex ne fera pas beaucoup. Je voudrais certainement le lancer dans une entreprise de ce genre mais le capital est comme des Lebens Mai, il ne retourne plus. Pensons-y… mais… ou comme disait Haug… ma… ma… Remerciez mille et mille fois Mr Berduchek319[319].

Письмо твое, милая Ольга, пришло, ты немного лучше пишешь, т. е. красивее. Теперь тебе поздно идти к Гарибальди в сестры милосердия. Что же ты читаешь теперь в S. Terenzo, я тебе

319[319] Я получил ваше письмо еще в Женеве. В счастливом неведении пустынь S. Terenzo — вы еще не знали о венецианском фарсе. Как я был прав, проклиная эту войну! Конечно, хорошо, что Австрия смертельно ранена, но я еще сильнее ненавижу отвратительное отечество Junkerthums <юнкерства>, которое находит себе снисхождение даже в ваших глазах. Между прочим, вы говорите, что если бы Бисмарк искренно хотел и т. д. Согласен, если бы Бисмарк был Дантоном или Робеспьером, многое было бы совсем иначе, но он Бисмарк. У вас, дорогая космополитка, патриотический нерв в отношении немцев, и вы помимо воли пруссофилка (как все северные немцы) — до кончика ногтей.

Я предполагаю, что воевать больше не будут. Каков век — когда завоевание Венеции Италией является пощечиной для полуострова, и для короля, и для Гарибальди! Вот он — великий день, о котором мечтал Маццини в мансарде в Брамптоне.

Остальное — в газетах.

Вернемся домой. Итак, вы отшельница — хорошего рода (della Spezia) — и до 1 сентября?

Мой план таков: в конце августа отправиться в Венецию, провести там несколько дней — затем провести несколько дней в Милане (где я никогда не бывал) — потом отдых на Комо. Если в денежном отношении это путешествие окажется возможным — совершим его совместно, если же нет — устроимся иначе. Тата там останется, а я вернусь. Кстати, два-три дня назад меня осенила блестящая мысль. Американцы справляли большой праздник. Я посмотрел на праздник — и отправился к консулу. «Сударь, — сказал я ему, — одна дама послала 3 письма Карлу Шурцу — и не получила ответа — как узнать, получил ли он эти письма». — «Напишите редактору „New York Tribune»». — Я тотчас взял бумагу и написал ему, добавив несколько строчек для Шурца. Я прочитал ясно и толково написанную записку Бердушека о деле Вьессо. Надо быть заядлым специалистом и итальянским литератором, чтобы выгодно и с честью вести это дело. Мне кажется, что Александр многого не сделает. Конечно, я желал бы направить его в предприятие подобного рода, но капитал, как и des Lebens Mai, не возвращается. Подумаем над этим… но… или, как говорил Гауг… ma… ma… Поблагодарите тысячу раз г. Бердушека (франц. и нем. — Ред.).

пришлю (вероятно, завтра отправлю по почте) первые тетради нового романа не хуже «Терезы» — того же автора.

207

Даже Лиза слушает его с большим вниманием. Лиза ходит всякий день в Kindergarten320[320], она, как и прежде — капризничает много, но зато очень умна. Здесь были итальянцы — большие реакционеры. Лиза мне за обедом говорит: «Вот хорошо, что Ольги нет — они все за старый Король и Поп, у них была бы сцена». Напиши ей записочку.

У Таты беспрестанно болит голова.

Целую тебя. — Прощай.

P. S. J’ai envoyée à Аlех 1000 fr.; il doit vous en envoyer 500, j’enverrai encore — après avoir reçu d’Avigdor321[321].

193. С. ТХОРЖЕВСКОМУ

14 (2) июля 1866 г. Лозанна.

Cher Tkhorzevsky, je vous autorise de prendre de mon argent déposé à la banque générale de Suisse — de mille cinq cents jusqu’à deux mille francs (je n’ai pas avec moi le livre des chèques) — et les envoyer à mon fils à Florence en or.

Votre tout dévoué Al. H e r z e n.

14 juillet 1866.

Lausanne, Hôtel Belvédère.

Перевод

Дорогой Тхоржевский! Уполномочиваю вас получить с моего счета в Главном швейцарском банке от тысячи пятисот до двух тысяч франков (у меня нет при себе чековой книжки) и выслать эти деньги золотом моему сыну во Флоренцию.

Совершенно вам преданный

Ал. Герцен.

320[320] детский сад (нем.). — Ред.

321[321] Я послал Александру 1000 фр., он должен вам послать из них 500, я пошлю еще — как только получу от Авигдора (франц.). —