с ним часа четыре. Omni casu61[61] он очень умен и очень много знает. Уклончив, бережет свою позицию, но интересен. Он мне показывал письмо к Юр<ию> Сам<арину> в десять листов о московском coup de constitution62[62]. Все подробности, сценические и закулисные. Голохвастов без сомнения выше всех прочих головой. (Чуть ли не он и составил подольский адрес.) Он аристократ, но скрывает это. В письме сказано: «Самообладание этого человека 23 лет удивительно, звонкий голос, плавная, увлекающая речь» (он говорил оба раза больше двух часов). Вот куда Дм<итрия> Павл<овича> выгнуло.

45

Полов<ина> первого.

Письмо от тебя, к Николадзе пойду.

Письмо от Касаткина — все сделано, дом отдает хозяин за 5500, но не знает, может ли отдать потом (т. е. через год) — он хочет его продать.

Письмо от Nat. Они вчера, в субботу, в 6 вечера должны были отправиться в Канн и, след., сегодня с утра там.

Тургенева здесь нет.

Голынск<ий> здесь в страшном загоне от меня за то, что не взял акции — я его со свирепостью тесню.

Иду слушать Дюма — causerie63[63], так и быть заплачу 10 фр.

Ус<ов> взял акцию.

В воскрес<енье> почта идет в час.

Обнимаю тебя. Новости о твоем здоровье очень, очень радуют.

В Канн пиши:

France —

Grand Hôtel à Cannes (Alpes Maritimes)

послед<нее> нужно, есть Cannes в Calordos’e.

Тхорж<евского> и Чернец<кого> целую.

61[61] Во всяком случае (лат.)<. - Ред.>

62[62] конституционном перевороте (франц.). — Ред.

Завтра узнаю, еду ли в середу. От префектуры получил дозволение exhumation64[64]. Это делается при двух чинов<никах> — и procès verbal65[65] — на все нужно время.

36. Н. П. ОГАРЕВУ

20 (8) марта 1865 г. Париж.

Вчера был я на conversation66[66] Дюма. Пошлее, глупее ничего себе нельзя представить. Это гаерство и риторство, доведенные до чудовищных размеров. Идучи туда, я повстречался с каким-то старичком с седыми усами, который, проходя мимо меня, глухим голосом и не глядя на меня, сказал: «Отзвонил!» Я взглянул — и что же? Сам Иван Головин. Я посмотрел и тихо продолжал путь, то же сделал и он. Mit bedächtigem Schritt — tritt.

Об Ильинс<ком> не много узнал, потому что Бран<ицкого> нет в городе. Но человек он, кажется, плохой, по всем отзывам.

Вчера обеденный стол держал с Стад<лером> у Левицк<ого>. Сегодня держу с Ус<овым>, с которым идет перепалка. Сал<иас> тоже моей статьей недовольна, но к ней я не поеду. Сер<гей> Л<ьвович> с чьих-то влияний беспрестанно говорит о более мирном направл<ении> «Кол<окола>» в сторону Ал<ександра>

46

Ник<олаевича> при том же социальном направлении, как и прежде. «Все жаждут обновленный „Кол<окол>» с новыми, более практическими статьями». Кажется, того же мнения и Хан<ыков>. Почему он тебя называет «утопистом, поэтом в политике, пророком, хватающим за 1000 лет», я не знаю — или почему он не таким же считает меня.

Мораль всего этого та, что действительно нам снова открывается место и, следственно, надобно сильно приняться за работу. Надобно ошеломить — своих и не своих — первой статьей и снова рвануться в ряды живых. Для всего для этого надобно быть на месте. К половине апреля все должны успокоиться.

Затем прощай. Еду опять на кладбище. Если префек<т> не задержит, я 22 в 3 часа уеду и 24 буду в Ницце (надобно ехать с train-omnibus, который везде останавливается, — вот тебе было бы счастье — напр<имер>, в Тулоне 8 часов), тогда 25 или 26 Nat будет в Ницце, а потом буду ждать вестей о своем отправлении.

2 часа.

64[64] эксгумации (франц.)<. - Ред.> 65[65] протокол (франц.)<. - Ред.>

Позволение exhumation67[67] пришло на кладбище. В 8 утра — в середу. След. в середу я отправлюсь туда в 1/2 8 и с чемоданом. В 31/2 — отъезд. Напишу еще.

У Николадзе был, не застал, назначил ему rendez-vous68[68].

Щербань — du Nord просил Хан<ыкова> представить его — я вежливо уклонился. Вот еще.

37. М. МЕЙЗЕНБУГ

21 (9) марта 1865 г. Париж.

21 mars. Paris.

Mais pourtant, très chère et très romaine amie, je vous ai écrit vingt fois, si ce n’est plus, mon plan, mes projets, prévisions et anticipations. Et vous me demandez, où nous en sommes. Récapitulons. Je commence par les faits accomplis. La maison à Genève — louée pour un an, les bagages envoyés, je pars demain pour Nice, je reste avec Mme Ogareff à Cannes jusqu’à l’arrivée d’Ogar à Genève et je la ramène là avec Lise. Je vous laisse à votre Monte Pincio; tout le temps de la grande installation entre le Mont-Blanc et Vogt, et je vous invite de venir vers la fin de mai. Si la santé, l’esthétique, le trop froid, le trop de sombre dans la vie vous forcent d’aller à Florence après le 15 nov, je ne m’y opposerai pas. Maintenant c’est clair, diaphane, — n’est-ce pas?

47

Pour les maîtresses pour Olga (à commencer par un maître de la langue russe) nous ne serons pas en peine. Pensez que Genève a marché depuis les Antonins, et Rome ne se distinguait jamais par la pédagogie même aux beaux temps de Cicéron.

Avez-vous enfin lu «Le Conscrit de 1813» et «Thérèse»? De quels livres plus sérieux parlez-vous? Economie politique ou harmonie pathologique?

Ecrivez en attendant à l’adresse de Mme Ogareff: Grand Hôtel à Cannes (Alpes-Maritimes).

Vous ne m’écrivez rien sur les résultats de l’entrevue de Mme Schwabe avec Mac-Clellan? Oh, sainte agitation, cela fait mousser le chocolat fade de l’histoire.

Sur cela je prie Dieu de vous garder en bonne santé. Adieu.

P. S. 20 mars, le matin, 5 degrés de froid.

21 mars — encore plus froid, vent glacé et de la force d’un ours.

67[67] эксгумации (франц.)<. - Ред.> 68[68] свиданье (франц.). — Ред.

Depuis la fin de nov jusqu’à aujourd’hui cet hiver n’a été qu’une punition corporelle, qu’une souffrance quotidienne et cela à Londres comme à Paris. Ce n’est pas une existence humaine. J’ai un cold et une toux depuis le 10 février.

Пeревод 21 марта. Париж.

И все-таки, очень дорогой и очень римский друг, я вам писал раз двадцать, если не больше о своих планах, намерениях, предположениях и предвидениях. А вы спрашиваете, в каком положении дела. Повторим. Начну с фактов совершившихся. Дом снят в Женеве — снят на год, вещи отправлены, я уезжаю завтра в Ниццу, остаюсь с Mme Огаревой в Канне до приезда Огарева в Женеву и тогда отвезу ее с Лизой туда. Вас я оставляю на вашем Монте-Пинчо на все время великого переселения между Монбланом и Фогтом и приглашаю вас приехать лишь в конце мая. Если здоровье, эстетика, слишком сильный холод или избыток мрачного в жизни заставят вас после 15 ноября уехать во Флоренцию, я не буду препятствовать. Теперь все ясно, прозрачно, не правда ли?

Что касается учительниц для Ольги (начиная с учителя русского языка), то в этом не встретится затруднений. Вспомните, что Женева со времени Антонинов ушла вперед, а Рим никогда не блистал педагогикой, даже в прекрасные времена Цицерона.

Прочли ли вы наконец «Историю новобранца 1813 года» и «Терезу»? О каких более серьезных книгах вы говорите? О политической экономии или патологической гармонии?

Пока пишите по адресу Mme Огаревой: Гранд Отель в Канне (Приморские Альпы).

48

Вы мне ничего не пишете о результатах встречи Мте Швабе с Мак-Клелланом? О святое беспокойство, от него начинает пениться приторный шоколад истории.

Засим молю бога сохранить вас в добром здравии. Прощайте.

Р. Б. 20 марта, утро, 5 градусов мороза.

21 марта — еще холоднее, с медвежьей силой дует леденящий ветер.

С конца ноября и по сей день эта зима была сплошным телесным наказанием, ежедневным страданием как в Лондоне, так и в Париже. Это прямо нечеловеческое существование. У меня соЫ69[69] и кашель не проходят с 10 февраля.

38. Н. П. ОГАРЕВУ

21 (9) марта 1865 г. Париж.

21 марта.

Ус<ов> предлагает тебе остановиться в Hôtel Frejus — он обещает хорошую комнату и прислугу, т. е. внимательный уход. Ему по какому-то таинственному делу надобно отлучиться дней на 8 в конце марта, а поэтому он просит, чтоб ты ему написал притоманно, когда приедешь. Он к 5 апреля может вернуться. Напиши ему. Без Ус<ова> не стоит забиваться в такую нечестивую даль.

Из письма N ты увидишь, как они легко доехали.

Писать мне больше нечего. Завтра еду. Пожалуй, напишу из Марселя или Тулона, если будет время.

Сегодня я у Левиц<кого>… с Тютчевым. Горе ему, если он станет говорить о «Колоколе». Он просил Левиц<кого> его познакомить. Экая каша.

Что у вас? Здесь третий день крещенские морозы и вьюга. Действительно на моей памяти с 1847 ничего подобного не было. Ты не можешь чувствовать — не зная, что такое ревматизм, — той деморализации, в которую повергает этот неистовый холод. Кашель у меня удвоился. Если б была честная возможность, никогда не поднялся бы на север дальше Приморских Альп и думаю, что рано или поздно придется умереть там.

Посмотри, что Nat пишет о Канне.

От Мейзенб<уг> письмо. К ним ходит Лист, wo zu?70[70] — Русский генерал Шуберт и русская девица Штейн.

Затем прощай. Жду твоего письма.

Выезжаю я завтра в 31/2 дня, утром в четв<ерг> в 7 ч<асов> в Лионе, вечером — в Марселе, ночь — в Тулоне, в 11 часов

49

3/4 проеду по Cannes и в 123/4 ночью буду в Ницце. В субботу утром там все устрою и поеду в Cannes. В воскр<есенье> или понедельник похороны, во вторник в Cannes.

Ты можешь таким образом знать — a peu près71[71], где я. Пиши в Cannes.

70[70] для чего? (нем.). — Ред.

Николадзе у меня. Он от тебя ничего не получал и желает знать, какие именно подробности ты желаешь знать.

Прощай.

39. А. А. ГЕРЦЕНУ

21 (9) и 23 (11) марта 1865 г. Париж—Тулон.

21 марта. Paris.

Завтра, любезный Саша, я еду с двумя гробиками в Ниццу. Полагаю, хорошо взвесивши дело, что ты можешь не приезжать, а лучше удели больше времени на вакации. Дом в Женеве нанял на год с 1 апреля, к 15 все соберемся, т. е. old church72[72] — Ог<арев>, Нат<али> и я. До тех пор проведу в Cannes. Там отдохну от зимы. Такой зимы я еще в Европе не видел — сегодня, напр<имер>, больше 5 град<усов> мороза с мистралем (что равняется 15°); с того дня, как ты замерзший приехал через Montcenis, — одно продолжительное мученье; Женева не выручит — боюсь зимы там. Кстати, от Мальвиды письмо, я их оставлю на весь май, но к 1 июню пусть переедут — этого, наконец, требует высшее приличие. В ноябре (в конце) они могут ехать в Флоренцию. Мне жаль, что Тата