Просил его даже у Выруб<ова>. В «Голосе» мое письмо должно быть между 88—95 №№.
Ни счет из банка, ни программу нечего было торопиться посылать — это шло в груз Тхоржевск<ого>, но так — так так. Хотя «беспозво<но>чные животные» и есть, но всё схоластично, а букет всему — la morale comme science133[133]. Итак, это вздор.
После двух дней хорошей погоды — духота, мгла, тучи — эту зиму будут помнить. Я жду от Саши и Ольги писем, чтоб знать — какой дорогой ехать. Если никто из них не приедет в Геную или Специю — может, я просто поеду на Марсель.
132[132] жаркое (франц.);
Вообще у нас готовится так, чтобы Тата могла omni casu134[134] 25 апрел<я> быть в Флоренции. Если ехать на Геную — мы все
82
поедем вместе, если на Марсель — мы поедем, дождавшись Тхоржевского, никак не позже 3, 4 мая. Из Марселя прямо в Дижон и Брюссель. Может, из Лиона я приеду — но не лучше ли, осмотревши Брюссель? Пробыв месяц в Брюсселе, я увижу, стоит или нет передвигаться тебе.
11. Воскресенье.
Ты меня в отчаяние приводишь твоим нежеланием понять того, что я писал о России. Вот пункты:
§ 1. Я — и все политические эмигранты, религиозные и социальные, оставшиеся эмигрантами, — хотят возвратиться, от Гюго до Боке.
§ 2. Подлые эмигранты или слабые ищут средств личных и большей частью не брезгают подлыми.
§ 3. Неподлые эмигранты ждут или переворота, или общей амнистии (как в Австрии).
Но как такой амнистии нет — то я и не думаю до нее и до перемены (ex
2<-е> Но. Но если такая перемена будет — я сочту себя очень счастливым и возвращусь: а) Потому что здесь делать нечего. (3) Потому что мы новой России не знаем. у) По личному вкусу.
О чем же ты хочешь писать и в чем убеждать?
Самое забавное состоит в том, что «Бирж<евые> вед<омости>» спохватились — и обругали меня во второй статье именно за то, что я не хочу просить как милости — права возвратиться.
Вероятно, сегодня едет Пан. Жду его. Чернецкий просит искать ему места в Париже teneur’a des livres135[135] — не думаю, чтоб это было легко без франц<узского> языка. Он, кажется, желает обещ<анных> 500 фр. Шалун, тогда и попросил, когда Тхор<жевский> уехал. Если ему очень нужно, напиши — я в банке сказал для верности, что чеков, кроме Тхор<жевского>, давать не буду. Надобно им писать особо.
Все кланяются. Прощай.
134[134] во всяком случае (лат.). — Ред.
12 апреля (31 марта) 1869 г. Ницца.
12 апреля. Понедельник.
Сейчас прочитал твой ответ Ламбрускини. Им я меньше доволен, чем лекцией. Зачем с самого начала — тон cassant136[136]? Он неприятно действует — и можно все то же сказать, и еще
83
злее — под лаком и pomme d’amour’oBbiM137[137] соусом. Вероятно, ты и Шифф — разочли все могущие быть последствия, не наделайте бед реальному направлению естественных наук в преподавании. Ты, вероятно, должен будешь все-таки оставить свое место (видел ли ты, как Дюрюи прогнал Пиша из службы за одну статью?) — и тогда снова пойдет мое предложение о Париже. Я тебе предлагал переводить — только в случае, если не будет срочной работы. Рекомендую большую урбанность и courtoisie138[138] в большом письме. Для этого надобно такт — но почему же его не иметь.vi[6]
Я остаюсь при старом плане насчет Брюсселя. Выруб<ов> и Фонтен в восхищенье от этого, пришли мне с Тхоржевским всю перепалку с Ламрус<кини> и лекцию Выруб<ову>, я укажу для заметки в «Revue». Я же сам собираюсь издать 8 частей — Opera omnia139[139] свои на французск<ом> языке.
«Биржевые ведомости» поместили третью длиннейшую статью — против меня. В ней досталось и тебе, — отвечай мне на следующие вопросы. 1-ое. Когда ты говорил с Горчаковым — сказывал ты ему, что ты едешь устроивать дело по костромскому именью, что ты давал ему слово не делать пропаганды — хотя и прибавлял, что моим принципам не изменишь?
2. Говорил ли ты с кем-нибудь, кроме Горчакова? Мне необходимо знать для ответа. Мне кажется, что сначала все это был ballon d’essai140[140] — не возвращусь ли я, а потом, увидевши, что не удалось, — они принялись ругаться. Между прочим, говорят, что русское правит<ельство> — не наказывает детей за грехи отцов, и потому именье, верно, отдадут… Это чисто приманка. Я не пишу ответа только потому, что не могу достать «Русск<ого> вестника» —
136[136] резкий (франц.). — Ред.
137[137] помидорным (франц.);
138[138] учтивость (франц.);
139[139] полное собрание сочинений (лат.); 140[140] пробный шар (франц.);
где я тоже обруган. И в то же время два книгопродавца просят моего разрешенья — издать в России все прежде напечатанное мною.
В Петерб<урге> опять история с студент<ами> — Медиц<инская> академия закрыта, беспорядки были в Универс<итете>, Технологич<еском> институте и Земледель<ческой> академии. Недурно.
Если у тебя нет места, нельзя ли Тхор<жевского> поместить у Фрикена — он как-то говорил мне тогда?
Если Тата останется месяца на два, на три — не лучше ли ей потом поместиться с Ольгой, — скажи это Мейзенбуг. Я ей пока буду давать 200 фр. в месяц на всё (кроме путевых издержек).
Черкесов возвратился, ребенок вне опасности, они выписали из Женевы Серно- Соловьевича — des goûts et des couleurs…141[141]
84
Я тебе послал sous bande142[142] вторую статью «Доктора» — получил ли? И что?
Затем обнимаю вас обоих и также Ольгу — которой паки и паки предоставляю решить, нужно ли и хочется ли теперь приехать в Геную или отложить до больше продолжительного свиданья.
Пан является 15 апреля.
Рукой Н. А. Герцен:
Пожалуйста, не забудь зайти к Фрикену, милый Саша, и расспросить его — не может ли Пан Тхоржевский у него остановиться? Фрикен ему когда-то предлагал, когда слышал, что он собирается во Флоренцию.
Черкесовы вернулись сюда. Дочери, маленькой Тате, лучше. — Но тут вышла преглупая история. М- me Тр<убникова>, с которой мы было поближе познакомились, так как она очень интересная женщина, рассказывала многое о России и вообще симпатична — ну, кто-то назвал Серно-Соловьевича. Мы увидели, что в том, что касается до него и его историй, мы ни в чем не согласны, — что она его почти что обожает — и ждет его сюда в Ниццу. — Вследствие чего просила нас не ходить, пока он гостит… вышло все глупо, чем кончится — еще не знаю. Но мне ужасно досадно — я так обрадовалась этому знакомству.
Твою брошюрку я читала — все чрезвычайно ясно, мне. — А ответа Ламбрускини еще не видела.
Basta143[143].— Папа торопит. Обнимаю и целую вас.
141[141] на вкус и цвет… (франц.). — Ред.
13 (1) апреля 1869 г. Ницца.
Нет ли еще комиссий у Терезины?
оба письма ваши — одно адресованное в Женеву, другое сюда, я получил. Предложение ваше мне очень лестно, и я его тотчас принял бы, благодаря вас. Но вот какое обстоятельство: месяца полтора тому назад с подобным предложением обратились ко мне из Петербурга (с прибавкой «Писем об изуч<ении> природы» и «О дилетантизме») — я дал мое согласие — и ничего потом не слыхал. Постараюсь узнать, что вышло из этого, и если предложивший раздумал — я с величайшей охотой передам вам право издания. Я извещу вас об этом.
Ниццу я оставляю в первых числах мая (н. с.). Если вам что-нибудь придется сообщить — после 25 апре<ля> н. с., то прошу вас писать в Женеву Librairie Georg — à Gen<ève>, Corraterie.
Я полагаю, что есть разные статьи, писанные мною позже, которые подходят к новым условиям печати. Некоторые я мог бы указать.
85
Свидетельствуя вам, милостивый государь, искреннее почтение, остаюсь готовым к услугам вашим.
Ал. Герцен.
13 апреля 1869.
Nice, Alp
67. H. П. ОГАРЕВУ
13 — 15 (1—3) апреля 1869 г. Ницца.
13 апреля. Вторник.
Я разом получил два письма от Скалона из Харькова, одно через Женеву и Тх<оржевского>, другое — через Visconti. Он предлагает издать сборник старых статей — и, должно быть, сделал бы и скорее, и лучше, и выгоднее молодых людей. Я ему отвечал, что с величайшей готовностью дал бы ему право — но связан предложением из Петерб<урга>. Какие средства узнать, издадут
они или нет? Затем необходим срок, ех<етрН> gr
Без «Рус<ского> вест<ника>» я связан по рукам — и писать не могу. Если б я знал, что Тхорж<евский> остается еще на сутки, я бы вытребовал мое письмо т Вакоитпет — мне его очень нужно. Я дам ему другую форму и откину все полемическое. В такой форме его можно печатать в России. Я теперь читаю «Рабочий вопрос» Бехера, пер<евод> Ткачева — очень радикально. Также я уверен, что можно издать в России целый сборник моих заграничных статей. Подумай, что Скалон в письме выставил мое имя и фам<илию> и просит ответа по почте — значит, не больно опасно.viii[8]
15 апр<еля>. Четверг.
Худшее в твоем письме — это то, что ты пишешь о письме к Лизе, посланном 11 или 12, — оно не пришло, а пришло твое письмо от 13. Справлюсь. Что в нем было?
Без сомнения, я тебе даю безусловное право раскостить «Бирж<евые> вед<омости>» и Трубникова, но все же на весь инцидент смотрю не так — и от него, говорю тебе искренно, мне не пришлось даже взбеситься столько, сколько бесился от гнусности поляков и наших поросят. Ты никак не хочешь понять дела, даже не понимаешь, почему я поставил Гюго и Боке, и говоришь о их личных качествах (это напоминает Мельгунова). Я хотел с двух концов назвать эмигрантов, читай вместо их имен — Барбес и герцог Омальский, Маццини и Луи Блан — и все же выйдет, что все они подпишут под моими словами.
86
Насчет просьбы о помиловании — никто не поверит — да я же об этом и скажу. А что Россия читающая будет знать, что я страстно хочу возвратиться, но не возвращусь бесчестно — это мне выгодно. Черкесов мне сказывал, что такое репутация Трубн<икова>. Это литератур<ный> ярыга и макро. «Вами опять занимаются — вот он, для интереса и скандала, который заставит его читать, и пишет».
Но, тем не меньше, пиши что хочешь — многое тебе легче сказать обо мне — чем мне.
Студентские истории важны по общности. Прокламац<ия>, напечатанная в «Siècle» (из «Вести»), гораздо лучше той, которую ты прислал. Но где же я здесь наберу газет, за исключ<ением> «Голоса». Филипсон и Далмер уехали.
Аминь.
Диететический рецепт. Ты пишешь, что торопишься потому, что почта отход<ит> в известный час — а писать принимаешься
