(9) января 1869 г. Ницца.
<21 января>14[14], четверг.
Наконец<-то я>вилис<ь> «От<ечественные> зап<иски>» старый «Вестник» (<оди>н, а не два, как ты пишешь) и письмо.
Лиза сегодня встает — ее болезнь продолжалась не больше недели, сыпь прошла, опухоль желез прошла — остается немного беречь от страшно холодных утр и вечеров — что при жаре дня делает здешний климат предательским.
Рейманом я очень доволен.
Разделить «Приб<авление>» на франц<узскую> и русскую часть можно заглавиями, но продавать врознь нельзя — никто не купит русской части. Да и когда же придет протест книгопродавцев — когда это будет последний лист? В «Figaro» было несколько строк о прекращении «Колокола» и переведен весь анекдот о великом князе. Заметь, ни одного русского голоса — ни даже частного — «Колокол» умер, как Клейнмихель, «никем не оплакан».
И мы лезли из шкуры для этой милой сволочи…
A propos, «Поляр<ную> звез<ду>» можно начать печатать тотчас, как Георг заплотит за всю прошлую. А если та не разойдется, мое мнение — вовсе не начинать. Статья моя in Bakouninem кончена, но она может и полежать.
Тол<кай, советуй, подстрекай> Чернецк<ого> в асс<оциа>цию — пус<ть дела>ет уступки.
Могу себе представить, что делается у вас, — когда сухой холод здешних вечеров заставляет дрожать, как в лихорадке. Где же жить? Неужели четыре, пять месяцев зимы в холодных
домах должны провожать всю жизнь и искупаются наслаждением неподвижности? С Ниццей я прощаюсь — довольно, а куда из нее — не знаю.
Сейчас получил от Ротшильда счет. Все исправно. Американская продажа покрыла все дефициты.
Прощай.
11. M. К. РЕЙХЕЛЬ
22 (10) января 1869 г. Ницца.
Рукой Н. А. Герцен:
22-го января 1869.
Villa Filippi, ruelle Merlanzone,
Rue de France.
Nice.
Извини, милая, дорогая Маша, что я тебе так долго не отвечала — и даже с Новым годом не поздравляла. — Мы сами едва заметили, как кончился 1868 г. и начался 69-й; все кругом было очень скучно; наш дом сделался какой-то больницей. Как только я выздоровела, Natalie заболела, той же болезнию; она встала, Лиза легла. Но нездоровие Лизы едва можно назвать болезнию. Как вспомню я, какие болезни были у вас в доме, мне стыдно и совестно упоминать о том, что было у нас, — несмотря на то, что следы еще долго останутся у меня, особенно на лице, вследствие чего я выхожу только с толстой вуалью — и нигде не бываю, где бы пришлось ее снять, потому что Папе стыдно выходить с «plum- pudding’ом»15[15].— Кто это тебе рассказал, что я выхожу замуж? — Скажи мне, пожалуйста, кто мой жених, — познакомь меня с ним; уж не Федя ли Корш?..
Знаешь ли ты, чем мы занимаемся теперь, пока Папаша нам читает, — всё рубашоночки шьем для будущего племянника или для будущей племянницы. — Саша устроил себе очень милую квартирку во Флоренции у самой Porta Romana, — он зовет и приглашает меня, — вероятно, я поеду к ним, как только исчезнут пятны мои скучные. — Мы здесь не думаем топить, хотя по минутам бывает свежо. Сидим почти всегда с открытыми окнами…
Узнаешь ли ты Ниццу — на этом маленьком виде? — В будущий раз пришлю тебе другой.
Обнимаю и крепко тебя целую, тебя, Рейхеля и детей. — Пиши когда есть время.
Твоя Тата Г.
Кланяйся Фогтам, — Иоганночку целую.
Милейшая и добрейшая матушка Марья Каспаровна. Не писали мы оттого, что уж больно закургузило. После Нат<альи> Ал<ексеевны> занемогла Лиза. Болезнь, впрочем, все шла слабее. Тата лежала четыре недели, Нат<алья> Ал<ексеевна> — две, Лиза — одну, у нее была корь, смешанная
19
с оспой. Представьте, что у них уж и следов нет — а Тата еще покрыта, и Эг говорит, что это еще месяца на два. Скука какая.
Саша к маю месяцу заготовляет новое поколение.
А что Егор Ив<анович> замолк — видно, испугался.
Обнимаю вас всех — и юного старого Рейхеля.
Прощайте.
12. Н. П. ОГАРЕВУ
24 (12) января 1869 г. Ницца.
24 янв<аря>. Воскресенье.
По санитарной части все исправно. Тебя поздравляю с 2 № — зато нисколько не апробую, что ты себя лишил фортепьян. Ты их держал месяцев десять не играя, — и отдал, когда стал играть. Не у одного же Мозера есть фортепьяны. — Не Тхорж<евский> ли тебя двинул на эту нелепость?
«Захолустье» — необычайно интересно — это поэма, от которой мороз дерет по коже. Разумеется, его терапия слаба. Века не своротят это болото на человеческий путь.
Выруб<ов> сегодня едет, ты напрасно слишком нападаешь на него, он даже гораздо добродушнее, чем кажется под доктринерской ваксой. Я не вижу необходимости отгонять людей чистых. — Вглядись-ка получше в Утят, Жуков, Фынов и Капелек, тогда поймешь мою ненависть к ним и снисхожденье ко всем другим.
Насчет того, что Чернецк<ий> остался при одном Даниче. Это не совсем дурно — работа скоро остановится совсем — но все же следует издать к 1 числу — мне пришли только взглянуть mise-en-pages. Статья твоя все-таки хороша и хорошо заключает наш звон.
Завтра отошлю тебе календарь, который черт знает зачем мне прислал Тхоржевский.
Я пересмотрел и подчистил (ничего не меняя) мою статейку о Кельсиеве — она очень может быть напечатана в «Пол<ярной> зв<езде>». — Могу все это (т. е. и статью in Bak
От Саши сегодня письмо. Все ладно.
Выруб<ов> сильно проповедует Брюссель для воспитания и жизни. Я ничего не понимаю, не знаю — и чувствую, что во всех уездных городишках мы будем ein Fremdling überall17[17] — Ниццу я возненавидел наравне с Женевой.
Затем прощай.
20
Неужели вы не можете узнать, выходит или нет «Народное дело» — и почему не выходит? Интересно тоже знать: а) о деятельности Бакун<ина> с работниками, ß) о его отношениях к «Народ<ному> делу».
13. С. ТХОРЖЕВСКОМУ
24 (12) января 1869 г. Ницца.
24 янв<аря>. Воскресен<ье>.
Секретно.
Пишу к вам с просьбой, любезнейший Тхоржевский, узнать через кого-нибудь, где можно нанять довольно хорошие фортепьяны — для Огарева. Можно даже сделать контракт — что половина наемной цены пойдет на уплату, если через год захотят купить. Очень жаль, что он именно теперь отдал форт<епьяны>, когда может на них играть. Не выходя, это для него необходимо. До поры ему не говорите ничего. А надобно посоветоваться с музыкантом. — Тут-то и вопрос. Не знаете ли кого? Об этом прошу вас особенно. Сколько он платил Мозеру?
Книги Мейз<енбуг> получил, две дал Visconti. Что же Георг купил их, что ли, что напечатал: «Tous les droits reservés»18[18]?
Лиза выздоровела — но еще не выходит. На дворе холод.
16[16] тягуче (франц.);
17[17] везде чужаками (нем.). — Ред.
Посылка пришла, и второй «Вестник».
Так Катеньку вы просватали…
Затем прощайте.
На обороте:
Пану преверенду Тхоржевскому.
14. Г. Н. ВЫРУБОВУ
26 (14) января 1869 г. Ницца.
26 янв<аря> 69. Villa Filippi.
Я обещал вас известить о моей статье — представьте, что «Нед<еля>» лежала у нас и мы не видали, что статья «Скуки ради» была в 48 № почти без малейшего выпуска.
Вы хотели справиться о «Пол<ярной> звезде» и даже о том, что получил ли ее Ханыков.
Как вы доехали? Здесь холодно.
Я могу заключить новой формулой: «Искренно уважающий вас и откровенно не согласный со многим». Карамзин назвал
21
бы вас Мизогином за сомнение в писательском таланте женщин, — и вообще в науко¬литературном амазонстве.
Жду ваши громы и ответ и приготовляю паратонеры, также и книжицу Наке.
Прощайте и пуще всего будьте здоровы.
А. Герцен.
P. S. Когда вы уехали, я вспомнил, что Геслер объяснял тем же доводом необходимость кланяться шляпе, которым вы — законность ареста буржуа за фонарь. «Ты знаешь, Телль, что есть закон»… Но Телля он не убедил — стало, есть две логики, два ума-разума.
15. Н. П. ОГАРЕВУ
27 (15) января 1869 г. Ницца.
27 янв<аря>. Середа.
Отчего ты не поставишь у себя в комнате печь — ведь зимы-то еще хватит у вас на четыре месяца. Ненужные страдания так же глупы, как мои жалобы.
Статейка моя напечатана без изменений. Стало, можно послать другую. Всего лучше, полагаю, просто адресовать (не моей рукой) в редакцию: всякий может послать всякий вздор — редакция не отвечает. После нескольких статей — следует попробовать статьи с именем. Жаль, что 48 лист «Недели» опоздал месяца полтора. Статья давно была бы у них.
Лиза совсем оправилась, она читает с жаром записки Мейз<енбуг> и сообщила мне, что, кажется, у нее был lover…19[19], потому что она какого-то пастора все называет apôtre20[20] и говорит, что он был très beau21[21]. Она находит, что «Былое и думы» — лучше. «Tu as une manière gaie de raconter les choses — et chez Malvida on voit que c’est une dame sérieuse»22[22]. На воздухе она еще не была — все отвратительная погода. Dr Реберг (а не Реман, как я писал) говорит, что в 7 лет, которые он всякую зиму проводит в Ницце, он ничего подобного не видал. Кстати — посылая за ним, я думал, что он, узнавши, что я зову, не пойдет. А он, совсем напротив — очень доволен, просит фотогр<афическую> карточку etc. Он был долго хирургом в Обуховской больнице — и мастер резать.
Выруб<ов> уехал. Он еще раз уверял, что в Париже — т. е. в молодом Париже — большую сенсацию сделали отрывки из «Был<ое> и думы» в «Колоколе», — следовало бы издать особо.
22
Вспомни, что то же мнение сказано было Шофуром и Шейрером. Пусть бы Тхорж<евский> спросил Георга или кого хочет — тогда Чернецк<ому> работы на два года. Только чтоб издатель платил сам в типогр<афию> и после издания дал бы условленный гонорар.
16. С. ТХОРЖЕВСКОМУ
27 (15) января 1869 г. Ницца.
27 янв<аря>. Середа.
Любезнейший Тхоржевский,
19[19] возлюбленный (англ.);
20[20] апостолом (франц.);
21[21] очень красив (франц.);
22[22] «Ты всё весело рассказываешь, а по Мальвиде видно, что она серьезная дама» (франц.). — Ред.
кажется, все тревоги и хлопоты прошли — остается так же пройти пятнам у Таты. Я думаю, что после всего нам всем недурно перетряхнуться. Если вы хотите, то всего лучше ехать 14, 15 марта — остановиться в Лионе и Марселе и ехать к 20 сюда, в начале апреля — можем все ехать в Геную, — вы проводите Тату в Флоренцию — воротитесь в Геную — потом с нами в Ниццу и 15 апреля домой в Женеву. Вот наш план. Только устройте сильное наблюдение за здоровьем и делами Огарева — так, чтоб мне и писали и телеграфировали когда нужно. Не откажется же Чернецкий. — Уговаривайте, кстати, его уступить немцу и скорее кончить. Если нужно, заплатите до следующ<его> чека 264 фр. за Meysenbug. Я все же не понимаю, на каком основании Георг взял издание. Я дал Visconti два экз<емпляра>, но здесь вряд
