ответе между 5 и 8 этого месяца?
На обороте:
169. H. A. ГЕРЦЕН
Hôtel de l’Empereur. R
4 сентября (23 августа) 1869 г. Брюссель.
Ваше письмо и портреты — все удалось как нельзя лучше — Лиза в восторге. Она не в самом деле много учится — но в самом деле сильно умна, и ум ее пошибу, как говорят русские, необыкновенного.
Вчера мы все, т. е. и Лиза, обедали у Гюго, кто бы это думал год тому назад. Старик (ему 67 лет) очень мил… Саша судит по-студентски, в Гюго есть сумасшедшие стороны — но неужели он может думать, что можно владеть умами во Франции — с 1820-х годов до 69 — даром.
Вырубовым я очень недоволен, у него растет ненависть — просто ненависть к России.
Недоволен я еще фотографией Саши — зато Терезиной и тобой очень, это лучшая твоя фотография. Пойду сегодня и велю себя отфотить.
Думаю, что к 15—20 сентября будем просто в Париже (там ветер совсем иной), может и останусь там до глубокой зимы, — против Неаполя мало имею, но мало и за. Париж практичнее.
Провел я там несколько дней с Тесье — он всех вас любит. — Добрый человек, хорошо ведет свои дела (он получает 44 000 жал<ованья> и еще всякую всячину) — но… но хорош и при дворе и носит красную ленточку.
Во вторник хотим мы сделать экскурцию — в Антверпен, оттуда на пароходе в Роттердам и Амстердам — на это надобно дней шесть — потом воротимся сюда и будем собираться в Париж.
В «Siècle» 1 сентяб<ря> и в «Liberté» 31 авгу<ста> были мои затрещины Швейцарии. — Литературно я в Париже очень хорошо стою теперь и хоть с Лакруа поругался, думаю, что он издание сделает.
Прощай.
Во Флоренции, я думаю, положение N
Получены ли деньги — 2000?
170. Н. П. ОГАРЕВУ
4 сент<ября>. Суббота. Bruxelles.
Hôt
1 сент<ября> «Siècle» напечатал мою статейку о деле Об<оленской>. Я ее завострил высылкой Мац<цини> из Лугано. — Вчера N
189
свои теории будущего — спорить было невозможно, — но кое-что против бакунизма вообще верно. Он не поедет в Швейцарию.
Сегодня Лизе 11 лет. Хотелось бы ее позабавить — но нет знакомых детей. В театрах дают всё похабные пьесы. У Гюго она чуть не уснула вечером.
Пят<ковский> отправляется тоже сегодня ко дворам. Я его просил прислать книгу Станкевича о Грановском. Читал ли ты в «Вест<нике> Европы» описание смерти Никитина — это ужаснее Кольцова.
Засим довольно.
Задал ты «квестию», как говорил некогда Тхорж<евский>, и задал ее еще в мудрено-наивно-ненаивной форме (письмо твое от 1 сент<ября> пришло, опоздавши два дня). «Что, ты меня оставляешь в Женеве или…» Так спрягаются глаголы deponens289[289] — помнится — страдательно-деятельно. Саго mio, это больше чем косность — и я решать не берусь — но готов сказать свое humble opinion290[290].
Печатать, кроме Женевы и Лондона, нигде нельзя. Куды мы склоним голову на зиму — я и не придумаю, скорее всего в Париже. Оттуда так же вытурят — как отсюда, если захотят, но там теперь гораздо интереснее. В Лондон — ехать следует в крайности. Полгода пройдет в переговорах — где же риск нанять квартиру над пансионом — риск потери ex
Выписать «Zukunft» следует по почте, а не auf buchhändl
289[289] отложительные (лат.);
290[290] скромное мнение (англ.);
«Голоса», «От<ечественные> зап<иски>» и пр. — все пришло исправно. Я вижу по «Голосу», что многое и не знаю из кландестинных вещей, напр<имер>, «Ни к кому?» — Да неужели, если у тебя что есть, ты не можешь прислать в пакете — или в двух-трех письмах по странице.
Итак, уповая, что вы изволили нанять квартеру над Туцом, поздравляю с новосельем.
Буду следить за Базельским конгр<ессом> — боюсь, что Бакун<ин> опять уйдет через край.
Если на новой квар<тере> было бы место для моей мебели, я перевез бы к тебе и упразднил бы квартеру.
190
171. H. П. ОГАРЕВУ
7 сентября (26 августа) 1869 г. Брюссель.
7 sept
Hôtel des Empereurs.
Вот тебе доказательство, что я в Париже пошумел исправно о деле Обол<енской>. — Там идет вот какая перестрелка. «Univers» спрашивает «Rappel», зачем он не поместил известия… «Réveil» поместил — так же, как «Siècle»… и пошла перестрелка. Если б Ут<ин> et С^ были не шелопаи, на этой полемике можно было вздуть европейское дело. Теперь я ретируюсь — я свое сделал. Но Бакунина обвиняю самым положительным образом — какие тут личности, а если они есть, так, кончивши дело, таскай себя по полу за вихры. Мы могли (теперь я вижу это) вперед сделать невозможным подобную гнусность — но не умели. А что писать в Лозанну цидулки — в писов конгресс (который вовсе не является под знаменем Швейцарии) — это уж экскузе. Да и кто же прочтет? — Барни и Густав Фогт. Сверх того, я не могу протестовать как иностранец — а как швейцарец должен легально агитировать против полицейских законов.
Видел в «Liberté» бельгийской Бакунина прокламацию к студентам — постараюсь ее проповедать. Говорят, в «International^» есть весть, что Бакун<ин> снисходительнее смотрит на религию — что радует одних. Не знаю, правда ли — а, видно, без компромиссов не обойдется — и все фразы и ультростни хороши, как coups de tam-tam292[292].Вы далеки еще от этого. Твои стихи то же доказывают — они как стихи, и колорит их мне лучше нравятся… ну, а косить еще никто не готов.
И рядом с хирургией — непрактическое неведение дел мира сего. Милые мои монастырки — ты можешь в 1869 думать, что стихи, писанные тобой по-русски в 1859, помнит Париж?.. Да я-
то, писавший «La France ou l’Angleterre?» и статьи в «L’Homm’e» etc., etc? И что можно сделать после десятилетней давности — да еще срезанной полной амнистией? И неужели ты не чуешь иной ветер — а мог думать, что без него я поеду делать опыт там остаться? Помнишь, как Долг<оруков> прятался на море, переезжая из Лондона в Гамбург, что ли?
N
Чернецкого хлещи вожжой и бичом — а не рукавицей… а хочет на дороге лечь «для покоя и свободы» — без машины — оставь.
191
Ты превосходно сделал, что не телеграфировал телеграмму Мальвиды… и кто ей сказал, что я в Женеве? Elle a perdu la boule293[293].
Если погода позволит, мы собираемся 9-го или 10-го (пятница) в Антверпен, 11 будем в Роттердаме, 13 в Амстердаме и 15 или 17 в Брюсселе. Письма останутся здесь в отеле или я их выпишу — менять адрес хуже… но в непредвиденном случае можете послать одно письмо — Hollande-Rotterdam — poste restante. Думаю, что к 20 будем в Париже. Как-то двинется дело изданий.
Засим прощай.
Правда ли, что Эйтель, подписавшийся на писовом предложении, — отказался, быть адвокатом Утина и Мрочк<овского>? Был у меня еще раз Вихерский — герой не моего романа. Озеров в Париже порассказал мне довольно о польских чудесах.
После обеда.
«Indép
172. Н. П. ОГАРЕВУ
9 сентября (28 августа) 1869 г. Брюссель.
9 сентяб<ря>. Bruxelles. Четв<ерг>.
Книжку де Роберти на русск<ом> уже мне Вырубов дал. Скучна и написана по контовским трафаретам. Выр<убов> помещает фельетоны в «Петерб<ургских > вед<омостях>». Вот их бы почитал ты. Это квинтэссенция умника-резонера, либерально-консервативного. С чего ты вдруг разъярился на Гюго?.. Яриться — так на этих господ. Гюго — француз, неоякобинец и
фантазер — но он твердо стоит за свою республику и свободу à la Maz
Жаль, что у тебя был припадок, но думаю, что поговорить с русским экономистом небесполезно. Что значит говорить и видеть — это я испытал в нынешнее путешествие (после Женевы и в Женеве). Я ничего не делал, а сотни вещей стали яснее, стали не те. Ваше кенобитическое житье вредит глазомеру, и ты с Бакун<иным> в вашей истине — столько же далеки от истины прикладной, возможной — как были первые монахи христианства. Тут, может, лежит главная причина, почему следует жить в Париже.
192
Лучшее, что можно сделать, — это теперь оставаться тебе в Женеве до весны или лета. Я попробую устроиться в Париже. Насчет денег ты имеешь в нынеш<нем> году еще 1500 — распоряжайся ими, как знаешь. Если Сат<ин> пришлет, пойдет на 1870, а много пришлет — возьми единовременно. — Насильно покупать машину для Чернецк<ого> вряд полезно ли. О машинах вообще мне в Париже легко справиться.
Неужели Утин и после статьи «Journal de Genève» не разродит ничего? — Это из рук вон. Впрочем, вашу «Киновию» этот вопрос занимал сначала только. Вы не видите, что это Anknüpfungspunkt294[294], из которого можно было сделать кампанию.
Bakouniad’y послал Таксиль Делору.
Ну, вот и Сер<но>-Сол<овьевич> провозглашен Чеснокевичем в «Peuple Polonais» и Бакун<иным> в «Egalité» — за великого человека. Почему его самоубийство скрыто — zu diplomatisch!295[295] Когда он жил «своим трудом… своим пером»? Когда он так бедствовал (минутами, когда Черкесов не присылал деньги)? И, наконец, что же он сделал, собственно — написал брошюру против меня и «Николку-публициста». A propos к Бедламу — я здесь познакомился с одним из князей Голиц<ыных>, перешедших в католицизм — и сделавшихся в силу того эмигрантами.
Еду в два часа — в Антверпен, в субботу поеду в Роттердам. В середу (15 сен<тября>), вероятно, буду в Brux
К 20<-му>, как сказано и как Боткин будет — в Париже.
Прощай.
Присылай все что будет по части Базельского конгресса сюда.
294[294] отправной пункт (нем.);
295[295] чересчур дипломатично! (нем.). — Ред
Лиза процветает. У нас все время было тихо — но вчера чуть не возобновились дурные сцены. N
Тхорж<евскому> усердно кланяюсь и прошу сходить к Георгу и требовать сейчас присылки журнала Якоби.
Мюллер-Стрюбинг был в Флоренц<ии> и Антиньяно.
193
173. Н. А. ГЕРЦЕН
13 (1) сентября 1869 г. Амстердам.
13 sept
Amstel Hôtel.
Вот мы