— и победа полная. Дело не в том, что garde-malade за ночь брала 10 фр., а в том, что, будучи превосходной женщиной, она привыкла обходиться сурово и деспотически. Сначала это было необходимо — теперь вредно; Тата мне говорила несколько раз: «Зачем она меня притесняет, разве я совсем безумная» и пр. Гальванизм, если так пойдет, я тоже устраню. Словом, все идет хорошо. N действует прекрасно, даже не видит почти Лизу, которая с Мейз<енбуг> и Ольгой живут как раз против Питти, т. е. короля.

Мы вчера с Сашей (который тебя безмерно любит) немного посмеялись над твоим проектом ехать в двух каретах — вызывая все возможные опасности, оставалось взять un drapello354[354] берсальеров для охраны. Ах ты! На железных дорогах здесь учтивость удивительная. Надобно вперед занять купе, вперед усесться и не выходить до места назначения (а место назначать не дальше 3 V и 4 часов). Погода превосходная, попробую

248

прокатиться с Татой за город, если удастся совсем хорошо, то дня через три можно ехать. Г. Шифф уверен, что Т<ата> имеет сильную привязанность, и сильно скрытую, к Мещерск<ому>. — Может, и правда. Он на днях писал к Саше и едет в Россию. Гуго Шифф, который очень неравнодушен к Т<ате>, ведет себя удивительно и заслужил мое полное уважение.

Вот и всё.

Содержатель пансиона лупит с нас троих (из троих — двое почти ничего не едят) и с горничной по 50 фр. в день. А со свечами, вином и extra выходит до 70. Зато всё дурно. Он смекнул, что переезжать нам не легко. — Humanum est355[355].

P. S. Еще слово — во-первых, пиши Пенизи, а не Пинези, во-вторых, Квадрии написать можно, и какая же это тайна, когда человек сто знают, но что же он сделает? Помни, что если Пенизи виноват, то Тата не права, — это очень важно. Напиши Бакунину.

11 часов.

Твое письмо с гейневской элегией сейчас получил. Я писал и пишу часто.

354[354] отряд (итал.). — Ред.

13—14 (1—2) ноября 1869 г. Флоренция.

13 ноября. Суббота.

Теперь на досуге скажу несколько слов о твоем намерении писать к Кв<адрио> — что он может сделать? То же, что он и Ос<ип> Ив<анович> сделали с Гервегом, т. е. ничего. Такой человек от слов не покраснеет, а от дел спасен слепотой. Глубже вникая, особенно в груду писем, я полагаю, что он действительно был увлечен и сначала склонял угрозой самоубийства, — а когда не удалось — угрозой скандала, клеветы и мести. Так вообще поступают подлые натуры. Заметь, что это совершенное повторение истории Гервега. У них своя логика. Наказывать их платоническими оружиями невозможно. Стоит ему переехать из Флоренции в Венецию, в Неаполь — и все кончено, но он и этого не сделает. Я даже остановил Сашу от некоторых демаршей. Позорное поведение Левье — гораздо легче усчитывается, и он сам потерял голову от раскаянья и от положения, в котором очутился, отталкиваемый близкими ему людьми. Он ездил к Пен<изи> и в глаза сказал ему, что он «подлый комедиант»; вероятно, тот похохотал и назвал его «подлый идиот». — Я, Огарев, холодно и с пассивностью смотрю на жизнь. Как тут мстить — на выбор, когда виноваты все. Ты подумай лучше вот о чем — почему мелодраматические Лео Леони, Орасы и завзятые

249

негодяи имеют не в одних романах, а в самой реальности самое сильное влияние на лучших женщин. Да кстати — вместе со всеми Нечаевками — отрекись от абортивных освобождений, — в истории можно забегать — но уж тогда отвыкни жалеть погибающих, жалеть личности. И действительно, ни Пугачев, ни Мара их не жалели. Что за вздор проповедовал ты (и я) о полной свободе не только в выборе, но и перемене — особенно прежде, чем ты, как в раму, улегся в фамилизм. Смотри теперь кругом на развалины. (И только не цитируй крайности с противуположной стороны — я их знаю.) Даже последней истории вовсе не было бы, если б Саша выждал свой год (обещанный мне). — Ни в каком доме, где есть серьезная женщина, все случившееся с Пен<изи> было бы невозможно. — Терезина — милая проказка, которая, конечно, меньше Мери знает пределы, грани — Тата к ней не могла иметь доверия; невнимательность Саши — ее оскорбляла (все это я тебе предсказывал письменно). Идеалистическое тупомудрие Мейзенбуг, ее нравственная слепота и хватанье звезд — сделало легкими притворство и ложь. Тата решилась сказать Саше правду, когда оборвалась, когда испугалась, видя, что из уступок и игры в великодушное потворство вырастает чудовище с угрозами. — Она постоянно говорила Пен<изи>, что ни на что не решилась, что подождет еще год и два, и тогда скажет ответ, что она не равнодушна к его страданью и любви. Мои письма заставили ее одуматься. П<енизи>, видя сборы в Париж, потребовал прямого ответа, она отказала. Кандидат в самоубийцы явился холодным палачом и злодеем.

Ну а если б я не писал писем и не звал в Париж (а Тата намеренно оттягивала отъезд), — она была бы теперь женой Пен<изи>, и он точно так же обличил бы свою гнусную натуру. Левье даже торопил, чтобы все покончить в Antignano. Она поступила бы свободно, — в 24 года,

кажется, можно знать, что делаешь… А Г. Шифф совершенно правду говорит: «Конечно, лучше умереть, чем быть женой этого негодяя».

Я строго сужу и без пощады. Спасать правых еще не фигура, спасать любовью неправых — без упрека и <...>356[356] — иное дело. Я его сделаю, но сознания своего, своего суда и мысли не переменю. Я в общем и частном не останавливался перед выводами и правдами. — Вот тебе и еще раз вся история. — Как же мстить?

Кстати, спасать надобно Ольгу — какое доверие к глазам Мейз<енбуг> можно иметь после бывшего и какое доверие к Саше? Я, с божией споспешествующей милостью и с молитвами

250

Святых Отец, — это и сделаю. Наконец пора и мне платить старые долги.

Улучшение идет все лучше и лучше, но ехать еще страшно, и потому дня я не назначаю.

14 ноя<бря>. Воскресенье.

Сегодня еще лучше — многое сделала безусловная тишина, может, к концу недели ехать можно — до Специи. Сегодня три недели, как болезнь совершенно обличилась, дурнота у Шиффа была 23 октяб<ря>, в субб<оту>. — Нельзя сказать, чтоб было время потеряно.

Саша принес мне тетрадь мелкого шрифта — оправдание Левье — я прочел, — дурак дураком и остался, но и эта тетрадь бросает много тени на тайну. Я начинаю думать, что Шифф старший прав, он говорит, что умственные способности ее уже тогда, т. е. с августа, сентября, были не в порядке и что она действовала под болезненными кошмарами.

Лиза здорова, весела, живет с Ольгой. — Прощай.

Я решительно ничего не делаю, ничего не хочу делать и ничего не читаю — оттого пишу длинные письма.

225. Н. П. ОГАРЕВУ

14 (2) ноября 1869 г. Флоренция.

12 часов. Воскресенье.

Письмо твое от 11 получил сейчас, 14-го, в 9 утра. — Я полагаю, задержки от дороги, снега и таких вещей.

Да полно же ты писать о нелепом путешествии в карете. Где же останавливаться, где же ночевать? Ведь osteria357[357] остались только для крестьян. И кто мешает подойти к карете и выстрелить холостым зарядом — или под окном? Шифф ждал регул — и был прав. Прошли дня три за срок — мы ждем еще три дня, — и едем.

Типографии покупать не хочу, я просил пока Тхор<жевского> дать Чернецк<ому> авансу 500 фр. — потом увидим. Да пусть он продает, если может, всё за 4000…

Тхорж<евского> прошу ждать насчет денег — у меня до половины декаб<ря> хватит — но там предстоит бездна трат. Я потому и продал 7% — что это процент, который он получил бы за ломбар<дские> бумаги.

NB. Все письма пока и газеты адресуй — Casa Fumi. Porta Romana. 2°p°. Саше.

251

226. M. МЕЙЗЕНБУГ

Около 15 (3) ноября 1869 г. Флоренция.

Chère Malvida,

Comme Nat va elle-même vous expliquer tout viva voce — je doute — ne vous fâchez pas de ce mot — je doute qu’il vous soit impossible de vous transporter à Gênes — là je suis prêt à attendre autant que cela vous est nécessaire. Nous irons par la Spezia — vous, si vous vous décidez, directement. Nous nous rencontrerons à l’hôtel Feder. — Décidez-vous — chère amie — pour ne pas avoir de regrets. Je ne puis autrement agir — je veux maintenant payer mes dettes aux enfants, — je veux les sauver du bord d’un précipice. — Aidez-moi.

Les «conseils» — sont faibles là où il faut agir. Si au lieu de conseiller, vous m’auriez écrit et emporté Tata d’Antignano à Florence — avec l’aide d’Alex — nous ne serions pas là où nous sommes.

Décidez-vous, de grâce, car je pense que jeudi nous pourrons partir — même mercredi.

Partagez les bagages — les uns peuvent être envoyés — à petite vitesse.

Adieu.

Dans tous les cas Olga doit être prête.

Перевод

Любезная Мальвида,

как Nat сама вам вскоре объяснит всё viva voce358[358] — я сомневаюсь — не рассердитесь за это слово — я сомневаюсь, чтобы вам нельзя было переправиться в Геную — там я готов ждать вас столько, сколько вам необходимо. Мы поедем через Специю, вы же, если решитесь, — прямо. Мы встретимся в гостинице Feder. — Решайтесь, дорогой друг, чтобы потом не сожалеть. Иначе я поступить не могу — я хочу теперь рассчитаться со своими долгами по отношению к детям, — я хочу спасти их на краю бездны. — Помогите мне.

«Советы» слабы там, где надобно действовать. Если б вы, вместо того чтобы советовать, написали мне и увезли Тату из Антиньяно во Флоренцию, — при помощи Алекс<андра>, — мы не были бы в том положении, в котором находимся.

Решайтесь, бога ради, ибо я думаю, что мы можем уехать в четверг — даже в среду.

Разделите багаж — часть его может быть отправлена малой скоростью.

Прощайте.

Во всяком случае Ольга должна быть готова.

252

227. H. П. ОГАРЕВУ

16 (4) ноября 1869 г. Флоренция.

16 ноября. Вторник.

Вчера мы возили утром Тату к Шиффу, и этот опыт совершенно удался. Карета, воздух, другие комнаты, прежние знакомые лица — конечно, немного ажитировали, но somme toute359[359] большой успех. Шифф дивится быстроте выздоровления, — от гальванизма он сам отказался, говоря, что он не нужен. — Одно досадно — болезни, которой ждали, нет как нет. Мы решили ждать до четверга, и если