ей такой же бархат, — может показать в магаз<ейне>. — Это чистое воровство.
Ты комиссии исполняешь туго, но на этот раз необходимо: сходить в «New York», в «Couronne d’Italia» за письмами.
Завтра пришли письма. Больше трех дней не останемся.
Не платить деньги за чулки, пока не разберется, кто виноват в бархате.
233. Н. П. ОГАРЕВУ
19 (7) ноября 1869 г. Специя.
19 ноября. Spezia. H<öte>l
Croce di Malta.
Вчера в половину пятого мы выехали из Флоренции. В Пизе я спросил Тату окончательно, ехать ли до Специи или ночевать в Пизе? Она решилась ехать, и я был сам того мнения, что это лучше. Она немного встревожилась тем, что я пошел брать билеты и вешать багаж. Но на дороге заснула; в половину десятого мы были в отеле — в хороших комнатах — поели и легли (Лиза в большой спальной со мной). Ночь Тата спала дурно, все же тревога перемещения не могла не отозваться. Теперь она проснулась совсем здоровая и свежая… 8 часов. Перед глазами залив и горы, все залито солнцем. Дни три здесь должны быть целительны.
Наконец-то Флоренция за нами — я и прежде не любил этот город, а теперь ненавижу. Мейз<енбуг> обещалась быть с Ольгой через неделю в Генуе. Ей ехать явно не хочется.
Вчера я писал из Флор<енции>. Писем два дня не было. Пиши или к Саше, т. е. на его адрес, или сделай опыт писать в Геную — Genova — Poste restante.
Через час пошлю телеграмму.
Прощай.
Тата хочет сама идти со мной телеграфировать.
Тхор<жевскому> скажи, что я на него тирировал вексель в 800 фр<анков>— который прошу заплатить при предъявлении.
Несмотря на то, что огромная задача разрешена и главное дело сделано, я вижу опять бездну «черных точек». Пока будет опасность — все пойдет хорошо. Минует она — и снова начнутся ссоры и Hader365[365], а сил их выносить больше нету.
234. Н. П. ОГАРЕВУ
20 (8) ноября 1869 г. Специя.
20 нояб<ря>. Специя.
Croce di Malta.
Вот, Огарев, тебе документ нашей победы — целая записка, писанная Татой, по собственному побуждению, к тебе. Полное затмение ее ума с всеми признаками сумасшествия длилось от 23 октября до 7… 8 ноября — ровно две недели, но последние дни болезнь была тише. Теперь она в полном выздоровлении… Что дальше — сказать трудно. Но одно верно — что без нашего приезда и Саша и Шифф наделали бы бед. Когда я на свой страх (и опираясь на свою власть) восстал против garde-malade366[366], Шифф был недоволен, а в этом лежал один из ключей.
Дороги я теперь не боюсь ни морем, ни сушью. Но боюсь внутренней тоски — и случайностей.
Книгу о Гр<ановском> я поглощаю. Для меня, как я писал, она повод к воспоминаниям.
Письма, вероятно, в Флоренции — пиши Саше или в Геную posta ferma367[367]. Туда и «Голос». Вероятно, в понедельник вечером поедем.
Жизнь в Париже решительно свыше состояния — но делать нечего, сколько я ни думаю. Это единственное место, в котором
365[365] раздоры (нем.);
366[366] сиделки (франц.);
можно дать Schwung368[368] — и Тате и Ольге. Сама Мейз<енбуг> увлечется и отвлечется. Пока всё.
Телеграмма была послана тебе вчера в 11 часов утра, и в тот же день письмо.
Лиза совершенно здорова, с минованием опасности — стала опять шалить и начинает объясняться с горничной по-итал<ьянски>. Горничная очень хороша, мы ее взяли у Саши.
Тургенев писал к Саше, и я ему писал.
235. Н. П. ОГАРЕВУ
20 <8> ноября 1869 г. Специя.
20 нояб<ря>. После завтрака.
Твое письмо с «ребусами» получил.
Rebus I. «Я прекращаю этот тон, в котором больше самолюбия и позы господина, чем любви». — Это ни к чему не привязано, и потому я даже не понял, у кого «поза господина». Видишь, как в наши лета отстаивание своих мнений взошло в кости.
Прибавлю слово о вендетте . Ей нет места — или место и время прошло. Левье совсем растерялся, Пен<изи> молчит и, вероятно, ждет ошибки, чтоб перенести все дело в печать. Он живет на содержании двух русских барынь, Бонгар и Максимовой, кажется, употребляет их обеих, и от одной есть сын. Это великие интриганки и дряни. — А так как поведение Таты было из рук вон неосторожно, — то я и не знаю, что можно сделать поздней дракой.
Rebus II. — Ты мне говоришь: «Ты ревнив» — может… Но неужели ты загадал эту штуку по поводу моего объяснения о Генри? Неужели я уж до таких геркулесовых столбов смешон?
В разговорах Тата касается всего, — побаиваюсь, — у меня есть письмо к ней Мещер<ского> — тоже боюсь отдать. Он же уехал в Россию. Может, он-то бы и спас ее. Бедная — зачем расточила силы свои, зачем запуталась… и зачем не бежала ко мне или я не был с ней?
Отдавай Туца — непременно, за деньгами дело не станет, я припоминаю бакун<инское> замечание и слова самого Туца, — да и ты говоришь в прошлом письме, что иногда следует с
ним употреблять меры строгие… Вероятно, и гувернантка будет их употреблять — но как- нибудь systematisch369[369]. Аи геБ1е370[370], и ты и я — мы были против таких мер.
260
Тхорж<евский> пишет, что ты здоров и что Фоконе лечит Мери.
Я Саше напишу о Туце.
Тх<оржевский> пишет, что у тебя опять денег нет.
От Сат<ина> дочери письмо. Дела плохи — она пишет, что отец совсем опустился.
236. А. А. ГЕРЦЕНУ
21 (9) ноября 1869 г. Специя.
A Alexandre.
21 нояб<ря>. 3 часа.
Тата здорова — но ужасно мрачна, рассеянна и печальна. Дождь и покрытое небо имеют свое влияние. Боюсь, что это перейдет в хроническое состояние и, может, надолго. Она всё вспоминает, и я боюсь, что сначала вы все поступали очертя голову, как дикие. Она ясного чувства отвращения к Пен<изи> вовсе не имеет и всё боится его мести. Наконец, не зная, чем развлечь, я ей отдал письмо Мещ<ерского>.
Огар<ев> хочет отдать Туца гувернанте в той школе, куда он ходит. Это прекрасно. Напиши ему (осторожно и деликатно), что и ты этого желаешь.
Из письма Ольги я вижу, что Мейз<енбуг> была в каком-то пароксизме бешенства и горя об Италии. Ну уж эти немецкие, литературные страсти. И что за эгоизм — Ольгу приковать к своей комнате сиделкой… Странно.
Ты должен впоследствии заняться серьезно отправкой пиано.
От Мар<ии> Касп<аровны> письмо, полное сочувствия.
Вероятно, завтра в полдень уедем с vetturino — письма адресуй Hôtel Feder (Trombetta), Genova.
237. M. К. РЕЙХЕЛЬ
369 [369] систематически (нем.); 370[370] Впрочем (франц.). — Ред.
AIb
За ваше доброе письмо обнимаю вас — старый друг — и еще больше сообщу вам хорошие вести. Тату мы привели почти в нормальное состояние — мы ее отходили и отласкали от черной болезни. Я просто восстал против всей методы обыкновенного ухода, увез ее к себе, потом сюда, и торжество полное. Хотя, вслед за сознанием — явилась грусть и подавленность, но успех был так колоссален, что Шифф не мог надивиться. Она меня очень любит и верит мне — на этом я и Н<аталья> А<лексеевна>
261
основали все леченье. В Специи я и не думаю оставаться — напротив, еду сегодня или завтра в Париж через Геную, останусь в Ницце для ее отдыха. Сразу везти ее было невозможно. Здесь тишина монастыря — и море и горы — мы вздохнули… ну, а в эти три недели что было, судите сами. Только такое колоссальное здоровье, как мое, все вынесло.
Довольно с вас — через недельку напишу о дальнейшем ходе. Лишь бы не было испуга или какой беды — и я отвечаю за излеченье.
Читали ли вы книгу Станк<евича> о Грановском? Плох он, т. е. Станк<евич>, и плохо написал, и много напутал, но мне напомнил время лекций и светлые годы 45, 46. — Но не такого биографа нужно было Грановскому.
Кланяюсь Рейхелю и Фогту.
Прощайте.
Несмотря на противудействие Мейзенб<уг>, разумеется, я Ольгу не оставил. Они приедут в Геную на днях. Писать можете в Ниццу poste restante.
23. Chiavari.
Через два часа будем в Генуе — все идет отлично. Путь и хлопоты скорее помогают.
Пишите сейчас в Геную — posta ferma.
238. H. П. ОГАРЕВУ
22—23 (10—11) ноября 1869 г. Специя—Генуя.
22 нояб<ря>. Spezia.
Все обстоит благополучно. Сегодня здесь была Барановская, Тату она не видала, посторонние ее тревожат. Сегодня и я отправляюсь в карете по твоему совету и потому, что здесь есть еще большой тракт в Киавари, и, переночевавши там, поеду в Геную по желез<ной> дороге.
Ты, верно, получил записочку от Таты — совсем хорошо написанную. — Тем не менее, еще много трудного осталось — чем яснее ее голова, тем больше она впадает в черную грусть и тоску — это труднее лечить болезни.
Дорога, хлопоты, усталь ей скорее полезны.
Затем прощай.
23. Генуя.
Hôtel Feder.
После бесконечно беспокойной езды с ветурино — я из Киавари послал телеграмму в 10 часов.
Все благополучно. Дождь льет третий день.
262
239. А. А. ГЕРЦЕНУ 23 (11) ноября 1869 г. Генуя.
23 ноября. Genova. H<ôte>l Feder.
Мы приехали по проливному дождю — и по труднейшему пути с ветурином. Тата вчера очень устала. Но сегодня совсем отдохнула. Путь очень красив, но Италия отстала на века в комфорте и удобствах.
Тата хотела еще вчера писать к тебе и Терезине — но не успела, не знаю, успеет ли сегодня. Я буду еще писать подробно к Мейзенбуг. Если она здорова — ждать нечего, телеграфируй, когда она едет и по какому train371[371]. Я дней 5 здесь пробуду. Если же в самом деле она больна (это по секрету), то она может ехать и после прямо в Ниццу — или прямо в Париж. Сочти, достаточно ли денег. Это в крайности. Я очень недоволен ее слезливыми жалобами — в этом столько же болезни, сколько эгоизма.
Узнай от Шиффовой сестры насчет отправки, этим ты должен заняться — но лучше, чем ты мне разменял деньги, — толковал я тебе, что ассигнац<ии> надобны общие — а ты мне наменял тосканской дряни, с которой я должен был биться.
Пиши сюда, и скорее.
240. А. А. ГЕРЦЕНУ
25 (13) ноября 1869 г. Генуя.
A Alexandre.
Дай все причитающиеся деньги Мальвиде на дорогу — если ей мало, займи у банкира, я всё пришлю. Отправь их, чтоб дело было с концом. Письмо Мальвиды — меня огорчило за даль мою с Ольгой. Это надобно исправить. Будь очень осторожен — но если Ольга имеет отвращение ехать, телеграфируй мне. Это будет новый удар. Тата все еще заговаривается — теперь хочет непременно видеться с Н. Schiff.
Вчера ей было тошно — она тотчас говорит об отраве. Nat
