отвечаешь — да и я тоже. Тогда, и только тогда, можно сказать: «Вот вам home68[68], хотите — милости просим, а неволить я не стану».
Книгу старых статей от Тхорж<евского> получил. Трудно написать предисловие к «Письмам об из<учении> пр<ироды>» в третьем лице — а можно ли сделать примечание «от автора»?
Вчера же получил письмо от Марк Вовчка. Опять о корреспонденции в «Неделю». Много шумят — как бы не наварили каши. Вероятно весь Петерб<ург> знает.
Затем на сей раз — кланяюсь и лобызаю.
35. Н. П. ОГАРЕВУ
1—2 марта (17—18 февраля) 1869 г. Ницца.
1 марта. Понедел<ьник>.
Кто Шев. — не знаю (что за мания писать фамилию вкратце), догадываюсь, что речь идет о Леливе. Но самое лучшее в том, что я Клапку не видал и не хотел видеть, к нему не писал, не телеграфировал и ни одного венгерца не видал также, и после выезда из Швейцарии имени Леливы не упоминал. Ergo, что это за новая гадость? Пусть же этот господин (шпион он или нет — все равно) назовет, кто ему сообщает унгарские утки.
Это скучно и гадко. Однако кто ж Шев.? Пожалуйста, впредь дописывай фамилию.
67[67] по меньшей мере (итал.). — Ред. 68[68] домашний очаг (англ.). — Ред.
Мордвинова просит второй раз статью своего умершего мужа — у Таты… Статья эта о духоборцах. Я ее уж искал и не нашел; всего вероятнее, что она давно сожжена.
2 марта.
За «Egalité» очень благодарен, много интересного и хорошего. Только что за безобразное гонение на колонизацию (в статье из Франции) и выселение. Как будто вопрос в том, что именно на старом месте следует начинать новую жизнь. Зачем Бак<унин> не прибавил от себя слова два, что «высылка — вовсе не бегство»? Впрочем, общий тон журнала не имеет того характера прорицательно-шарлатанского, как манифест, против которого я ополчился.
48
К «Доктору» приписал еще главенку. Очень желал бы вам дать прочесть — что касается до статьи о Женеве — она очень изменена. Фази будет доволен, а остальные проклянут — но, по счастию, никто не узнает.
5 марта должен быть из «Недели» ответ.
36. М. МЕЙЗЕНБУГ
3 марта (19 февраля) 1869 г. Ницца.
3 mars 1869. Villa Filippi.
Pax vobiscum — et cum spirito tuo! et laissons tous les points litigieux — non aux Ides de Mars — mais aux Calendes grecques. Laissons encore plus les choses à leur développement naturel.
Je sais que chacun doit porter toutes les conséquences de ses antécédents — la logique de la vie — met les points sur les i. Pourquoi donc me le rappeler?
L’idée de vous séparer d’Olga ne m’était pas venue dans la tête — c’est ein Hirngespinst. J’ai fait une invitation — elle n’allait pas — cela serait très suffisant de donner une courte explication…
Wird Olga Drang haben à me connaître, à connaître mes écrits, mon œuvre — elle le fera, maintenant je laisse tout à sa spontanéité. Mais le tort d’un oubli complet de la langue russe sera difficile à être
réparé. C’est un des coups les plus rudes que — sans vouloir — vous m’avez infligé. Pour moi vous êtes très cosmopolite — mais supposez les lamentations de Kinkel — apprenant qu’une de ses filles ne connaît pas l’allemand — et comme vous auriez gémi sur son sort.
Pourtant: «… Te souviens-tu, disait un capitaine»… Vous m’avez promis sacrosaintement qu’Olga continuera le russe — c’était encore le temps où vous alliez pécher avec Grigorovitz — tempi passati. — Vous n’avez qu’à continuer la chanson:
Il m’en souvient… mais ici je m’arrête.
Bismark a pris le fort — et j’ai tort.
Au lieu du russe — l’histoire russe par Domengé (il n’y a pas de Français sachant le sens de cette histoire) et… et l’histoire de l’Autriche. Vous savez — carissime et docte Malvida — mon opinion sur les leçons de littérature (hindoue, ancienne, classique et romantique), de l’histoire… je n’ai pas changé ma manière de voir. Faites lui faire — l’arithmétique, nettoyer le subjonctif — c’est la grande chose qui manque — et si elle aimera la lecture, elle lira aussi non seulement l’histoire de l’Autriche, mais l’histoire du Japon…
49
Sur tout cela pardonnez mes chinoiseries de vecchio maniaco.
Lamartine après avoir vécu trop long meurt en coopération avec Troplong. Ominös!
Перевод 3 марта 1869. Villa Filippi.
Pax vobiscum — et cum spirito tuo!69[69], и оставим все спорные пункты не до мартовских ид — а до греческих календ. Предоставим же события их естественному развитию.
Знаю, что каждый должен нести все последствия своего прошлого, — логика жизни ставит точки над i. Зачем напоминать мне об этом?
Мысль разлучить вас с Ольгой никогда не приходила мне в голову — это ein Hirngespinst70[70]. Я пригласил, она не поехала — вполне достаточно было бы короткого объяснения…
Wird Olga Drang haben71[71] меня узнать, — узнать мои сочинения, мою деятельность, — она это сделает теперь, я все предоставляю ее воле. Но ошибку полного забвения русского языка
69[69] Мир вам — и духови твоему! (лат.);
трудно будет исправить. Это один из самых тяжких ударов, который вы — не желая — мне нанесли. В отношении меня вы чрезвычайно космополитичны — но представьте себе, как сетовал бы Кинкель — если б узнал, что одна из его дочерей не владеет немецким языком — и как вздыхали бы вы о его судьбе.
Но: «Ты помнишь ли, — говаривал капитан»… Вы мне клялись всем святым, что Ольга будет продолжать заниматься русским языком, — то было во времена, когда вы еще рыбачили с Григоровичем — tempi passati72[72].— Вам остается только продолжить песенку:
Мне помнится… но здесь я останавливаюсь.
Бисмарк одолел — я ж оказался не прав.
Вместо русского языка — русская история, преподаваемая Доманже (нет француза, который понимал бы смысл этой истории) и… история Австрии. Вы знаете, дражайшая и ученая Мальвида, мое мнение насчет уроков литературы (индусской, древней, классической и романтической), уроков истории… Я не изменил своего взгляда. Заставьте ее заниматься арифметикой, отточить сослагательное наклонение — это главное, в чем она нуждается, — а если она любит чтение, то прочтет не только историю Австрии, но и историю Японии…
50
Но извините меня за мои китайские штучки vecchio maniaco73[73].
Ламартин, прожив очень долго, умирает вкупе с Тролонгом. ОттбБ!74[74]
37. Н. П. ОГАРЕВУ
4 марта (20 февраля) 1869 г. Ницца.
4 марта. Четверг.
Отвечаю вкратце — на все частное и общее. Начиная с мелочи — фортеп<ьяны> необходимы; при купле и при найме расход ничтожен (14 фр. в месяц) — и, если бы через полгода ехать, коли хороши, можно купить — все это не уменьшая ни лиаром твой доход. Это необходимо — даже для того, чтоб у меня не скребло на сердце. — Тхорж<евскому> я писал фортепьян<ы>
71[71] Если Ольга почувствует потребность (нем.); 72[72] прошедшие времена (итал.). — Ред.
73[73] старого маньяка (итал.);
привезти — и не болтать; он болтал и их не привез. Но я считаю дело конченным. — Чек на март и апрель (1000… которую опять не советую брать сразу) послан вчера Тхор<жевскому>. Об общей жизни я и не думал: она невозможна. Переезд твой из Женевы — прежде чем у нас что- нибудь устроится — был бы нелеп. Я хотел знать твое мнение о нас — но всякое соединение по последней переписке с Мал<ьвидой> и Ольгой, и даже с Сашей, — не близко. Nat
51
умирающих? Сомнения нет, что все родившиеся имеют шанс умереть, — но шанс этот ставится вне игры, или игру придется забастовать. — На улице des Petits Philosophes — надобно быть большим философом.
Теперь к статье. — Никак не полагаю, чтоб было плозибельно издать еще «Приб<авления>» к «Колоколу». Стихи должны идти особо — хотя они и опоздали. Если наберется несколько листов, лучше издать «Поляр<ную> звезду». — Теперь о самой статье. Я часто нападаю на форму у тебя — она шероховата, тяжела местами, и от этого мысль тускнеет. Чтоб показать тебе разницу, я сошлюсь на статью в «Приб<авлении>» о голоде. По-моему, она превосходна и написана хорошо. О новом письме я не могу сказать того же. — Зачем тяжелый приступ о подлых и неподлых доктринерских журналах, зачем развлекать подстр<очным> замечанием — и зачем там-сям брани, Скарятины, незвучные слова (все это приелось — и далеко уступает холодному дигнитету строгой ценсуры). Ну кто в наше время серьезно думает, что это валуевщина, шуваловщ<ина>… и что госуд<арь> не знает, — и что за старый оборот — насчет «быть или не быть»… Вся система, все сплетенье обществ и правительств виновато, и, разумеется, тот, кто в главе стоит.
… Ну, а затем само собой разумеется, что фондовая мысль справедлива и ясна и что, изменивши тон, можно продолжать. Я думаю, ты слишком мало бранишься словесно — а так как человеку отпускается непременно известный вес ругистики, то она (в контру твоему характеру) выходит в письменах. — Время идет, сильно меняя оружия, стороны атаки. Совершенно случайно старик Бернадский ошибкой занес ко мне француз<ский> перевод известной польской книги «Rosya i Europa». X. Y. Z., напечат<анной> в 1858. Без сомнения, умнейшая вещь, писанная поляком о России (тогда много толковали о ней). Я ее прочел… и знаешь ли, чему удивился — огромному прогрессу, сделанному нами и русской мыслью в эти десять лет. Беды
