воспитания, две остальные показывают, каким ты меня сделала <...> В первой встрече есть огонь — но огонь ума, огонь без теплоты, фосфор. Во второй и 3-й все проникнуто теплотою души, которая перелилась из небесного сосуда» (XXI, 212). По словам Герцена в другом письме, «I Maestri» относятся к тем произведениям, которые несут на себе «печать любви и веры» (XXI, 261).

Помимо трех основных персонажей — Дмитриева, Витберга и Жуковского, а также «Калибана-гиены» — Тюфяева, — в статье являлись «как идеал, как фантазия» Н. А. Захарьина и Н. П. Огарев, приметы которых Герцен, по его словам, «не осмелился написать» (XXI, 179). Н. А. Захарьина была представлена в «I Maestri» в виде ангела, а ее письма к Герцену именовались там «песнями ангела» (XXI, 198, 205 и 271). Встреча с И. И. Дмитриевым — наименее ясный эпизод в этой несохранившейся статье, так как Герцен почти нигде не высказывался о своих отношениях с престарелым московским поэтом. Только в «Былом и думах» встречается упоминание о том, что Герцен «езживал к нему студентом, вооруженный романтическими предрассудками, личным знакомством с Н. Полевым и затаенным чувством неудовольствия, что Дмитриев, будучи поэтом, был министром юстиции» (VIII, 304). Известно, что Дмитриев присутствовал в Московском университете на лекции Герцена-студента о минералогии (VIII, 127). Можно предполагать, что Герцена с Дмитриевым познакомил старый чудак-литератор Д. И. Пименов (VIII, 99—101). — Своим отношениям с А. Л. Витбергом Герцен уделил весьма значительное место и в письмах 1830 — 1840-х годов и в «Былом и думах». В письме к Н. А. Захарьиной от 30 августа 1837 г. Герцен назвал «I Maestri» «надгробной речью» таланту Витберга (XXI, 201). — Что касается Жуковского, то знаменитый поэт оказал решительное влияние на судьбу Герцена, обезопасив его от враждебных нападений «Калибана-гиены» — Тюфяева, и содействовал его переводу из Вятки, и эта провиденциальная роль его была, вероятно, особенно акцентирована в «I Maestri». Из позднейшей переписки Герцена известно, что Жуковский внимательно прочел «I Maestri», сделал в рукописи какие-то пометы и вымарал последние пять строк, где в «карикатурном виде» был выведен «Калибан- гиена» (XXI, 241, 258, 274, 300). Посетив Жуковского двумя годами позднее, Герцен писал о нем жене из Петербурга: «Он тот Жуковский, о котором писано в „I Maestri»» (XXII, 64).

Одна строка из «I Maestri» процитирована Герценом в письме к Н. А. Захарьиной от 7 июля 1837 г.: «Как железо, пройдя по брильянту, царапит самого себя…» (XXI, 183).

855

*34. <ПУТЕВОЙ ДНЕВНИК>

14 июля 1837 г. Герцен писал Н. А. Захарьиной: «Когда я поеду, сделаю себе маленькую тетрадку и буду записывать все чувства, все думы при приближении к тебе…» (XXI, 186). Ранее Герцен дневника никогда не вел.

1837- 1838

35. СИМПАТИЯ

О начале работы над «статейкой» «Симпатия» Герцен упомянул в письме к Н. А. Захарьиной от 27 июля 1837 г. «…Не знаю, выйдет ли толк, а основа недурна», — замечал при этом Герцен и разъяснил далее, что намерен рассказать о своем знакомстве с Полиной Тромпеттер (XXI, 189—190). О том, что «Симпатия» готова, Герцен сообщил в письме к той же корреспондентке 13 января 1838 г. Выразив убеждение, что статья эта понравится H. A. Захарьиной, Герцен отметил: «„Симпатия» — маленькая статья, как Полина, но и хороша, как Полина <...> Она писана тем языком, каким „I Maestri» — много выражений из моих писем — это неудивительно. Мои письма — я». Здесь же Герцен отнес «Симпатию» к числу тех своих произведений, которые вышли из-под его пера «с печатью любви и веры» (XXI, 261). В других письмах к Н. А. Захарьиной содержатся дополнительные подробности о «Симпатии», которую Герцен намерен был включить в состав «О себе». Статья была посвящена дочери А. Л. Витберга — Вере Александровне (XXI, 262). Около 24 января «Симпатия» была послана в Москву. Известно, что в «Симпатии» встречались выходки «против продажи книг» (XXI, 282). Фрагмент статьи, датированной 13 января 1838 г., — см. I, 325—326; см. также в ЛН, т. 63, стр. 47—55 два отрывка из этого произведения, восстановленных А. Н. Дубовиковым по мемуарам Т. П. Пассек.

1838

36. <МРАЧНАЯ ПОВЕСТЬ>

«Есть у меня еще повесть, но ее боюсь тебе послать: мрачна, как черная ночь, — писал Герцен Н. А. Захарьиной 20 января 1838 г. — Перечитывая сегодня, я сам содрогнулся. Привезу сам, а то мрачного и без того довольно. Да ее же надобно поисправить» (XXI, 266). Трудно сказать, идет ли здесь речь о совершенно неизвестной повести или о каком-нибудь произведении, уже упоминавшемся в переписке Герцена.

37. КРИСТАЛЛИЗАЦИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

31 января 1838 г. Герцен сообщил Н. А. Захарьиной, что заканчивает свою «архитектурную мечту» «Кристаллизация человечества». Статья эта, по словам автора, содержала в себе «новый взгляд на зодчество». Основными ее мыслями, глубоким проникновением в «историческую структуру» архитектурного искусства Герцен потряс самого А. Л. Витберга, которому статья и была посвящена: «…зодчий-гений должен был уступить мне, юноше, не артисту» (XXI, 276). 12 февраля статья была закончена (см. стр. 714 наст. тома) и вызвала глубокое удовлетворение у самого автора, охарактеризовавшего ее следующим образом: «Бесспорно лучшее,

856

что выходило из моего пера, глубокая мысль переплетена в огонь, проникнута огнем и огнем» (XXI, 288 и 296—297). «Сожгу все <что писал>, кроме статьи „архитектурной»», — говорил он две недели спустя (XXI, 309). Вероятно, замысел этой статьи относится к концу 1836 г., когда Герцен с увлечением читал огромный труд Вибикинга «Гражданская архитектура, теоретическая и практическая, дополненная описательной и аналитической историей самых замечательных старинных и современных сооружений» (см. выписку из этого сочинения на стр. 623—624 наст. тома), «усердно и от души» изучал архитектурные памятники, «отвердившие жизнь народов» (XXI, 127—128). Рождавшиеся у него при этом мысли он заносил в свою «Записную тетрадь» (см. I, 325—326; ср. 326—328). «Я продолжаю беспрерывно заниматься архитектурой», — писал он несколько позднее Н. А. Захарьиной (XXI, 131), «века прошедшие встают с своими пирамидами, храмами, соборами и рассказывают свою жизнь». Осуждая современное состояние архитектуры — «переход болезненный, где все высокое спит, где только думают о материальных нуждах, и горе тому, кто не падает с головою в болото», Герцен радовался возможности мысленно переселяться в то время, «когда не пугались великого, когда изящное считалось необходимою потребностью». Герцен высоко оценил роль Витберга, павшего жертвой царящей пошлости, и предсказывал, что «его подвиг не умрет, его память, как память страдальца Тассо, вдохновит поэта и станет рядом с строгими, важными тенями людей, которые пренебрегали всем земным для одной высокой мысли» (XXI, 135; ср. VIII, 278—280).

Пробуждением интереса к архитектуре Герцен обязан был, в первую очередь, своему знакомству с Витбергом. Однако немалое влияние должны были оказать на него «Собор Парижской богоматери» Гюго и «Арабески» Гоголя, в которые была включена статья «Об архитектуре нынешнего времени», во многом близкая по духу молодому Герцену.

Отрывок из «Кристаллизации человечества» см. I, 524.

38. ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО

«…я от скуки начал писать новую повесть — „Его превосходительство», — сообщал Герцен H. A. Захарьиной 18 февраля 1838 г.; — написал довольно и, кажется, хорошо. Сюжет самый отвратительный, возмущающий все чувства благородного человека, и таковы будут ее подробности. Главное лицо — „Калибан-гиена» в „I Maestri». В эту томную неделю и могла явиться такая мысль, тут гуляй моя ирония, клейми людей» (XXI, 291). Под именем «Калибана- гиены» в «I Maestri» был выведен, как известно, К. Я. Тюфяев (см. выше № 33). Через два дня Герцен сообщил Н. А. Захарьиной сюжет своей повести, в которой содержался намек на судьбу П. П. Медведевой: «Повесть новая идет на лад; вот в чем дело: муж мерзавец и жена ангел, муж под судом и дает жену во взятку губернатору. Жена в отчаянии, чахотка, смерть. Муж пьян, и в день похорон губ<ернатор> получает владимирскую звезду, у него пир горой. Будет хороша…» (XXI, 293). О том, что новая повесть, кажется, удачна и что ее «только надобно поправить», Герцен известил своих друзей в двадцатых числах февраля 1838 г. (XXI, 296).

О характере повести можно получить некоторое представление и по главе XIV части второй «Былого и дум», где дана впечатляющая характеристика «его превосходительства» — К. Я. Тюфяева, а также история взаимоотношений с ним Герцена (VIII, 234—251). См. также XXI, 205 и 213.

857

*39. ГРАНИЦА АДА С РАЕМ

О замысле новой повести — «Граница ада с раем» — Герцен упомянул в письме к Н. X. Кетчеру от 22—28 февраля 1838 г. (XXI, 297). Вероятно, об этом именно произведении он писал 1 марта того же года Н. X. Кетчеру: «Есть мысль хорошая для новой повести, а как примешься писать, — выйдет черт знает что» (там же, 309).

*40. <СТАТЬИ ДЛЯ «МОСКОВСКОГО НАБЛЮДАТЕЛЯ»» В конце августа — начале сентября 1838 г. Герцен писал Н. X. Кетчеру: «...да повторяю, хочешь ли для „Наблюдателя" статей от меня?» (XXI, 390). Никаких публикаций Герцена в «Московском наблюдателе» обнаружить не удалось. 41. ДИССЕРТАЦИЯ О ТОМ О СЕМ Упоминание о том, что Герцен начал работу над каким-то новым произведением («диссертацией о том о сем»), встречается в письме его к Н. X. Кетчеру от 4 октября 1838 г. (XXI, 392). Не исключено, что речь идет о № 44. 1838- 1839 42. ПАЛИНГЕНЕЗИЯ (СТИХОТВОРНЫЙ ВАРИАНТ «ЛИЦИНИЯ») Первое упоминание об этом произведении относится к концу августа — началу сентября 1838 г. В письме к Н. X. Кетчеру Герцен сообщил, что вскоре пришлет, если успеет, всю первую часть «Лициния» (XXI, 390). Намерение это было, однако, не сразу выполнено Герценом, который 4 октября писал тому же корреспонденту: «При первой оказии я пришлю тебе первую часть фантазии „Палингенезия". Я написал Сазонову, что это драма; нет, просто сцены из умирающего Рима». В этом же письме Герцен упомянул, что свое произведение он пишет пятистопным ямбом и что раньше никогда не писал стихов (XXI, 392; ср. 394—396; упоминаемое письмо к Н. И. Сазонову о «Палингенезии» неизвестно). В начале января 1839 г. Герцен послал своему вятскому приятелю А. Е. Скворцову черновой автограф этого произведения (XXII, 7—9; ср. 22—23). Скворцов следующим образом отозвался о «Лицинии»: «Идея Лициния и Геспера — прекрасна. Времена апостольства были и прежде любимой мечтой твоей <...> В первых сценах много Рима, а последняя, где является апостол, греет душу и разливает то отрадное чувство, которое ощущается после судорожного крика страдальца душою…» (ЛН, т. 62, стр. 756). Перебеленный автограф (или писарская копия) «Лициния» был отправлен Герценом Н. X. Кетчеру, который неодобрительно отнесся к новой работе Герцена. Отклик Герцена на не дошедшее до нас