карикатур, плакатов, агитационных кукол. Портрет Чёмберлена служит первым упражнением на курсах начинающих карикатуристов [очерк Б. Ефимова, Ог 21.08.27]. «Чучело Остина Чемберлена, — свидетельствует американский специалист, бывший в СССР летом 1927, — можно видеть везде, даже в тирах, где целятся в его монокль» [Noe, Golden Days…, 120]. Лицо его — по известному методу портретов художника Арчимбольдо, составленных из овощей, — изображают сложенным из пушек, крейсеров, самолетов, танков, колючей проволоки [Чемберлен как он есть, КН 25.1927]. Материалом для шуток и каламбуров, часто натянутых, служили его имя и атрибуты: «На монокле далеко не уедешь» [Г. Рыклин, КН 22.1927]. «Лучше Берлин, чем Чемберлен» [Советские лозунги; London, Elle a dix ans…, 216].
Был фонд «Наш ответ Чемберлену» для постройки самолетов [КП 13.1928]. «Товарищи! Голосуйте еще дружнее на зло Чемберлена» (sic) — призывали плакаты в дни выборов в Моссовет [КН 12.1927]. Обычай притягивать за уши Чемберлена к любой теме и трактовать любой успех СССР на домашней или мировой арене как «ответ Чемберлену» породил, в свою очередь, обильную индустрию шуточных и пародийных применений. «На зло Чемберленам мы будем разводить самые лучшие английские породы свиней». «Вы действуете на руку Чемберленам и Баранову» (фамилия местного кулака) [Б. Левин, Свинья, Ог 20.08.30; Б. Левин, Одна радость // Б. Левин, Голубые конверты]. Как непременная часть массовых действ и праздников, «античемберленство» имело веселый карнавальный характер; ср., например, транспарант на книжной ярмарке: «Трудовой народ, взявшись за книжицу, всем Чемберленам пропишет ижицу» [М. Кольцов, Листы и листья // М. Кольцов, Конец, конец скуке мира]. В стихотворении М. Исаковского «Ответ» (1927) отражена известность Чемберлена в деревне, где ..мужики спешат наперебой / Хоть чем-нибудь ответить Чемберлену… // Один везет до срока сдать налог, / «Чтоб Чемберлену не было обидно»… // И даже школьники, играя в городки, / Кричат: «А ну! Ответь-ка Чемберлену!»
Имя британского противника до предела затерто и заезжено сотнями ораторов и передовиков. «Вследствие многочисленных речей о международном положении популярным стало имя Чемберлена», — замечает А. М. Селищев, цитируя «Правду» за 1926: «В переносном смысле у нас Чемберленом стали крестить все, имеющее касательство к иностранной жизни. Иные докладчики о „международном положении» набили такую оскомину, от которой и лечиться-то неизвестно чем. Как неизбежная месть за это изобилие, звучит пренебрежительный окрик: — Ну, это Чемберлен. Это надоело!» Селищев отмечает новый глагол «чемберленить», цитируя «Правду»: «Они уже нам головы прочемберленили, а о посевной кампании ни слова» [Язык революционной эпохи, 191]. «Каждый день Чемберлен в газете и каждый день битки на обед — от этого уже тошнит самого привыкшего рабочего» [М. Кольцов, Битки с макаронами // М. Кольцов, Конец, конец скуке мира]. Мать пугает младенца: «Усни, деточка, усни! Не то я Чемберлена позову!» [карикатура в См 32.1927].
Имя Чемберлена стало бранной кличкой, как, например, в словах железнодорожника, записанных В. Инбер в октябре 1930: «Я одному так и сказал: ты не заведующий, а Чемберлен», или в разговорах комсомольцев в 1925: » — Чего ты орешь, Ванька? — спрашиваю. — Дай вообще ты в последнее время держишь себя форменным Чемберленом» [Инбер, За много лет, 306; Огнев, Исход Никпетожа, 32]. Универсальность «Чемберлена» как средства поношения и уязвления отражена в фельетоне «Караул! Спасите!»:
Вечер в клубе. Ждут доклада
Знаю: чемберлениада
…И когда в семейной сцене
Оскорбленьям нет конца,
Слышишь: «Что-то чемберленье
В складках вашего лица!»
В играх ткут интриги нить:
«Поиграем в Чемберлена,
Только, чур, его не бить!»
Разговор — без перемен:
«Не толкайтесь! Вы нахальней,
Чем… Известно: Чемберлен!» [Скорпион, Бу 27.1927]2.
Помимо имени Чемберлена, употреблялись в бранном смысле и всякие другие негативно окрашенные термины из политики, порой вытесняя вековые русские ругательства (см. ЗТ 9//8, ЗТ12//8 с замечательной цитатой из В. Ардова).
Отметим, что мифический персонаж по имени «Чемберлен» был известен русской публике задолго до революции. Отец «антисоветского» министра Джозеф Чемберлен, один из строителей Британской империи, часто упоминался в русской печати (ср., например, моду на костюмы а lа «Джое Чемберлен» в Ст 46.1912). По ряду причин, в том числе в связи с англо-бурской войной, его образ был непопулярен уже тогда: «Кухарка Акулина читала в „Листке» про буров и ругательски ругала Чемберлена» [Дорошевич, История одного борова, Собр. соч., т. 2]. Имя отца, как впоследствии и сына, стало нарицательным — Чемберленом называли человека хитрого, склонного к интригам [см.: А. Толстой, Егор Абозов, 517].
Другие штрихи к «чемберленомахии» см. в примечании 3 выше и в ДС 5//17; ЗТ 8//36.
13//16
Стали искать Треухова, но не нашли. — Можно предположить отголосок знаменитой автобиографической заметки Пушкина об экзамене в Царскосельском лицее, где юный поэт в присутствии Г. Р. Державина читал свои «Воспоминания в Царском Селе». «Меня искали, но не нашли…» — так вспоминает Пушкин триумфальную реакцию публики на его чтение [Поли. собр. соч., т. 12:158]. Эти «крылатые слова» Пушкина часто цитировались («Искали гейшу, но уже не нашли» [Сологуб, Мелкий бес, гл. 30], «Искали вас, но не нашли» [Кольцов, Пустите в чайную, Избр. произведения, т. 1] или данное место о Треухове).
Отмеченность данной фразы как некоёго стереотипа прослеживается и на более широком материале, с евангельскими, в конечном счете, коннотациями. Она часто встречается в древнерусской литературе: «…взыскан же бысть таковый — не обрЬтен», «Ис-каше же его и не обрЬтоша…»[Киево-Печерский патерик (О преподобном Моисее Угрине. Слово 30; Сказание об Евстафии Плакиде» (XII в.)].
13//17
[Треухову] вспомнилась речь французского коммуниста… [который]говорил о буржуазной прессе. «Эти акробаты пера, — восклицал он, — эти виртуозы фарса, эти шакалы ротационных машин……. [Ниже подвыпивший Треухов кричит]: — Эти акробаты фарса, эти гиены пера! Эти виртуозы ротационных машин! — «Ругательная» разновидность формул типа «работник иглы» (Гейне о портном), «работник метлы», «пролетарий умственного труда» (в ДС 6, Бендер о дворнике). В 70-80-е гг. XIX в. получила хождение фраза «разбойники пера, мошенники печати», введенная Б. М. Маркевичем по адресу леворадикальных журналистов; «бандитами пера» назвал их позже М. Н. Катков. Ругань Маркевича цитируется Чеховым в письме к брату: «Разбойник пера и мошенник печати!» (24 октября 1887). Левые журналисты, в свою очередь, переадресовали эти ярлыки своим критикам: «шпионы пера, доносчики печати» и т. п. В фельетонах В. В. Воровского [в газете «Одесское обозрение», 20.09.08] встречаются клички «бездарности пера», «проходимцы кисти». «Эти выражения перешли и в советскую печать» [Ашукин, Ашукина, Крылатые слова, 539-540]. «Куда идете, гангстеры пера?» — фраза, припомненная Л. Никулиным в воспоминаниях о гудковской среде [год примерно 1925; Воспоминания о Ю. Олеше, 66].
Подобного типа ругательства употреблялись и вне журналистской темы: «бандит зубного дела!» [о дантисте; Тэффи, Человекообразные], «бандиты двуспальной кровати» [клопы, Бе 1928] и т. д. См. ДС 6//7.
13//18
Спланировав в последний раз, Полесов заметил, что его держит за ногу и смеется гадким смехом не кто иной, как бывший предводитель Ипполит Матвеевич Воробьянинов. — Зачем было Воробьянинову ввязываться в советский ритуал качанья? Возможно, что для соавторов это способ объединить И. М. в одну сценку с Полесовым — проявление «сказочно-мифологической» тесноты, замкнутости мира, ради которой они кое-где жертвуют правдоподобием (см. Введение, раздел 5). Мало того, что Воробьянинов присутствует при пуске трамвая — он еще и участвует в качаньи, а в число качаемых им попадает Полесов! По тому же принципу в пятигорской главе концессионеры случайно встречаются с Альхеном, супругами Щукиными и Изнуренковым, причем последний даже дает своему бывшему мучителю Воробьянинову три рубля [см. ДС 23 и ДС 36].
13//19
…Подкатил фордовский полугрузовичок с кинохроникерами. Первым из машины ловко выпрыгнул мужчина в двенадцатиугольных роговых очках и элегантном кожаном армяке без рукавов… Второй мужчина тащил киноаппарат, путаясь в длинном шарфе того стиля, который Остап Бендер обычно называл «шик-модерн». — Соавторы следуют наметившемуся к этому времени шаржу-стереотипу кинематографиста — нагловатого молодого человека, одетого с ног до головы по западной моде (непременно в особых очках), охотящегося в автомобиле за объектами съемки и типажами для фильмов, выглядящего экстравагантно на фоне скромно одетой советской толпы, в которую он бесцеремонно врезается. Вот некоторые параллели (выделяем лишь черты, буквально совпадающие с ДС):
«Подкатил к ночлежному дому несколько расхлябанный автомобиль и выскочил из него бритый молодой человек с проворными глазами за круглыми очками и гладко, на пробор, причесанной головой, впрочем, прикрытой наимоднейшей кепкой. На плечах сего юноши, живописно задрапированных длинным шарфом, каким-то жидким колоколом болталось широченное пальто, из-под него торчали тоненькие ножки в коротеньких штанишках и в нелепых, вроде как бы плоскодонных, остроносых башмаках» [Антон Амнуэль, Киноудача, КП 06.1928]. — «Советские джентльмены в восьмиугольных и надменных роговых очках, в лиловых клетчатых пальто, джентльмены, похожие на иностранцев-туристов» [С. Гехт, Путь в Дамаск (очерк о кинофабрике), Ог 08.07.28].
Многоугольные или (под Гарольда Ллойда) круглые очки — в эти годы признак не только кинодеятеля, но и вообще мобильного, нацеленного на успех и шик молодого человека. В романе В. Каверина «Скандалист» (1928) начинающий карьерист от книгоиздательства Кекчеев имеет лицо «расплывчатое, но выразительное, затушеванное очками — тяжелыми, шестигранными, роговыми» [1.4].
13//20
Вы, Ипполит Матвеевич, не думайте ничего такого… Вы, Ипполит Матвеевич, ни о чем не волнуйтесь! Все будет совершенно тайно. — Поведение Полесова здесь и далее [ДС 19; ДС 27] в чем-то напоминает фанатическую преданность делу и манеру говорить конспиративными полунамеками, свойственные юному поручику Эркелю из «Бесов» Достоевского. Ср.: «Я пойму, Петр Степанович, я все пойму… Разве я не понимаю, что вы делаете только необходимое для общего дела…» [III.7.3]. Полесов ведет себя также отчасти в духе Чипулина из рассказа А. Аверченко «Дьявольские козни» — сверхуслужливого юноши, навязывающего знакомым щекотливые услуги вместе с заверениями в конфиденциальности («Не беспокойтесь! Чипулины не говорят» и т. п.).
Примечания к комментариям
1 [к 13//2]. Неясно, почему Л. Успенский пишет: «„Качать» тогда [в 1910] не было принято, а то бы плохо ему [ави
