не позволяет вести вечную «гражданскую войну» между мышлением и чувствованием, волей и страстью, фантазией и активностью. Это те четыре силы, которые могут преодолеть просвещенного критикана, во всем сомневающегося брюзгу, стерильного педанта в нашей душе и проложить дорогу к очевидности; это как бы четыре столпа, которые несут купол очевидности.
Очевидность — вовсе не простое, будничное «считать за истину», что возникает без особой причины, существует временно и от которого равнодушно отказываются. Очевидность — и не чисто субъективное «кажется», которое охотно называют «интуицией», чтобы сказать, что имеют дело со своеобразным «озарением», из-за которого надо как можно скорее устранить любое сомнение и любую критику: «Господь дает это своим во сне».
Очевидность — это свет; но не всякое мерцание свечи приносит нам очевидность. Существуют также галлюцинации и отражение в воздухе. Очевидность — это свет, который идет от самого предмета, охватывает и наполняет нас, овладевает нами; и человек должен прийти, через борьбу, к этому предметному свету.
В этой борьбе к месту любое искреннее и объективное сомнение, не надо с ходу отметать разумную и доброжелательную критику: очевидность не боится ее, устоит. Вредна лишь злюка-мания сомнений; лишь необъективное, слепое критиканство действует разрушительно. Честное, глубокое сомнение есть не что иное, как жажда очевидности. Кто удостоверяет непредвзято, тот подтвердит; кто открывает око, тот увидит свет. Поэтому при желании истинную очевидность можно опять же пережить, пересмотреть, удостовериться.[38 — Ср.: «Очевидность же есть именно не что иное, как «переживание истины» (Гуссерль Э. Логические исследования. — С. 164).]
Стоит ей однажды появиться, как душа чувствует себя захваченной истиной. Нет более сомнений, нет «сдержанности», нет колебаний, нет релятивистских уловок. Это сам предмет светит нам тогда, «свидетельствует» о самом себе, говорит безмолвным, но могучим языком и окончательно «убеждает» нас. Тогда мы переживаем полную ясность, «четкую достоверность»[39 — См.: Лейбниц Г. В. Соч. — Т. 3. — М., 1984. — С. 65.] (Лейбниц), счастье «встречи», после которой не будет «разлуки».
Тем самым очевидность в великих делах означает внезапное прекращение, конец и начало нового бытия. Однажды пережившего ее человека очевидность делает любящим, горящим и светящимся; теперь он может открывать глаза другим людям; теперь он призван вести их. Такая очевидность восхищает человека и просветляет его душу. Она дает ему якорь, твердое положение и характер. Она делает его цельным и здоровым: теперь он любит то, чем живет, и живет тем, что любит. А за то, что человек так любит и так живет, он борется до смерти; и если он пал в борьбе, то пал как победитель.
Очевидность подобна молнии, ударившей в жерло кратера дремлющего вулкана, чтобы он проснулся и послал свое пламя в небо; или, возможно, — гранате, попавшей в безмолвный колокол, чтобы он зазвучал и дарил свой голос людям. Мировая история знает времена, когда целые народы беспомощно и страстно ждали этого голоса…
Как долго страдает и вздыхает человеческое создание на земле! Но оно преодолевает свои страдания только тогда, когда приходит к вечному свету. Бог — источник этого вечного света. К Богу должен поднимать человек свое око.
И когда лучи Божественного откровения достигают ока человеческого, тогда ему открывается Истина, тогда он созерцает Бога в небесах и Божественное на земле, и его страдания просветляются.
Поэтому мы должны не бежать от страданий, а принимать их как зов, как требование, как обещание — как открытую дверь в Царствие Божие. «Ибо вот. Царствие Божие внутри вас есть» (Лук. 17, 21). И хотя этот путь крут и эта дверь узка, они безошибочно ведут к просветлению и избавлению. Именно поэтому сказано: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Мтф. 5, 4). Через страдание и утешение приходит человек к Богу. Ибо в страданиях очищается человеческое сердце. И потому сказано: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мтф. 5, 8).
Итак, прежде всего, мы должны очистить свое сердце. Сначала — от того, что нам несет современный мир («Сей век», Рим. 12,2 и др.): от высокомерия разума, от плоского материализма, от самодовольного безбожия, от искушений коллективной мечты, от соблазнов бесчестия, от опасности лишиться корней. А затем — от злых страстей гордыни, ненависти, зависти, мстительности; от близорукой корысти; от поверхностности любопытства, всезнайства, безответственности… Ибо все это оскверняет нашу жизнь и оставляет нас без главного, без святыни, без убеждения, без веры. Мелкой остается наша жизнь, близоруким и бессильным — наш взор, черствым и неверным — наше сердце, безбожной — наша сущность. Поэтому мы забываем живое и созидательное Божественное зрелище. Прав был философ, который говорил — мы не видим солнца, потому что вздымаем облако пыли…
Через это облако современного мира и наши собственные страсти мы должны прийти к победе — нужно, чтобы оно улеглось. Тогда мы широко и глубоко откроем внутреннее око нашего сердца и воззрим вверх, к Богу и в созданный им мир. Тогда мы с удивлением увидим, что каждый цветок раскрывается для нас, каждый солнечный луч приносит нам свое откровение, каждое человеческое сердце открывает нам свои тайны. Дерево и зверь, гора и поляна, снег и гроза покажут нам свой скрытый божественный луч света. Мы поймем, что мир полон дремлющей любви, и нам нужно лишь разбудить эту любовь нашей собственной любовью. Тогда ни один страдалец не покажется нам чужим; ни одна вещь не сможет скрыть от нас свою духовную тайну. Чем чище взгляд, чем искреннее сердце — тем глубже мир, тем непосредственнее дорога к Богу.
Тогда мы поймем, как мы раньше упускали истинную Божественность, Божественное происхождение нашего Спасителя Иисуса Христа и как много людей еще упускают или уже упустили их. Чтобы познать Божественное, нужно носить Божественное в собственном сердце. Чтобы созерцать Бога и верить в Бога, нужно иметь в самом себе священное место, некий алтарь, где горит и светит его священное пламя. Современный человек становится антихристианином, потому что в его сердце развеяно Божественное дыхание, потому что в душе его погас Божественный огонь. Поэтому он читает и слышит о нашем Спасителе, но не познает его и не видит в нем живого, сделавшегося человеком Бога. Его собственное сердце застыло, поэтому он не понимает, что «Бог есть любовь» (1 Иоанн. 4, 8). Его собственный дух мертв, поэтому он не может понять, что «Бог есть дух» (Иоанн. 4, 24) и что дух проявляется в Иисусе. Его собственное око слепо, и потому он опускает, что «Бог есть свет» (1 Иоанн. 1, 5) и что в Иисусе нет «никакой тьмы».
Надо только верно и глубоко раскрыть сердце — и придешь к Иисусу Христу. Без сердца человек становится антихристианином.
Надо только жить в Духе (в Истине, в Прекрасном, в Справедливом, в Глубине, в Целостности) — и ты у Иисуса Христа. Человек, лишенный Духа, становится антихристианином.
Надо только созерцать из сердца и из Духа, и увидишь нашего Спасителя в его вечном величии. Слепой человек становится антихристианином.
К Иисусу Христу должно вернуться современное человечество, к Его Духу, к Его Откровению. В смирении и покаянии оно должно очиститься, чтобы исповедовать Его: чтобы принимать жизнь как поднесенную чашу, чтобы в каждом событии в жизни искать путь к Богу; чтобы преодолевать себя самого и мир в Любви, Духе и Свете.
