мы смотрим на картину, которую уже видели много раз и научились ее видеть такой, как она некогда сформировалась для нас в качестве эстетического объекта, обладающего характерными свойствами). Длительность и сложность этого процесса зависит, впрочем, от того, имеем ли мы в данном случае дело с более сложным или с более простым эстетическим предметом. Часто таким объектом становится просто лишь само цветовое качество или звук голоса; тогда и процесс эстетического переживания является более «мимолетным», однако и в таком случае оно не будет моментальным «ощущением приятного» или «неприятного».
2. Если эстетический процесс начинается с опреде-
1 Другой причиной, вследствие которой эстетическое переживание рассматривается ошибочно, является то обстоятельство, что принимается во внимание лишь конечная его фаза.
2 На это мое внимание обратил Остап Ортвин
123
ленного чисто чувственного наблюдения (что происходит не всегда), то наиболее любопытным и вместе с тем весьма трудно уловимым моментом является переход от чувственного наблюдения определенного реального предмета к фазам эстетического переживания, мы будем иметь дело с изменением направленности; теперь уже от практической точки зрения повседневной жизни или научной точки зрения мы переходим к эстетической точке зрения. Что вызывает это изменение установки? Что происходит в том случае, когда, вместо того чтобы продолжать заниматься нашими повседневными, практическими или теоретическими занятиями, мы прерываем (и часто неожиданно) «нормальный» ход нашей жизни и начинаем заниматься чем-то таким, что как будто не имеет отношения к нашей жизни и вместе с тем обогащает ее и придает ей иной смысл?
Возможно, что у различных людей этот переход может происходить по-разному в зависимости от тех или иных обстоятельств. Однако мне кажется, что я не уйду далеко от истины, если укажу на следующие, как я думаю, существенные моменты: при наблюдении какого-либо реального предмета нас поражает одно своеобразное качество, или множество качеств (например, цвет или гармония красок, качество какой-то мелодии, ритм, форма и т. д.)1, которое не только сосредоточивает потом на себе наше внимание, но, кроме того, является для нас не безразличным: оно вызывает у нас особую эмоцию, которую я буду называть предварительной эмоцией, ибо эта эмоция дает лишь начало соответствующему процессу эстетического переживания. Это качество, как я сказал, «поражает» нас, навязывается нам. Этим я хочу сказать, что восприятие его является пассивным и в этой фазе переживания мимолетным, и при-
1 Каково данное качество, этого никогда нельзя заранее предвидеть, ибо это зависит не только от него самого, но и от предрасположения воспринимающего субъекта. На то, что это. как правило, образное качество и что оно может быть особого рода, обратила внимание д-р С. Лущевская-Рахманова в дискуссиях, происходивших в 1935/36 академическом году на моем семинаре, посвященном вопросу эстетического переживания. Там же я изложил высказанную здесь точку зрения относительно эстетического переживания. Я хочу здесь сердечно поблагодарить участников этого семинара за различные ценные критические замечания, которые помогли мне точнее изложить мои мысли.
124
том таким, что если бы весь процесс в этой фазе вдруг прекратился, то, вероятно, даже мы сами не смогли бы ответить на вопрос, каково это качество; мы скорее получаем впечатление от него, скорее чувствуем его, чем воспринимаем.
Предварительная эмоция, возникшая на этой основе, — это не то, что «нравится», о чем надоедливо говорится в различных эстетических исследованиях. Первоначально это состояние возбуждения, вызываемого качеством, которое нам навязывается в наблюдаемом предмете. В первый момент, не отдавая себе ясного отчета в том, какое это качество, мы лишь чувствуем, что оно привлекало нас к себе, побуждало обратиться к нему с целью обладания им в непосредственном контакте. В этом возбуждении обычно содержится также момент приятного (а может быть, и наоборот) удивления вследствие возникновения первичного возбуждающего качества и, скорее, удивления тем, что оно является «таковым», хотя у нас не было еще времени подвести к отчетливому, намеренному и сознательному пониманию этого качества, пока оно нас, если можно так выразиться в переносном смысле, скорее «касается», особым образом побуждает, возбуждает. Это возбуждение превращается в определенную форму влюбленности (эроса) и в навязываемое нам качество. В дальнейшей фазе предварительной эмоции это возбуждение переходит в сложное эмоциональное переживание, в котором можно различить следующие моменты: а) эмоциональное и пока все еще зачаточное непосредственное знакомство с исследуемым качеством, б) в некотором роде жажда обладания этим качеством и увеличения наслаждения, которое нам сулит наглядное обладание им, в) стремление к тому, чтобы насытиться качеством, к упрочению обладания им1.
1 Использование мною здесь в некотором роде переносных, так сказать, поэтических выражений не случайно и не может быть принято за проявление «ненаучности» этих выводов (как, вероятно, были бы склонны полагать те, научным идеалом которых является так называемая «-точность», основанная у них на сообщении определенного количества ничего не говорящих формул в виде знаков, подобранных таким образом, чтобы людям, которые имеют весьма скудные знания о соответствующих предметах, казалось, что объемы используемых в этих формулах понятий соответствуют
125
Итак, несмотря на то что предварительная эмоция, несомненно, содержит в себе чувственный элемент, в ней отчетливо проявляются также моменты, имеющие скорее характер страстного желания, направленного на качество1, данное нам пока на фоне чувственно наблюдаемого предмета. Разговор об «удовольствии» на этой фазе есть не только опошление 2 проблемы, но, более то-
проведенным примитивным разграничениям между группами предметов). Вышеуказанные мои действия являются определенным сознательным методическим приемом, задача которого состоит прежде всего в том, чтобы облегчить читателям пробуждение в них интуиции, помогающей осознать эстетическое переживание, которое они имели в жизни неоднократно, но, поглощенные им, не имели ни времени, ни желания, чтобы ясно отдать себе в нем отчет. Для этой цели скорее пригодны слова «живого» языка, может быть не совсем «точные» (то есть не имеющие ясного и однозначного определения), но зато побуждающие к оживлению соответствующих воспоминаний читателя и к тому, чтобы путем размышления осознать то, что в них проявляется. Определенная многозначность используемых слов имеет даже то достоинство, что в ее пределах могут заключаться индивидуальные разновидности переживаний, о которых при этом идет речь. Может случиться, что когда-нибудь, когда удастся сделать шаг вперед в области анализа разбираемых нами переживаний, окажется необходимым и возможным заменить используемые здесь выражения другими, более «научными», но это можно будет сделать лишь после перехода через фазу оживления и уяснения интуиции, обычно приглушенных и мимолетных в их первоначальном состоянии.
1 О страстном желании говорит и Вл. Витвицкий в своей «Психологии», когда он оспаривает положение о «бескорыстной склонности» (см. т. II, стр: 81 и далее). Однако у него речь идет о том, что предметы, которые нам «нравятся», могут быть также страстно желаемы нами в сопутствующем переживании. Опуская вопрос относительно того, действительно ли такая точка зрения показывает неправильность положения, против которого борется Витвицкий, следует отметить, что для меня здесь речь идет о чем-то таком, что содержится в самом эстетическом переживании, но не является каким-то сопутствующим явлением только эстетическому переживанию.
2 Опошление, ибо, во-первых, термин «удовольствие» является столь общим, что он, собственно говоря, ничего не разъясняет, во-вторых, почти в каждом переживании, даже имеющем чисто интеллектуальный характер, можно обнаружить какое-то «удовольствие»; следовательно, указание на то, что в эстетическом переживании проявляется какое-то удовольствие, не дает нам ничего ни существенного, ни характерного для этого переживания. Неоднократно опровергалось также и то, что якобы удовольствие являлось существенным моментом эстетического переживания. См., например, Мюллер-Фрейенфельс, Психология искусства.
«Однако я установил, что эти чувства радости лишь сопровож-
126
го, он настолько не соответствует истине, что даже там, где в предварительной эмоции проявляется какой-то момент удовольствия, не является для нее характерным и не исчерпывает этого переживания, тем более что в нем, наоборот, может проявляться и некоторая особенная «неприятность» (если уж мы по необходимости должны пользоваться такого рода общими фразами), ибо предварительная эстетическая эмоция полна динамичности — неудовлетворенности, которая проявляется там, и только там, где мы уже были побуждены, возбуждены каким-то качеством, но еще не сумели достигнуть такого непосредственного, наглядного общения с ним, чтобы быть в состоянии им «упиться». В этой неудовлетворенности («голоде») кое-кто может усмотреть момент «неприятности». Эта эмоция, однако, является предварительной эмоцией именно потому, что в содержащихся в ней моментах страстного желания возникает как продолжающийся процесс эстетического переживания, так и формирование его интенционального эквивалента — эстетического предмета1.
3. Рассмотрим, однако, пока вопрос о том, каковы непосредственные следствия проявления предварительной эмоции. Они идут в различных направлениях.
дают сознание, а не являются сущностью эстетического переживания. Если бы речь шла только о радости, то такие токсические вещества, как опиум или окись азота, рассматривались бы как высшие эстетические ценности».
1 Фолькельт пишет в «Системе эстетики» (I, стр. 89): «Особенно если видение и слышание явно не сопровождаются чувственными ощущениями, не исключена возможность, что эти процессы сочетаются с определенным стремлением к достижению этих переживаний, с известным подчинением им. Речь идет, следовательно, о направлении нашего стремления соответственно настроению. Мы чувствуем у себя склонность к наблюдению, мы чувствуем себя исполненными любви к наблюдению». У меня такое впечатление, что Фолькельт имеет здесь в виду не что иное, как то, что я называю «предварительной эмоцией». Однако Фолькельт не сумел подробнее проанализировать ее, он также совершенно не отдает себе отчета в ее важности для эстетического переживания. Я привожу здесь текст Фолькельта лишь с целью подкрепления суждений, описывающих предварительную эмоцию. Первым мыслителем, который обратил внимание на момент «влюбленности» и страстного желания в эстетическом переживании, был Платон; см. например, выводы по этому вопросу в «Федре». По моему мнению, этот момент проявляется прежде всего в предварительной эмоции.
127
а) Возникновение в чьем-либо потоке переживаний предварительной эстетической эмоции обычно влечет за собой некоторое торможение предшествующего «нормального» процесса его переживаний и деятельности, направленной по отношению к предметам окружающего его реального мира. То, чем мы только что занимались, хотя, может быть, и было бы для нас весьма важным, вдруг утратило свое значение, стало неинтересным, безразличным. Поэтому мы не продолжаем — хотя бы «на минуту» — занятий, в процессе которых нам было навязано это качество (обычно предметное), вызывающее предварительную эмоцию. Например: как часто, идя горной тропой и обращая внимание на детали не всегда безопасного пути, мы, помимо своей воли, «поражаемся» так называемой красотой пейзажа. Мы тогда инстинктивно останавливаемся. Подробности изгибов тропы, по которой мы взбирались на вершину, становятся неинтересными, мы не имеем времени на их созерцание, нас теперь «привлекает» нечто другое. Точно так же и в разговоре о каких-то, может быть, важных жизненных или теоретических вопросах мы часто неожиданно прерываем его, ибо неожиданно нас поразило какое-то случайное качество, вызывающее предварительную
