эмоцию, например красота и особенное выражение лица человека, который именно возле нас перешел улицу.
Это «торможение» сопровождается некоторым ослаблением или даже полным исчезновением актуальных переживаний, касающихся предметов окружающего нас реального мира. Происходит явное сужение поля сознания по отношению к этому миру, и хотя мы не утрачиваем безотчетного ощущения наличия и существования его, хотя и чувствуем, что продолжаем находиться в мире, однако это убеждение в существовании реального мира, которое постоянно приукрашивает всякую нашу актуальность, как-то отодвигается на второй план, утрачивает значение и силу. В позднейших фазах интенсивного эстетического переживания может возникнуть особое и столь хорошо известное нам явление quasi-забвения реального мира. Это находится в непосредственной связи с изменением направленности, какое совершается в нас благодаря предварительной эстетической эмоции. К этому вопросу я вернусь ниже.
128
«Торможение», о котором здесь идет речь, может быть более сильным, более продолжительным или более слабым, мимолетным в зависимости от силы предварительной эмоции и от ее отношения к предшествующим интересам. Если эта сила невелика и вместе с тем вопросы повседневной жизни имеют достаточно серьезное значение, эстетическое переживание прерывается. После мимолетного торможения процесса повседневной жизни мы возвращаемся к нему, а проявляющаяся при этом в данный момент определенная дезориентация лучше всего свидетельствует о том, что дело дошло до такого торможения. Если же процесс эстетического переживания продолжает развиваться, тогда торможение является устойчивым и нужно, чтобы совершился весь эстетический процесс или возник какой-то новый, более сильный стимул «повседневной жизни», чтобы мы вернулись к потоку дел, прерванных предварительной эмоцией. Явление «возвращения» при этом весьма характерно. Оно требует не только повторного возобновления хода прерванных занятий и дел, повторной ориентации в минувшей ситуации и поисков ее «дальнейшего продолжения», но — что наиболее важно — в нем происходит повторное изменение направленности на то же самое, чем мы занимались перед тем, как начался эстетический процесс. Это свидетельствует, между прочим, о том, что в момент, когда мы были возбуждены качеством, для нас не безразличным, и пережили предварительную эмоцию, в нас происходит именно благодаря этой эмоции изменение психической установки. «Торможение» есть лишь внешнее выражение этого изменения.
б) Однако под влиянием предварительной эстетической эмоции в нас совершается не только само торможение дальнейшего процесса именно актуальных занятий повседневной жизни. Как я уже отметил в предшествующем изложении, фаза нашего актуального «теперь» нормально «окаймлена» некоторым отзвуком еще недавно минувших переживаний и как-то теснее или свободнее связанных с нашим «теперь», как и с определенной перспективой на наше «ближайшее» будущее (в чем, впрочем, мы обычно не отдаем себе ясного отчета). Таким образом, предварительная эмоция вызывает значительное приглушение отзвука переживаний, которые разыгрывались непосредственно
129
перед предварительной эмоцией, и одновременно приводит к ликвидации или приглушению этой перспективы на будущее, которое вырисовывается ранее возникающей эмоции1. Наше новое «теперь» наполнено предварительной эмоцией и продолжающимся эстетическим переживанием и вследствие этого утрачивает всякую более отчетливую связь с нашим непосредственным прошлым и будущим в процессе «повседневной жизни». Оно составляет определенное обособленное само по себе целое, которое только ex post; когда эстетический процесс прекратится, мы включаемся в процесс нашей жизни. На этом обособлении эстетического переживания от процесса повседневной жизни и погружении в актуальное эстетическое переживание основано то, что Ст. Оссовский — насколько я его понимаю — называет «жить минутой» и что он считает в качестве главного характерного момента эстетического переживания2. Это, как мы видим, есть произвольный момент, вытекающий из предварительной эмоции и тесно связанный с ее последствиями, о которых сейчас и будет идти речь. Одна-
1 Разумеется, это происходит тогда, когда эстетический процесс начинается неожиданно, когда возникла некоторая неожиданность, внезапное ослепление. В условиях механизации современной жизни мы имеем, однако, предусмотренные «часы упражнений» даже в области эстетических переживаний: в определенное время мы ходим в театр, на концерты; мы уже заранее подготовлены к этому, ориентированы на то, что теперь будем иметь эстетические переживания. Поэтому уже, прежде чем мы начали что-то эстетически переживать (поскольку вообще дело дошло до этого), мы ожидаем этих переживаний. В таком случае эстетическое переживание скорее связано именно с данной фазой нашего будущего. Но из данного факта нельзя умозаключить об ошибочности наших выводов, ибо в указанных случаях мы искусственно и намеренно тормозим ход наших жизненных дел и приглушаем отзвуки более давнего прошлого, чтобы иметь возможность без помех отдаться эстетическому общению с произведением искусства. То, что сильная предварительная эмоция делает сама по себе, здесь вызвано искусственно. И, может быть, именно поэтому предварительная эмоция, к которой мы заранее готовимся, часто или вовсе не возникает или, возникнув, оказывается лишенной ее первоначальной силы и свежести, что характеризует ее в описанных нами случаях. Механизация жизни и здесь является деморализующим фактором.
2 См. St. Ossowski, U podstaw estetyki, Варшава, 1933, ч. IV, стр. 259 и далее. Впрочем, Оссовский говорит лишь о ликвидации установки на будущее, а не принимает во внимание отзвуки прошлого в современности.
130
ко это не является характерным для эстетического переживания1 моментом, ибо такая изоляция, ограничение себя актуальным переживанием может быть вызвано также посредством других сильных переживаний, выводящих нас за пределы повседневных дел. Подобная изоляция современности образуется, например, в чисто теоретическом исследовании, требующем большой сосредоточенности, когда мы поглощены терзающей нас проблемой. Особенно отчетливо это проявляется там, где исследования касаются весьма абстрактных проблем, не имеющих связи с окружающим нас действительным миром явлений, например в определенных математических или философских исследованиях.
в) Предварительная эмоция (и это наиболее важная функция) вызывает в нас изменение направленности — переход от точки зрения естественной практической жизни2 к специфически «эстетической» точке зрения. Эмоция, вызванная возбуждающим нас качеством или так называемым «образом»3 и содержащая в себе вместе с тем момент страстного желания, стремления чувственно-непосредственно насытиться данным качеством, приводит к тому, что из естественной направленности на некоторые существующие или могущие существовать факты в области реального мира мы переходим к направленности на наглядно-данное общение с качественными образами. Равно как при чувственном или внутреннем наблюдении, которое переплетается с нашими практическими действиями (разрешение вопросов повседневной жизни, реализация нового состояния вещей), так и в случае наблюдения, которое мы проводим с чисто исследовательскими целями, мы ориентируемся на то, что есть. Как в первом, так и во втором случае для нас речь идет о предметах и действительных фактах. Конечно, при этом не безразлично, какой характер имеет то, что мы наблюдаем — и именно на это направлены во многом наши усилия — но, в конце концов, для нас важно то, что что-то такое есть таким, каким оно есть. Таким образом, наши по-
1 Это утверждает, впрочем, также и Оссовский.
2 Мы придерживаемся этой точки зрения, совершая те или иные действия в сфере действительной жизни и даже проводя исследования в конкретных науках.
3 В значении, используемом так называемой психологией образа.
131
знавательные действия (чисто исследовательного характера, но предпринимаемые с практической целью) доминируют в подтверждении существования определенного факта или предмета в реальном либо идеальном мире. Все эти наши познавательные и практические действия нормально совершаются на фоне главного, постоянно поддерживаемого нами убеждения о существовании реального мира, в котором существуем также и мы1. Таким образом, в тот момент, когда в нас совершается предварительная эстетическая эмоция, это убеждение, по правде говоря, не подрывается, не исключается из сферы нашего жизненного опыта, но, как я уже отметил, отодвигается как бы на периферию сознания и приглушается. Это сопровождается тем, что одновременно благодаря предварительной эмоции мы начинаем ориентироваться не на факт реального существования тех или иных качеств, а на самые качества (если можно так сказать — на «содержание» этих качеств). Фактическое их проявление в том или ином реальном предмете в качестве его свойств становится для нас совершенно безразличным. А следовательно, для нас, в частности, речь идет о том, действительно ли данная вещь такова, какой вначале (до предварительной эмоции) мы ее наблюдали, или она лишь «кажется» нам такой. Ведь нам могло бы лишь «казаться», и такое представление вполне достаточно для «видения», непосредственного понимания смысла самих качеств. Таким образом, под влиянием предварительной эмоции чувственное наблюдение, среди данных которого первоначально проявилось качество, вызывающее эту эмоцию, существенным образом видоизменяется: а) содержащееся нормально в его акте убеждение о существовании предмета (наблюдаемой вещи) лишается силы, говоря по-гуссерлиански, «нейтрализуется» 2; б) качество, которое первоначально прояв-
1 См. Е. Hussеrl, Ideen zu einer reinen Phänomenologie (§ 27 — 32), о так называемом естественном положении (natürliche Einstellung).
2 Вот почему у Гуссерля проявляется тенденция понимать эстетическое переживание как «нейтрализованное» переживание. Однако это неправильно, на что я стремился обратить внимание уже в «Das literarische Kunstwerk». Я покажу в дальнейших выводах, что в конечной фазе эстетического переживания проявляется момент убеждения в «существовании» эстетического предмета, но
132
лялось как свойство, данное в этом наблюдении реальной вещи, как бы освобождается от этой формальной структуры и остается на какой-то момент чистым качеством, чтобы в дальнейших фазах процесса эстетического переживания стать центром кристаллизации нового предмета — эстетического предмета. Может быть, это наиболее радикальное изменение той точки зрения, которая может иметь место в нашей психической жизни. Следовательно, нет ничего удивительного в том, что эстетическое переживание так обособляется от процесса нашей повседневной жизни и вызывает «торможение» нашей повседневной деятельности, что возникает явление «забвения мира» и что необходимо либо исчерпание самого эстетического переживания, либо нужен также какой-то более сильный стимул «извне», то есть со стороны реального мира, чтобы могло происходить то «возвращение», о котором говорилось выше.
Не следует, однако, на этом основании предполагать, будто эстетическое переживание есть какое-то чисто пассивное, бездеятельное и нетворческое «созерцание» качеств (грубо говоря — глазеть на качество) в противоположность «активной» практической жизни1. Наоборот, эта фаза весьма активной, интенсивной и творческой жизни личности; другое дело, что данные действия не вызывают никаких изменений в окружающем нас реальном мире и не «рассчитаны» на это. Кроме того, истина заключается, как я покажу это ниже, в том, что весь процесс эстетического переживания содержит в себе, с одной стороны, активные фазы, а с другой — мимолетные фазы пассивного чувствования, моменты «застывания» созерцания.
4. Предварительная эмоция содержит в себе, как я отмечал, стремление к тому, чтобы насытиться стимулирующим качеством и упрочить обладание им в наглядном общении. Таким образом, предварительная эмоция, сама полностью не угасая, а составляя как бы основу дальнейших фаз эстетического переживания, переходит в такую фазу этого переживания, в которой
в совершенно другом значении, чем в том случае, когда это относится к существованию вещей в сфере реального мира.
1 Пассивность эстетического переживания проповедует, между прочим, Кюльпе. Противоположную
