независимым от произведения искусства (эстетического предмета); если исходить только из свойств произведения, нельзя было бы предвидеть, когда нам оно станет нравиться.
Не предрешая, исчерпываются ли этим все точки зрения на «относительность» эстетических ценностей1, я хочу отметить, что с приведенными выше пониманиями относительности я не согласен, хотя, как это видно из изложенного, признаю, что одно и то же произведение искусства может вести к конституированию в од-
1 Сам я говорю (это легко проверить) об относительности «эстетических ценностей» в совершенно ином значении. Вопрос о том, существуют ли в подобном значении относительные ценности эстетического предмета (но не. эстетические ценности), — это вопрос иного порядка, и я его здесь не рассматриваю. Когда я готовил новое издание этой работы, я мог бы уже шире и подробнее развить весь комплекс проблем относительности и абсолютности ценностей. Однако я считаю, что пока следует сохранить прежний текст в качестве определенной ступени исследования, а в другой работе заняться специально этим сложным вопросом.
396
ном случае одних, в другом — других эстетических Ценностей. Точку зрения, которую считаю правильной, я не имею возможности здесь развить и обосновать. Ограничусь лишь упоминанием, в каких пунктах она отличается от изложенных выше взглядов.
1) Эстетическая ценность (в особенности так называемое «прекрасное») есть нечто отличающееся от нравящегося. Нравится или не нравится — это сознательное состояние или переживание потребителя произведения искусства, respective эстетического предмета, в то время как эстетическая ценность является чем-то, что выступает в самом или на самом эстетическом предмете как своеобразная его характеристика. Это же самое можно сказать и о художественной ценности произведения искусства.
2) Эстетическая ценность является особенным эстетическим качественным моментом или комплексом ценностных качеств, осевших на эстетическом предмете. То, что обычно называется «прекрасным», представляет собой одно из многих качеств эстетических ценностей. Об этом уже говорилось раньше.
3) Эстетическая ценность представляет собой нечто наглядно (феноменально) данное именно потому, что она опирается на эстетически ценные качества и сама является моментом или набором качественных моментов. Однако это не означает, что эстетическая ценность — выдумка или мираж зрителя или читателя, творимые произвольно по их вкусу. В особенности не является она «изливом» некоторого рода sic jubeo зрителя или читателя, содержащегося в их оценке, а также это и не иллюзия, вызванная тем обстоятельством, что произведение искусства может нравиться или не нравиться. Качество, определяющее эстетическую ценность, в актуализированной форме выступающую лишь в конкретизации произведения живописи (либо вообще произведения искусства), свое экзистенциальное основание имеет, с одной стороны, в полотне-изображении, с другой — в познавательно-эстетических актах зрителя, приспособленных к содержанию картины 1. Эта двойная
1 Следует, наконец, покончить с мнением, согласно которому общение с произведением искусства является лишь каким-то «чувствованием» или «вчувствованием» чего-то в предмет, с которым имеет дело потребитель искусства. Это точка зрения сторонников
397
обусловленность качества эстетической ценности эстетически ценными качествами и одновременно выполнением зрителем определенных познавательных актов определяет, что эстетическая ценность эстетического предмета живописи не является результатом произвольных решений зрителя.
В отдельных случаях мы можем, разумеется, ошибаться или не быть в данное время способными к конституированию именно тех эстетически ценных качеств, от которых зависит проявление данной эстетической ценности и которые одновременно были бы определены компонентами картины, но эта возможность ошибки, не замечания ценности, вовсе не свидетельствует еще о том, что нельзя уловить ценность, определяемую картиной или вообще произведением искусства. Не свидетельствует она также о том, что когда мы попадаем на ценность эстетического предмета, то имеем дело с произвольно созданной нами импозией, а не с ценностью, эффективно существующей и не зависящей от степени ценности, хотя в своем актуализировании она обусловлена гармоничным взаимодействием произведения искусства и пер-
теории «вчувствования» (Т. Липпс и другие). Не является оно также отношением к произведению искусства тех или иных «импрессий», некоторого рода спонтанных и неконтролируемых впечатлений, не требующих от зрителя или читателя познавательных усилий и тренировки способности восприятия или, наконец, определенной культуры вкуса. Видение картины, приводящее к адекватному конституированию эстетического предмета, является прежде всего познавательным процессом, требующим от зрителя известного навыка, тонкости в улавливании существенных моментов картины и умения конкретизировать соответствующие эстетически ценные качества и схватывать качества ценностей и, наконец, умения реагировать соответственно подобранным чувством (см. «О познавании литературного произведения»). И лишь при соблюдении всех этих условий мы можем приобрести эстетический опыт, который может быть отправным пунктом для сознательно проводимой оценки произведения. Чтобы быть истиной, она должна опираться на результаты этого опыта. Конечно, не всегда все удается и протекает так, что мы действительно познаем данный эстетический предмет. И лишь здесь открывается путь к познанию произведения искусства, которое как идентичное самому себе проявляется в различных своих конкретизациях. Этим проблемам следует посвятить отдельное исследование. После выхода в свет моей работы была издана книга Ст. Шумана «О oglądaniu obrazów». Однако, как мне кажется, она не разрешает вопросов из этой области.
398
цептивных актов зрителя. Иначе говоря, от зрителя зависит лишь то, удастся ли ему на базе данной картины конкретизировать те эстетически ценные качества, которые потенциально составляют компонент картин, respective определены ее содержанием или по крайней мере лежат в границах допустимого содержанием картины. Если зрителю удастся расшифровать эстетическую ценность данной конкретизации картины, то в одинаковой степени и детерминирующие эстетическую ценность качества ценности и ее степень окажутся принадлежащими эстетическому предмету и у нас не будет основания считать ее каким-то продуктом воображения воспринимающего субъекта. Если же мы не сумеем это сделать, то это вовсе не означает, что этой ценности нет или что стоимость ее будет иной, чем та, которая в точности отвечает данным ценностным качествам. Это означает лишь то, что мы допустили какие-то ошибки в восприятии картины и в конкретизировании соответствующего эстетического предмета или не сумели адекватно эмоционально прореагировать на эстетически ценные качества, относящиеся потенциально к данной картине. Ибо ни наша способность правильно видеть и эстетически воспринимать произведение искусства не наделяет соответствующий эстетический предмет не обусловленными произведением искусства ценностями, ни наше неумение воспринимать картину не лишает ее присущих ей ценностей. Просто в одном случае мы сумели, а в другом не сумели конкретизировать ценности, которые и без этого idealiter присущи данному произведению искусства.
4. Неправильным будет также мнение, что якобы имеет место произвольность оценки либо эмоционально-эстетического реагирования на качества эстетической ценности и что якобы вследствие этой произвольности все оценки правомерны, respective неправомерны. Кто сумел один раз качества эстетической ценности, принадлежащие idealiter данной картине, актуализировать в ее конкретизации, тот не сможет произвольно относиться к этим качествам. Поэтому не согласно с истиной да и невозможно, чтобы кто-то имел in concrete данными определенные эстетически ценные качества, respective качества самой эстетической ценности, например прекрасное, а реагировал непосредственно эмоционально прямо противоположным образом, то есть что-
399
бы реагировал отвращением на прекрасное, а очевидная безобразность нравилась1. Конечно, мы исключаем случаи патологической извращенности. Истинным будет здесь лишь то, что в отношении одной и той же картины один зритель может актуализировать отвечающую произведению конкретизацию, а другой — неадекватную и что поэтому будут различными эмоциональные реакции: один из них будет восхищаться конкретизированной картиной, другой — испытывать к ней отвращение. Отождествив, как это часто неправильно делается, собственную конкретизацию с картиной, один из них будет давать картине положительную оценку, другой — отрицательную, но из этого следует только, что оба зрителя в равной мере не умеют смотреть картину и поэтому оба одинаково не используют возможностей, предоставляемых им картиной. Даже приведенный ранее случай, когда актуализируются две различные конкретизации, в равной мере обусловленные данной картиной, свидетельствует не о так называемой «относительности» или субъективности (в приведенных выше значениях) эстетической ценности, а лишь о том, что одной и той же картине принадлежит idealiter различные возможные эстетические конкретизации, имеющие различные эстетические ценности. Это вовсе не должно понижать, а, наоборот, может повышать художественную ценность картины. Ибо картина тогда как бы in potencio заключает в себе больше возможностей актуализации эстетических ценностей, более богата этими возможностями, чем картина, в которой этого не происходит. Правда, в слишком общем плане этот вопрос не следует разрешать. Не исключено, что возможны картины, ведущие к настолько высокому единству ансамбля эстетически ценных качеств, что любое изменение в их сфере приводит к распаду или вообще к невыявлению этого ансамбля. Следовательно, места недосказанности, выступающие в картине, не оставляют разнообразных возможностей такого их заполнения, чтобы на основе каждого из этих мест конституировался, правда отличный от других, но
1 Дело, конечно, обстоит по-иному, когда зритель отвлечется от эстетического опыта и забудет о его непосредственных данных и после этого слепо выражает чисто интеллектуальные мнения об эстетической ценности эстетического предмета.
400
всегда положительно ценный, ансамбль эстетически ценных качеств. В каждом из этих мест лишь определенные, особенным образом подобранные дополнения могут вести к эстетической целостности, которая должна быть органическим единством ценностных качеств. С общей точки зрения трудно решить, в каком из приведенных выше случаев мы имеем дело с высшей ценностью. При этом не исключено, что эстетические ценности не могут быть расположены в ряд по степени возрастания ценности или, наоборот, по степени понижения.» Очевидно, существует немало рядов эстетических ценностей, которые невозможно свести в один ряд, множество различных стилей или базовых совокупностей эстетических ценностей, которые нельзя сравнивать по степени. Это новая область проблемы, которую мы здесь не можем исследовать.
Факт существования многих по-разному ценных эстетических конкретизации одной и той же картины заставляет нас быть осторожными в отношении высказываемых оценок самой картины и в отношении всякой картины изучать возможности, которые она определяет при составлении укладов очерченных в ней моментов и подборов своих мест недосказанности. Лишь таким путем мы можем понять, как следует смотреть данную картину и какие конкретизации картины следует принять при ее эстетическом восприятии. Как восприятие картин, так и оценка их художественной ценности и эстетической ценности их конкретизации — дело трудное, требующее от зрителя не только врожденного вкуса и чувства прекрасного, но и известного опыта и умения, иначе говоря, эстетической культуры. Только люди, обладающие такой культурой, имеют, строго говоря, право давать оценку произведениям искусства, respective соответствующим эстетическим предметам. К сожалению, на практике эстетическое невежество и варварство громче всех трубит о своем мнении по поводу какого-нибудь произведения искусства и старается его навязать другим. Мы не должны поддаваться такого рода террору, наоборот, надо стараться воспитывать зрителей, чтобы они могли адекватно воспринимать произведения искусства, чтобы умели видеть его так, как того требует собственная структура произведения. Такое воспитание вкуса — главное условие так называемого
401
«всеобщего распространения», «обобществления» искусства. Не следует ложными оценками создавать видимость понижения
