сооружения? Доменные печи могут быть разрушены, угольные шахты затоплены,
пусть превратятся в пепелища дома – только бы после всего этого поднялся народ,
сильный, непоколебимый, готовый идти до конца! Ведь если вновь поднимется
немецкий народ, тогда вновь поднимется и всё остальное. Но если все это
останется стоять, а народ погибнет от внутреннего разложения, то дымовые трубы,
заводы и моря домов – это же будет не чем иным, как могильными камнями этого
народа! Рурская область должна была бы стать немецкой Москвой! Мы должны
были бы доказать, что немецкий народ 1923 года – это уже не тот народ, что в 1919
году… Обесчещенный и опозоренный народ теперь снова стал народом героев! За
полыхающим Руром такой народ организовал бы сопротивление не на жизнь, а на
смерть. Если бы действовали так, то Франция заколебалась бы делать следующий
шаг… Взрываются печь за печью, мост за мостом! Германия просыпается! Армия
Франции не позволила бы гнать себя в ужасы такого светопреставления! Клянусь
Богом, наше положение было бы иным!»
Понятое или разгаданное лишь немногими современниками решение Гитлера не
принимать участие в борьбе за Рур явится и причиной все более широко
распространяющихся слухов, будто НСДАП создала свою разветвлённую
организацию, развернула свою пропаганду, снабжение обмундированием и
оружием при помощи французских денег, однако сколько-нибудь убедительных
доказательств этого предъявлено так и не будет; да и вообще вопрос о том, какие
политические или экономические интересы пытались оказывать воздействие на
растущую партию, и до сего дня выяснен только частично. Во всяком случае,
расходы НСДАП – особенно с того времени, как руководство партией взял в свои
руки Гитлер – были столь явно непропорциональны числу её членов, что в поиске
его весьма богатых кредиторов нельзя ограничиваться простой ссылкой на
дьявольский комплекс, как это делают левые, пытающиеся таким путём успокоить
свою все ещё кровоточащую рану от нанесённого им «антиисторическим национал-
социализмом» поражения и объясняющие это поражение только закулисным
сговором тёмных сил монополистического капитала. Национал-социалисты сами
своим истеричным засекречиванием создадут почву для самых фантастических
предположений, пытаясь напустить в вопрос о финансировании столько тумана.
Все дела, связанные с многочисленными процессами о защите чести и достоинства
– а они в годы Веймарской республики шли из-за все новых и новых обвинений
нескончаемым потоком – были после 1933 года прекращены либо уничтожены, и
вообще в партии с первых дней её становления действовало правило, по которому
документы, связанные с материальными вспомоществованиями, не хранились, а в
дневнике партийной канцелярии очень редко встречаются соответствующие
пометки, причём, как правило, с таким добавлением: «Распоряжается лично
Дрекслер». Рассказывают о случае, когда Гитлер запретил участникам собрания в
мюнхенском «Киндлькеллере» записывать его собственный рассказ об одной такой
сделке.
Финансовая база партии составлялась, несомненно, из членских взносов,
небольших пожертвований её рьяных сторонников, сумм, вырученных от продажи
билетов на выступления Гитлера, и денег, собиравшихся во время митингов и
исчислявшихся иной раз несколькими тысячами марок. Некоторые из её ранних
приверженцев, как, например, погибший 9 ноября у «Фельдхеррнхалле» Оскар
Кёрнер, владелец маленького магазина игрушек, буквально разорились на помощи
партии, владельцы торговых и иных заведений помогали ей, продавая членам
партии товары со скидкой, другие передавали партии драгоценности или предметы
искусства, а её немолодые одинокие сторонницы, получавшие в угаре ночных
митингов от выступлений Гитлера уже, казалось, навсегда заказанное им
наслаждение, составляли завещания в пользу НСДАП. Богатые друзья, вроде
Бехштайнов, Брукманов или «Путци» Ханфштенгля, помогали ей порою очень
значительными суммами. Помимо взимания членских взносов партия находила
также и другие пути использовать своих членов для пополнения партийной казны –
выпускались не облагавшиеся налогом облигации, которые они должны были
приобретать и распространять; согласно полицейскому расследованию, только в
первой половине 1921 года было выпущено не менее 40. 000 таких облигаций по
десять марок каждая.
И всё-таки в первые годы своего существования партия постоянно нуждалась в
деньгах и до середины 1921 года не могла себе позволить содержать собственного
кассира; по свидетельству одного из членов партии, в тот период у расклейщиков
плакатов порой даже не было средств на покупку клея, а осенью 1921 года Гитлеру
пришлось по причине отсутствия финансов отказаться от проведения
запланированного массового митинга в цирке «Кроне». Тяжёлое материальное
положение смягчилось только летом 1922 года, когда партия благодаря своей
лихорадочной активности стала все больше обращать на себя внимание. Начиная с
этого времени, у неё устанавливаются и развиваются более интенсивные контакты
с сетью покровителей и кредиторов, которые не были её прямыми сторонниками, а
представляли состоятельные, напуганные угрозой коммунистической революции
слои буржуазного общества. В организации отпора этой угрозе они поддерживали
все способные к сопротивлению силы – от воинственных боевых организаций
правого крыла до сектантских листков-еженедельников и самой немыслимой
расцветки писак на злободневные темы, только бы у них был протестующий образ
мыслей; и правильно будет, наверное, сказать, что они не столько хотели помочь
Гитлеру выбиться наверх, сколько старались использовать эту наиболее
энергичную силу против революции.
Установлению контактов с влиятельными и сильными в финансовом отношении
кругами баварского общества Гитлер был обязан, помимо Дитриха Эккарта,
прежде всего Максу Эрвину фон Шойбнер-Рихтеру и ещё, пожалуй, Людендорфу,
получавшему, в свою очередь, от промышленников и крупных землевладельцев
значительные средства, которые он по своему усмотрению распределял среди
боевых организаций «фелькише». И в то время как Эрнст Рем добывал деньги,
оружие и снаряжение, друг Дитриха Эккарта д-р Эмиль Ганссер установил контакт
с экономической элитой вне Баварии, которая объединялась в «Национальном
клубе» и перед которой Гитлер впервые получил возможность изложить свои
планы в 1922 году. Его крупными спонсорами стали паровозный фабрикант Борзиг,
Фриц Тиссен из Объединения сталелитейных заводов, тайный советник Кирдорф,
заводы «Даймлер» и Баварский союз промышленников. Помимо того партии, столь
успешно заявлявшей о себе, оказывали материальную поддержку ещё и
чехословацкие, скандинавские и в первую очередь швейцарские финансовые круги.
Осенью 1923 года Гитлер съездил в Цюрих и вернулся оттуда, как говорили, «с
сундуком, набитым швейцарскими франками и долларовыми купюрами». Да и
слывший тёмной лошадкой, богатый на выдумки Курт В. Людеке тоже добывал из
до сего времени так и не выясненных, очевидно, иностранных источников немалые
средства – он финансировал, к примеру, «собственный» отряд СА, насчитывавший в
итоге более пятидесяти человек; вспомоществования поступали из Венгрии, а
также от русских и прибалтийских эмигрантских кругов, и некоторые партийные
функционеры, в том числе штабс-фельдфебель командования СА Юлиус Шрекк,
ставший потом личным шофёром Гитлера, или же капитан-лейтенант Хофман,
бывший одно время начальником штаба СА, получали во время инфляции оклады в
валюте. И даже бордель, организованный по инициативе Шойбнер-Рихтера одним
отставным офицером на берлинской Тауэнтциенштрассе, служил национальному
делу и переводил свои доходы в адрес штаб-квартиры партии в Мюнхене.
Побудительные причины, по которым оказывалась поддержка партии, были столь
же различными, как и источники финансирования. Правильно, конечно,
утверждение, что все спектакли, устраивавшиеся Гитлером начиная с лета 1922
года, были бы без этого просто невозможны, но верно так же и то, что неудержимо
шедший в гору демагог, впервые переживавший после стольких лет одинокого
прозябания и отдалённости от людей упоительное чувство своей неотразимости,
без каких бы то ни было сковывающих обязательств за материальную помощь.
Антикапиталистическая аффектация национал-социализма никогда не
воспринималась по-настоящему всерьёз ревнивым духом времени левого толка,
поскольку она так и оставалась неопределённой и лишённой всякого обоснования
и на деле даже в своём протесте против ростовщиков, спекулянтов и универмагов
не поднималась, собственно говоря, выше взглядов мелких домовладельцев и
лавочников. Однако то обстоятельство, что на поверку у неё не было никакого
инструментария, который бы превращал этот гром в молнию, скорее играло как
раз на руку правдоподобности её возмущения, даже если объектом последнего
была мораль, а не материальные основы имущих классов. Рекламный эффект
иррационализма, присущего движению, очень убедительно был выражен одним из
ранних ораторов партии, который, обращаясь к отчаявшимся, волнующимся
массам, восклицал: «Потерпите ещё совсем немного! Но когда мы призовём вас, то
пощадите сберегательные кассы, потому что там лежат наши пролетарские
сэкономленные пфенниги, а идите на штурм крупных банков и разожгите
огромный костёр! И повесьте на трамвайных дугах чёрных и белых жидов!»
Подобного рода излияниями, преисполненными подобного же рода эмоциями, на
этом мрачном фоне инфляции и нищеты масс, своими постоянно повторяющимися
масштабными обличениями лживости капитализма Гитлер мобилизует немало
сторонников – и это вопреки всем капиталистическим ассигнованиям.
Управляющий делами партии Макс Аман, давая показания мюнхенской полиции
после попытки путча в ноябре 1923 года, будет утверждать, что заимодавцам
Гитлер «вместо расписки давал программу партии», и, несмотря на все сомнения в
целом, можно исходить из того, что добиться от него чего-то, кроме тактических
уступок, было невозможно, как и вообще невозможно представить совместимость
черт коррумпированности со своеобычным портретом этого человека, ибо это было
бы недооценкой его косности, его возросшей к этому времени самоуверенности и
мощи его маниакальных представлений.
Успешно выдержанная в конце января проба сил с государственной властью
поставила национал-социалистов во главе всех праворадикальных групп в Баварии.
Прокатилась волна собраний, демонстраций и парадов, на которых они вели себя
ещё более шумно и самоуверенно, нежели прежде. Слухи о путче, планы
переворота переполняли политическую арену, и самые разные настроения,
обильно питаемые страстными лозунгами фюрера НСДАП, выливались в ожидание,
что вот-вот наступит общее изменение ситуации – не какой-то, как сформулировал
Гитлер, «легкомысленный путч», а «всеобщая расправа совершенно неслыханного
рода». Рука об руку с этим разворачивалась и усиленная пропаганда культа
фюрера, в ходе которой он внедрял опыт последних недель, ибо они научили его
тому, что и неожиданные, провокационные решения могут иметь успех, если они в
достаточной степени защищены нимбом непогрешимого фюрера. Теперь уже
утверждается, что в лице Гитлера «у всех перед глазами встаёт свет идеи всего
движения» и что он является сегодня «авторитетным вождём новой народной
Германии», а «мы следуем за ним туда, куда он хочет». Такое только сейчас
ставшее обретать культовые формы восхваление фюрера достигло своего апогея во
второй половине апреля в связи с днём рождения Гитлера. Альфред Розенберг
воспевает в «Фелькишер беобахтер» «мистическое звучание» фамилии Гитлер, в
цирке «Кроне» собираются все главари партии, представители национальных
союзы, а также девять тысяч его сторонников на торжественный митинг, где
организуется сбор средств в «фонд Гитлера» на финансирование борьбы движения,
и Герман Эссер называет его в своей приветственной речи человеком, перед
которым «ныне начинает отступать ночь».
Главным образом для того, чтобы оказаться на высоте положения в
приближающийся, по всем признакам, решительный момент, и был заключён по
настоянию Рема ещё в начале февраля союз с рядом воинствующих
националистических организаций – с руководимым капитаном Хайссом
«Имперским флагом», «Союзом Оберланд», «Патриотическим союзом Мюнхена», а
также «Боевым союзом Нижняя Бавария». Был создан комитет под названием
«Рабочее содружество боевых патриотических союзов» и образовано военное
командование этого объединения во главе с подполковником Германом Крибелем.
В лице этого блока возник, таким образом, антипод уже существовавшей головной
организации националистических групп – «Объединению патриотических союзов
Баварии», в котором под началом бывшего премьер-министра фон Кара и
преподавателя гимназии Бауэра объединялись самые разнообразные бело-голубые,
пангерманские, монархические, а частично и расистские тенденции, но черно-
бело-красный боевой союз – «Кампфбунд» – Крибеля был более воинственным,
радикальным и «фанатичным», он вдохновлялся мечтой о перевороте по примеру
Муссолини или Кемаль-паши Ататюрка. Однако это пополнение, одновременно
лишившее Гитлера и его неограниченного до той поры единоначалия, принесло с
собой и множество проблем, что Гитлеру и пришлось испытать 1 мая, когда он,
нетерпеливый и избалованный своим счастьем игрока, вновь попытался пойти на
противоборство с государственной властью.
Сначала провалилась – из-за
