Главнейшие же надежды связывались с мерами, которые должны были
восстановить хорошую кровь. Сам Гитлер не раз сравнивал свою деятельность в
период так называемого времени борьбы с действием магнита, который вытягивал
из немецкого народа «всякий металлический, содержащий железо элемент». «Так
же должны мы поступать и теперь, сооружая новый рейх, – заявил он в ставке в
начале февраля 1942 года. – Где бы в мире ни находилась германская кровь, мы
берем то, что хорошо, себе. С тем, что останется после этого у других, против
германского рейха они не выступят» . Уже в Польше так называемые «расовые
комиссии» проверяли многих отобранных лиц на их «немецкий дух» и, если он
соответствовал требованиям, переселяли их, чтобы окончательно онемечить, в
Германию, причем без всяких церемоний отбирались – даже главным образом – и
несовершеннолетние. В будущем, как заявил однажды за ужином в Растенбурге
Гиммлер, во Франции будет ежегодно организовываться «ловля крови неводом», он
же предлагал отсылать захваченных таким путем детей в немецкие интернаты, где
они должны будут узнать, что их принадлежность к французской нации случайна,
и где им помогут осознать их германскую кровь. «Потому что мы получим хорошую
кровь, которую сможем использовать, и введем ее в наш обиход, или же – вы,
господа, можете назвать это жестокостью, но ведь природа жестока, – мы
уничтожим эту кровь» .
И за этими соображениями о «расширении базиса крови» тоже виден был старый
страх перед вымиранием арийца, перед тем вторым «изгнанием из рая», о котором
писал Гитлер в «Майн кампф» . Но, мечтал он, если удастся сохранить рейх «в
расовом отношении на высоте и в чистоте», то он обретет твердость кристалла и
будет неуязвим. Тогда вновь вступят в свои права сила сильного, отвага и
варварское насилие, падут все эти лжерелигии, проповедующие разум и гуманизм,
и восторжествует нарушенный природный порядок. Будучи «самым прожорливым
хищником мировой истории» , национал-социализм имеет на своей стороне и ее
самое, и ее предзнаменования, считал он. А в своем на удивление исковерканном
осознании реальности, когда собственные видения представлялись ему явью, он
видел, как в восточных «рассадниках германской крови» уже через несколько лет
вырастет столь желанный тип нового человека, вырастут «натуры истинных
господ», «вице-короли», как восторженно говорил он .
Одновременно он поощряет предпринимавшиеся главным образом Гиммлером и
Борманом усилия по созданию нового законодательства о браке. Те в своих
рассуждениях исходили из того, что после войны нужда в приросте населения,
скорее всего, еще более возрастет, поскольку три-четыре миллиона женщин
останутся незамужними, а этого, заметил Гитлер, если пересчитать на дивизии,
«наш народ просто не вынесет». Чтобы дать этим женщинам возможность иметь
детей, а «порядочным, волевым, физически и психически здоровым мужчинам»
предоставить одновременно удобный случай усиленно размножаться, был
специально разработан порядок ходатайств и отбора, который имел своей целью
обеспечить возможность «вступления в прочные брачные отношения не только с
одной женщиной, но и еще с одной». Эти изложенные Борманом в его
меморандуме представления были дополнены Гиммлером, который, к примеру,
предлагал закреплять привилегированное положение первой жены ее титулом
«Domina» (настоятельница), а право вступления во второй брак предоставлять
сначала «как высокую награду героям войны, кавалерам золотого «германского
креста», а также «рыцарского креста». Позднее можно будет распространить это
право «на кавалеров «железного креста» первой степени, а также на тех, кто
имеет серебряный или золотой знак участника рукопашных боев», потому что, как
любил говорить Гитлер, «лучшему воину достается самая красивая женщина…
Если немецкий мужчина-солдат готов безоговорочно умирать, то он должен тогда
иметь и свободу безоговорочно любить. Борьба и любовь ведь всегда были связаны
друг с другом. Пусть обыватель радуется, получив то, что ему останется» .
Особенно же эти соображения обсуждались и совершенствовались в рамках
руководства СС, так, например, там обдумывали возможности рационального
использования половой потенции; брак, в котором свыше пяти лет не было детей,
государству придется расторгнуть, а, кроме того, «все незамужние и замужние
женщины, если у них нет четверых детей, обязаны до достижения возраста в
тридцать пять лет, произвести с безупречными в расовом отношении немецкими
мужчинами четверых детей. Являются ли эти мужчины женатыми или нет, не
играет при этом никакой роли. Каждая семья, уже имеющая четверых детей,
должна отпускать мужа для этой акции» .
Но заселение Востока задумывалось еще и как решение спорных национальных и
этнических вопросов в Европе. Крым, например, считавшийся для планов
заселения предпочтительным объектом, должен был быть, как однажды заявил
Гитлер, «полностью очищен» и стать под старым греческим названием «Таврия»
либо «Готенланд» составной частью территории рейха, Симферополь будет
именоваться Готенбургом, а Севастополь – Теодерихсхафеном. Один из планов
предусматривал превращение этого благодатного полуострова, притягивавшего к
себе в течение столетий скифов и гуннов, готов и татар, в «огромный немецкий
курорт», а по другим соображениям – в «немецкий Гибралтар» для владычества на
Черном море. В качестве поселенцев тут рассматривались живущие в румынском
Заднестровье 140 000 «фольксдойче», одно время в памятных и деловых бумагах
фигурировали и 2 000 немцев из Палестины, но главным образом в фантазиях об
установлении нового порядка в этом регионе речь шла о населении Южного
Тироля. Гитлер считал предложение гауляйтера Фрауенфельда, назначенного
генеральным комиссаром Крыма, о том, чтобы переселить всех жителей Южного
Тироля на этот полуостров, «чрезвычайно удачным»; «он полагает также, что в
климатическом и ландшафтном отношении Крым вполне подходит для людей из
Южного Тироля. Кроме того, этот полуостров – по сравнению с нынешним районом
расселения южных тирольцев – это земля с молочными реками и кисельными
берегами. Переселение южных тирольцев в Крым не представит особых трудностей
ни в физическом, ни в психологическом плане. Им нужно будет всего-навсего
спуститься вниз по немецкой реке Дунаю – и вот они уже тут» . У Фрауенфельда
было еще и намерение построить на плато Яйла новую крымскую столицу.
Однако, хотя в начале июля 1942 года уже вышла директива фюрера об эвакуации
русского населения Крыма, все планы по его новому заселению заблудились в
неразберихе компетенций и военных событий. Только в расположенной между
Чудским и Онежским озерами Ингрии (Ингерманландии), которая
рассматривалась как первая территория для заселения, поскольку, по мнению
специалистов по «жизненному пространству», тут сохранился еще относительно
сильный элемент германского населения, дело дошло до крупной переселенческой
акции. В начале 1942 года финскому правительству было сообщено, что оно может
получить назад «своих «ингерийцев», и, действительно, до весны 1944 года, когда
эта область была вновь утрачена, отсюда было выселено около 65 000 человек. И
тут на примере единичного случая был продемонстрирован весь порочный
характер химер нового порядка в целом: решалась несуществовавшая на самом
деле проблема меньшинств, а в Финляндии создавалась новая .
Экспансионистская воля Гитлера устремилась, однако, не только на Восток. Хотя
он не раз, вплоть до самой войны, уверял, что у него нет целей для завоеваний на
Западе, тем не менее, это его благое намерение столкнулось вскоре с его
неспособностью возвращать назад то, что уже попало в его руки. Никто не
поставит ему в укор, полагал он, если он «встанет на такую точку зрения: Кто
имеет – имеет! Ибо тот, кто отдаст назад то, что у него есть, совершает
прегрешение, поскольку возвращает с трудом завоеванное, будучи более сильным
на этой земле. Ведь Земля – это переходящий кубок, и поэтому она всегда
стремится попасть в руки более сильного. На протяжении тысячелетий все на этой
земле тянут туда-сюда» .
Его замыслы вышли вскоре за рамки всех военных целей, как те формулировались
в требованиях «фелькише» или пангерманцев, видевших в своих мечтах
«Великогерманский рейх немецкой нации». Теперь этот рейх охватывал почти весь
европейский континент, образуя унифицированно организованную, тоталитарную
и автаркическую в экономическом отношении империю, чьи отдельные звенья
держались в разных формах зависимости и служили собственным амбициям
мирового господства: «Старая Европа изжила себя», – заявил Гитлер в беседе со
словацким президентом Тисо, он видел Германию в ситуации Рима
непосредственно перед его победой над государствами латинян, говорил он и о
«хламе мелких государств», который собирался устранить . Наряду с Америкой,
Британской империей и основанной Японией Великой Восточной Азией Европа с
рейхом во главе станет четвертой из тех экономических империй, которые, по его
мысли, разделят между собой мир в будущем. В течение столетий, говорил он,
проблемы перенаселенности Старого света удавалось решать или хотя бы
затушевывать с помощью заморских владений, но с предстоящим концом
колониальной эпохи выходом тут может быть только слабо заселенный Восток:
«Если Украиной управлять европейскими методами, – уверял Гитлер, – то из нее
можно будет выжать в три раза больше. Мы могли бы неограниченно обеспечивать
Европу тем, что там производится. Восток имеет все в беспредельных количествах:
железо, уголь, нефть и землю, на которой можно выращивать все, в чем нуждается
Европа: зерно, подсолнечник, каучук, хлопок и т. д.»
Еще в своей так называемой «Второй книге» Гитлер в 1928 году выразил мнение,
что этаЕвропы как они были, например, выражены в апреле 1941 года французской
стороной, он воспринимал как дерзость и не удостаивал даже ответа. Правда, иной
раз он охотно отклонял идею нации во имя «более высокого понятия расы»: «Оно
(понятие расы) растворяет старое и дает возможность новых соединений, – заявлял
он. – С понятием нации Франция несла свою великую революцию через границы. С
понятием расы национал-социализм пронесет свою революцию до установления
нового порядка в мире» . На деле же он оставался узким националистом XIX века,
так никогда и не сумевшим преодолеть свою прежнюю зашоренность и неотрывно
прикованным к связанным с идеологией «фелькише» аффектам самоутверждения
поры своей молодости. Даже после первых крупных поражений на всех фронтах,
когда хотя бы из тактических соображений следовало противопоставить
Атлантической хартии противника «Европейскую хартию держав оси» , он остался
на той же жесткой позиции национализма народа-господина и, боясь, как бы его не
заподозрили в проявлении слабости, отвергал тут любые уступки. Ведь будущая
Европа виделась ему не чем иным, как расширившимся в результате крупных
аннексий рейхом, стоящим в центре венка послушных государств-карликов и
преследующим вместе с осуществлением своей исторической миссии и дело
собственной выгоды. Сразу же вслед за кампанией во Франции был при его личном
участии выработан проект урегулирования границ на Западе, согласно которому
территория рейха включала в себя Голландию, Бельгию и Люксембург и
простиралась до берегов Фландрии: «Ничто на свете не заставит нас отказаться от
завоеванной в Западной кампании… позиции у Ла-Манша», – заявил он., Оттуда
новая граница проходила «примерно от устья Соммы, на восток вдоль Парижского
бассейна и Шампани до Аргонн, затем поворачивала