отдельных руководителей проявления ислама стали ассоциироваться с пертурбациями иранской революции. Поэтому французское правительство, столкнувшись с явлением, которое оно плохо понимало, осенью 1982 года передало управление и надзор над исламом (в стране проживало, в частности, два миллиона магрибинцев) алжирским властям, взявшим под свой контроль Большую Парижскую мечеть.[567 — Подробнее об этом феномене см.: Kepel G. Les banlieues… P. 313–352.]
В Соединенном Королевстве радикальная группа проирански настроенной интеллигенции из пакистанской диаспоры объединилась вокруг журналиста Калима Сиддики, основателя Мусульманского института. Он стал инициатором экстремистских акций, привлекших внимание прессы: в частности, пo свежим следам дела Рушди 1989 года Калим Сиддики приступил к созданию британского «Мусульманского парламента», призванного заменить собой Вестминстер. Но и в этом случае слабость движения, объединившего немногочисленных радикальных интеллектуалов, к которым основные авторитеты британского ислама — выходцы из пакистанских медресе — относились с подозрением, не позволила иранской исламской революции завоевать здесь много сторонников — эффект моды и новизны остался в прошлом.[568 — Kepel G. A1’ouest d’Allah. P.: Seuil, 1994. P. 193. В книге приводятся данные об этом движении, собранные Калимом Сиддики.]
В странах Черной Африки молодые интеллектуалы, в основном хорошо образованные, увидели в тегеранских событиях возможность поколебать позиции традиционного ислама братств, который они осуждали при всем своем критическом отношении к европейской современности, ассоциировавшейся с колониализмом и империализмом. Так, в начале 80-х годов в Сенегале имел место всплеск исламизма, напрямую связанный с возвращением из Ирана молодых интеллектуалов, виднейшие из которых принадлежали к младшей ветви семейства Ньясенов — марабутов из братства Тиджанийя. Один из них в январе 1984 года основал франкоязычный пропагандистский журнал, название которого на языке волоф — «Валь Фаджри» («клянусь зарей», от арабского фаджр) — «это лозунг, властно утверждающий наступление сияющей зари после долгой мрачной ночи, царящей в мире со времени ухода Пророка Мухаммада (…). За четыре года ситуация коренным образом изменилась! Слава Богу! Лицо мира изменилось, самые основы человечества были потрясены с тех пор, как проект создания исламского общества предстал не только в качестве осуществимой идеи, но и как альтернатива другим проектам общественного устройства».[569 — Wai Fadjri. 1984. 13janvier. № 1. P. 2. Под передовой статьей стоит подпись основателя журнала, Сиди Амина Ньяса.] В журнале можно было встретить отрывки из произведений Хомейни, статьи в защиту Ирана в его войне с Ираком, рассуждения о единстве шиитов и суннитов, а также резкие выпады против Саудовской Аравии и Организации Исламской конференции. (Типичный заголовок: «На заседании ОИК Египет принят в ее ряды: помойка принимает мусор».[570 — Ibid. № 2. Р, 2. Членство Египта в ОИК было приостановлено после подписания в марте 1979 г. египетско-израильского мирного договора; оно было восстановлено на конференции в Касабланке в 1984 г. На той же странице журнала можно увидеть статью о суннитско-шиитском единстве, которое трактуется в духе концепции экспорта революции: «Сунниты и шииты — молочные братья, они образуют единую школу в рамках ислама». О «навязанной войне» говорится в статье министра обороны ИРИ д-ра Мустафы Шамрана (Ibid. № 4. Р. 27). См. также: Manifeste de l’Etat islamique par Fimam Khomeini / / Ibid. № 6. P. 30; Ibid. № 7. P. 17, и т. д. В мае 1984 г. главный редактор журнала принял участие в «Тегеранском съезде имамов» в Тегеране, на котором демонстрировался «ужас преступлений Саддама» (Ibid. № 7. Р. 15).]) Брат основателя журнала, обосновавшийся в городе Каолаке, на юго-востоке от Дакара, получил прозвище «Каолакского аятоллы» за свои страстные проповеди, в которых обличение французского империализма — он публично сжег французский триколор — сочеталось с обличением традиционного ислама как пособника этого империализма.[571 — См.: Magassouba M. L’islam au Senegal: Demain les mollahs? P.: Karthala, 1985. Название этой хорошо фундированной книги отражает царившие в то время сомнения. Журнал «Le Musulman», основанный в 1982 г., восторгался революцией, но не считал себя «проиранским», о чем заявлял один из его основателей, Омар Ба (из личной беседы, Дакар, февраль 1998 г.).] Однако против этих инициатив, вскоре вызвавших негативную реакцию государственной власти[572 — Посольство Ирана в Дакаре было закрыто весной 1984 г., что вызвало протест со стороны журнала «Валь Фаджри» (см.: Wai Fadjn. № 3. P. 8–9).] и просаудовских кругов, единым фронтом выступили марабуты, интересы которых были поставлены тем самым под угрозу. Молодым исламистам не удалось предложить конкретной альтернативы формам социальной интеграции, доступа к материальным благам, которые предоставляли религиозные братства своим последователям и ученикам-талибэ в обмен на их послушание. Несмотря на финансовую помощь, оказывавшуюся Ираном некоторым из радикальных движений, им не удалось сохранить первоначального энтузиазма своих сторонников среди молодежи. Некоторые лидеры и интеллектуалы этих движений были приняты в братства и стали частью местного исламского истеблишмента, который еще недавно они так яростно критиковали. Другие с успехом превратили свои политические предприятия в процветавшие коммерческие фирмы. «Валь Фаджри», некогда радикальный исламистский журнал, с 1994 года сделался благопристойным ежедневным изданием либерального толка, которое имеет собственную радиостанцию, он-лайновые серверы и частный телеканал.[573 — Из личной беседы с Сиди Ламином Ниасом, Дакар, февраль 1998 г.]
Аналогичным образом сказалось влияние иранской революции на большинство мусульманских стран начала 80-х годов. Окрыленные молодые исламисты возвращались в 1979 году из Тегерана на родину в Малайзию и Индонезию, где отсутствовала шиитская традиция. Однако большинство из них предпочли включиться в деятельность вновь созданных исламистских суннитских организаций, таких как АБИМ в Малайзии, руководитель которой Анвар Ибрахим лично встречался с Хомейни.[574 — См.: Mehden F. von der. Malaysian and Indonesian Islamic movements and the Iranian Connection // The Iranian Revolution: Its Global Impact. P. 248. Лидер основанной в декабре 1990 г. АИМИ (Ассоциации индонезийских мусульманских интеллектуалов), посетивший в 1979 г. Тегеран, также с энтузиазмом рассказывал нам об иранских событиях, однако заявил, что не желает их повторения в Индонезии, предпочитая впитывать их революционный дух, но не воплощать на практике их идеи (из личной беседы, Джакарта, август 1997 г.).] Под нажимом правительств, весьма озабоченных угрозой неконтролируемого распространения исламистской пропаганды, вдохновение, которое могла породить иранская революция, «растворилось» во всемирном исламистском движении, находившемся под влиянием как саудовцев, так и — в еще большей степени — «Братьев-мусульман».[575 — Помимо субсидирования различных исламистских ассоциаций и приглашения их на конгрессы в Тегеран (наподобие вышеупомянутого майского конгресса 1984 г.), ИРИ издавала на многих языках литературу, пропагандировавшую свершения и цели правившего режима, в том числе на арабском и урду — «Аш-Шахид» («Мученик за веру») и «Саут аль-Умма» («Г олос Общины правоверных»). На французском языке эпизодически выходила газета «Le Message de l’islam» («Послание ислама»), адресованная в основном франкоязычным мусульманам Черной и Северной Африки. Впрочем, средства, вкладывавшиеся в эту пропаганду, не шли в сравнение с суммами, которые расходовали нефтяные монархии Залива на то, чтобы привлекать на свою сторону или сохранять симпатии мусульман.]
На арабском Ближнем Востоке этот революционный энтузиазм вылился главным образом в постепенную исламизацию двух конфликтов, каждый из которых по-своему воплощал арабскую национальную идею, — палестино-израильского и ливанского. Среди косвенных причин исламизации палестинской проблемы следует отметить восторженное почитание Хомейни со стороны малочисленного радикального движения «Исламский джихад». Это движение явилось детонатором событий, приведших к «восстанию камней» — интифаде — в декабре 1987 года. Напротив, в Ливане Тегеран проводил политику прямого вмешательства через шиитское меньшинство, в рядах которого была создана партия «Хизбаллах».
В Палестине ООП традиционно придерживалась националистической тактики, проводимой как мусульманами, так и христианами[576 — Некоторые из руководителей ООП, в том числе Ясир Арафат, в юности посещали собрания «Братьев-мусульман», но политическая зрелость палестинских лидеров пришлась на эпоху арабского национализма.] и являвшейся воплощением «арабской идеи». Начало 80-х годов тем не менее стало для организации трудным временем: изолированная от Египта после визита Садата в Иерусалим в 1977 году и последовавшего затем подписания мирного договора между Израилем и Египтом в 1979 году, бездействовавшая в Иордании после подавления «Черного сентября» в 1970 году, безжалостно преследуемая на оккупированных Израилем территориях, ООП сосредоточила свои силы в Ливане. С 1975 года она была втянута в гражданскую войну между правыми христианами (преимущественно маронитами) и «исламо-прогрессистами», сторону которых она приняла. Последнее название указывало не на исламистскую идеологию, слабо представленную в тот период на ливанской политической сцене,[577 — В начале 70-х годов движение «Братьев-мусульман» имело своих сторонников в Ливане, в частности в суннитских кругах г. Триполи. Однако его влияние ограничивалось интеллектуалами и нотаблями, подобно тому как это было в Сирии и Иордании. Своей известностью оно было обязано главным образом активности своего видного идеолога Фатхи Якана. Лишь к середине 80-х годов «Братья-мусульмане» станут играть в Ливане заметную социальную роль, когда им \ «тастся укрепиться в среде бедной городской молодежи Триполи. Главным, ютом «Братьев» станет квартал Баб Теббане, откуда они развернут борьбу против сирийской армии и ее местных союзников (см.: Biz-п D. L’islamisme libanais et palestinien: Rupture dans la continuite // Peuples mediterraneens. 1993. Juillet-Decembre. № 64–65. P. 265; SeuratM. Le quartier de Bab Tebbane a Tripoli (Liban) // L’Etat de Barbarie. P.: Seuil, 1989. P. 110)] но на конфессиональную принадлежность большинства из тех, кто выступал против политического господства маронитских элит[578 — В «мусульманско-прогрессистский» лагерь входило немало христиан из числа левых и арабских националистов. Особенно много среди них было представителей православной общины. О христианских конфессиях Ближнего Востока см.: ValognesJ.-P. Vie et mort des Chretiens d’Orient. P.: Fayard, 1994. В этой книге, в целом довольно тенденциозной, приводится много фактического материала.] — наследия периода французского мандатного правления (1920–1946) и исповедовал идеи арабизма, в том числе идею борьбы за дело Палестины.
До тех пор пока ООП была втянута в ливанский конфликт, в котором очень скоро жестокость, бандитизм и зыбкость союзов затмили ясность принципов и обязательств, она почти никак не проявляла себя на антиизраильском фронте, являвшемся первопричиной самого ее существования. Ее положение еще более осложнилось в результате блицкрига еврейского государства на юге Ливана в 1982 году, разрушившего палестинскую инфраструктуру и заставившего ООП перенести свою штаб-квартиру из Бейрута в Тунис. К этому добавилось наступление сирийской армии, приведшее к изгнанию Ясира Арафата и его сторонников из Триполи в декабре 1983 года.[579 — См.: Sayigh Y. Armed Struggle and the Search for the State: The Palestinian National Movement 1949–1993. Oxford: Clarendon Press, 1997. В этой книге, особенно в разделе 3 (The State in Exile, 1973–1982. P. 319–544), можно найти самые полные данные о палестинском присутствии в Ливане.] Руководству организации, вынужденному пребывать вдали от поля боевых операций, уже не удавалось, как прежде, представлять интересы палестинского дела. Кроме того, исламский идеал джихада
