Буяли и его последователей обрела всю свою значимость как связующее звено между двумя алжирскими войнами. Эта деятельность явится иллюстрацией преемственности методов и идеологического перехода от национализма к исламизму.
В том же, 1982 году, когда Буяли начнет партизанскую войну против существовавшего режима, возникнет другое движение, сторонники которого попытаются оказать нажим на власть с целью усиления ее исламистской ориентации, не прибегая при этом к насильственным способам. В ноябре в результате стычек в Алжирском университете между франкоязычнымим студентами-марксистами и арабоязычными студентами-исламистами погиб один из студентов-марксистов. Причиной недовольства стала забастовка арабоязычных студентов, протестовавших против своих незавидных — несмотря на пропаганду режима и авторитарные меры по арабизации — карьерных перспектив по сравнению с франкоязычными выпускниками: последние занимали все высокооплачиваемые должности, предполагавшие владение французским языком. В конце коллективной молитвы, на которую собралось несколько тысяч студентов, Аббаси Мадани, преподаватель факультета, вышедший из рядов ФНО, выдвинул меморандум из 14 пунктов. В нем, в частности, содержались такие требования, как соблюдение норм шариата в законодательстве, очищение государства от «элементов, враждебных нашей религии», и запрет на смешение полов. Это было первое публичное и организованное проявление ненасильственной исламистской оппозиции, вышедшее за дозволенные рамки однопартийной системы. Репрессии последовали незамедлительно: Мадани два года провел за решеткой; аресты коснулись большинства известных фигур движения, пока что ограниченного проповедниками и несколькими профессорами университета.[166 — Подробнее о событиях ноября 1982 г. см.: Kepel G. A l’ouest d’Allah. P. 225–226. К умеренному крылу исламистского движения принадлежали в то время фигуры, которые после 1988 г. станут играть важную роль.] Именно они составляли костяк интеллигенции, вокруг которой объединились бедная городская молодежь и набожная буржуазия после 1988 года.
Чтобы пресечь на корню религиозный протест, алжирский режим решил позаботиться о собственной исламской легитимности. В 1984 году Национальная народная ассамблея («парламент», контролируемый ФНО), вдохновленная самыми строгими концепциями и ограничениями прав женщин, проголосовала за принятие Кодекса о семье. С помощью политики строительства мечетей, финансируемых государством, в которых служили проповедники, подконтрольные министерству по религиозным делам, власти попытались сдержать открытие небольших «диких» молельных помещений в бедных кварталах, где подвизались свободные проповедники. Наконец в 1985 году в Константине был открыт Исламский университет имени эмира Абдель Кадера, при котором имелась соборная мечеть: речь шла о том, чтобы создать в Алжире престижный центр подготовки имамов.[167 — Традиционными центрами подготовки магрибинских улемов были университеты Каравийин в Фесе (Марокко) и Зитуна в Тунисе. Национализация, а затем и ликвидация завий, закрытие франко-арабских медресе, основанных в колониальную эпоху, окончательно лишили алжирский ислам всех центров по подготовке улемов. О закладке, строительстве новых мечетей в 80-х годах и основании исламского университета в Константине см.: RouadjiaA. Les Freres et la mosquee. P.: Karthala, 1990.] В отсутствие местных авторитетных улемов, которые могли бы давать благословение властям предержащим, правительство, возглавлявшееся после смерти Бумедьена в 1979 году его преемником Шадли Бенжедидом, пригласило из Египта двух самых именитых в мусульманском мире шейхов — сначала Мухаммада аль-Газали, а затем Юсефа аль-Карадави, попутчиков «Братьев-мусульман», пользовавшихся благосклонностью нефтяных монархий Аравийского полуострова.[168 — Шейх Мухаммад аль Тазали скончался в 1996 г. Бывший член «Братьев-мусульман», впоследствии отошедший от них, он всегда оставался связан с египетским режимом и правившими режимами на Аравийском полуострове. Его религиозный ригоризм и хорошее знание культуры ислама делали его желанным партнером для всех властителей, нуждавшихся в религиозной легитимизации. Однако альТазали не преминул поддержать и радикальных исламистов, когда почувствовал, что его авторитет священнослужителя находится под угрозой. В июне 1992 г., к глубокому разочарованию Каира, он нашел смягчающие обстоятельства в мотивах убийц египетского журналиста-атеиста Фарага Фоды (см. гл. 4). Другой бывший член «Братства», Юсеф аль-Карадави, египтянин, получивший подданство Катара, к концу 90-х годов стал одним из самых авторитетных суннитских богословов. Будучи деканом шариатского факультета Катарского университете и членом «chari’a boards» нескольких исламских банков, он ведет на арабском спутниковом телеканале «Аль-Джазира» религиозную передач)7 «Аш-шариа ва ль-хаят» («Шариат и жизнь»), имеет также собственный интернет-сайт — «Yusif al-Qaradhawi homepage». См.: El OifiM. La guerre en Algerie vue du monde arabe: La chaine satellitaire «Al Jazeera» // Pouvoirs. 1998. Septembre. № 86. В статье дается анализ его передачи о положении в Алжире.] Приглашение имамов свидетельствовало как о пустоте алжирского исламского пространства, так и о стремлении правившего режима усилить исламскую составляющую националистической идеологии ФНО, которая не вызывала доверия у молодежи и у всех социальных слоев общества, критически настроенных к властям. Однако два проповедника, лишь сквозь зубы благословив режим, стали поддерживать «исламское пробуждение» общества. К» моменту начала октябрьских волнений 1988 года в Алжире уже существовала исламистская интеллигенция в лице студентов и преподавателей, которая проповедовала в народных кварталах и которой государство не могло противопоставить преданных власти улемов — в отличие, например, от Египта. Там президенту Мубараку удалось привлечь на свою сторону виднейших деятелей Аль-Азхара, дабы создать противовес убийцам Садата и ограничить распространение радикального исламизма среди населения, испытывавшего большое почтение к докторам права из этого храма богословских наук с тысячелетней историей.
Таким образом, к концу 80-х годов алжирские исламисты получили в свое распоряжение необъятное религиозное поле деятельности, свободное от любой конкуренции. Партийные приспособленцы из ФНО, которых местные юмористы прозвали «барбефеленами» (от фр. barbe-FLN) — «бородачами из ФНО», поддерживали с исламистами тесные связи, а с 1989 года многие из деятелей ФНО перешли в ряды ИФС или выражали свою лояльность к нему. После завоевания независимости мир религиозных братств был разрушен. В стране не осталось достойных улемов, которых власть могла бы призвать на свою сторону в противостоянии с исламистскими активистами. Сразу же после начала массовых волнений последние стали завязывать отношения с неимущей городской молодежью, превратив в считанные месяцы разрозненные кружки своих адептов в массовое движение, нараставшее со скоростью прилива.
До сих пор остается невыясненной первопричина начала октябрьских событий: по слухам, они явились результатом внутренних распрей в правительственном аппарате. Некоторые полагают, что волнения были спровоцированы специально подосланными агентами, чтобы дестабилизировать позиции президента Шадли, политические и экономические планы которого в условиях переживавшегося страной социального кризиса ставились под сомнение.[169 — См.: Leveau R Le sabre et le turban: L’avenir du Maghreb. P.: Bourin, 1993. P. 130. В книге рассказывается о разногласиях между реформаторами — сторонниками политической либерализации, объединившимися вокруг главы президентской администрации — Мулюда Хамруша, и верхушкой ФНО.] Что бы ни послужило причиной пожара, он охватил «хиттистов» и молодежь в целом с невероятной быстротой. В обстановке повальных грабежей в столице исламистские лидеры создали «кризисный комитет». Восьмидесятиоднолетний шейх Сахнун, бывший член Ассоциации улемов, непримиримый противник правившего режима, вечером 6 октября выступил с «призывом к спокойствию». Его обращение осталось без внимания, однако оно поставило исламистскую интеллигенцию в положение посредника между властями и взбунтовавшимся народом. 10 октября, после шествия, проведенного Али Бенхаджем и начавшегося у мечети Кабул (построенной в квартале Белькур бывшими афганскими джихадистами), прозвучавший выстрел вызвал панику в огромной толпе людей. В результате давки погибли десятки людей. Из уст Бенхаджа прозвучал клич, который перевел народные требования на язык политического исламизма и превратил интеллектуалов-исламистов в представителей неимущей городской молодежи. Спустя несколько месяцев, в марте 1989 года, этот союз будет скреплен созданием Исламского фронта спасения.[170 — Название партии взято из айата Корана (III: 103): «…были вы на краю пропасти огненной, и спас Он вас от нее» (пер. М.-Н.О. Османова).]
Вечером 10 октября президент Шадли, объявивший о начале реформ, принял Сахнуна, Бенхаджа и Махфуда Нахнаха, представлявшего в Алжире «Братьев-мусульман»,[171 — Родившийся в 1938 г., Махфуд Нахнах очень рано вступил в ряды подпольного исламистского движения. Арестованный в 1976 г. за участие в диверсии и помилованный в 1981 г., он поддерживал отношения с Буяли, но сохранял контакты и с правившим режимом, что вызывало недоверие к нему многих активистов. Нахнах являлся представителем Международной организации «Братьев-мусульман» в Алжире и был противником исламистов, погрязших в местных проблемах, — их он называл «джазаристами» (см. ниже примеч. 18). Отказавшись примкнуть к основателям ИФС, среди которых на лидирующее место вышел его конкурент Аббаси Мадани, Махфуд Нахнах создал в декабре 1990 г. партию «Хамас», используя тот же акроним, что и палестинское исламистское движение, но расшифровывавшийся иначе — как «Харакат аль-муджтамаа аль-ислами» («Движение за исламское общество»). Эта партия отнимет часть голосов на парламентских выборах в декабре 1991 г. Позже, в 1996 г., после введения запрета на использование конфессиональной символики в названиях разрешенных политических партий, акроним «Хамас» получит другое значение («Харакат муджтамаа ас-сильм» — «Движение за мирное общество»).] и провел с ними переговоры. Волнения пошли на убыль. В декабре, отправив в отставку нескольких высших чиновников, Шадли вновь был избран главой государства. В феврале 1989 года была принята новая Конституция, предусматривавшая многопартийную систему. Этим президент надеялся обеспечить себе крепкую опору во власти, которая позволила бы ему по собственному усмотрению создавать различные межпартийные коалиции (из представителей националистов, исламистов, марксистов, берберов и т. д.), чтобы сохранить основы системы, созданной в 1962 году. Однако президент не понимал динамики процесса, которому исламисты дали толчок в октябре. Это ускорило наступление кризиса режима, а впоследствии ввергло страну в пучину гражданской войны.
Десятого марта 1989 года в столичной мечети Бен Бадиса было провозглашено создание ИФС. Пятнадцать его основателей представляли различные течения: от сторонников вооруженной борьбы и соратников Буяли, таких как Али Бенхадж, до бывших членов ФНО, таких как Аббаси Мадани, намеревавшихся исламизировать режим, не меняя при этом основ социального устройства. Однако здесь были представлены не все движения. Межличностные разногласия и споры привели к изгнанию из партии представителя «Братьев-мусульман» Нахнаха, исламиста из Константины Абдаллаха Джабаллаха,[172 — Находившийся в Константине, где с ноября 1982 г. Абдаллах Джабаллах являлся представителем движения, он со своими сторонниками, как и Махфуд Нахнах, отказался присоединиться к организации, возглавлявшейся Мадани. Абдаллах Джабаллах создаст собственное движение — «Ан-Нахда», которое, как и «Хамас», будет способствовать в 1991 г. расколу исламистского электората.] престарелого шейха Сахнуна и лидера «джазаристов»[173 — Возникнув на западе Алжира, это движение получило от М. Нахнаха название «аль-джазара» (буквальный перевод — «алжирианисты»). Его основу составили университетские профессора, получившие хорошее французское или англо-американское образование, но отстраненные от принятия важных политических решений номенклатурой выходцев с востока Алжира. Данное движение олицетворяло собой «технократическую» тенденцию в алжирском исламизме, не имевшую широкой опоры в народе. Его противники в исламистском движении считали его чем-то вроде исламского масонства, зацикленного на захвате власти.] Мухаммада Сайда. Впоследствии властям удастся использовать некоторых из них для противодействия растущему влиянию ИФС. Но с первых дней своего существования Фронт получил стремительное развитие и стал притягивать
