самым непосредственным образом: после ареста и судебного процесса в Египте многие активисты, тяготевшие к «салафитам-джихадистам» и осужденные на минимальные сроки, выйдя на волю в 1985–1986 годах стали отправляться в пешаварские лагеря. Одна из самых заметных фигур среди «афганских арабов», врач Айман аз-Завахири, являлся ярким представителем этой группы. Между «Организацией джихада» и «салафитами-джихадистами» имелось и интеллектуальное родство: в отличие от озаренного Шукри убийцы президента не поленились отыскать в традиции аргументы в пользу своих деяний и ссылались на Ибн Таймийю в оправдание казни Фараона. Однако последних едва ли можно было считать «салафитами»: их исламская культура оставалась на рудиментарном уровне и носила лоскутный характер, о чем свидетельствовал опус идеолога группы, инженера-электрика Фараджа. Впоследствии это сделало их легкой добычей улемов, связанных с властью, которые не упустили случая отечески пожурить, а затем и перевоспитать этих «заблудших» юнцов.
Группа «Танзим аль-джихад» возросла на земле Египта, вышла из его бедных кварталов, но не имела никаких международных связей. Лишь благодаря деятельности Абдаллаха Аззама местный опыт этого типа смог породить джихад, распространившийся на территорию всей уммы, а затем и на весь мир. Сам Аззам оставался правоверным членом «Братства», тесно связанным с саудовским истеблишментом, на пользу которого он направлял рвение исламистских активистов всего мира. К тому же и его писания, которые в 80-е годы, в разгар борьбы афганских моджахедов против Красной Армии, оправдывали совершенно конкретный джихад и привлекали в его ряды добровольцев, избежавших потенциального влияния революционного Ирана, имели в конечном счете также планетарный замах. После 1989 года — года вывода советских войск из Афганистана и убийства Аззама — влияние его идей проявилось с особой силой. Помимо Афганистана, писал Аззам, все мусульманские страны, «захваченные» безбожниками, должны были, подвергнуться джихаду, который вернул бы их под власть ислама. В первую очередь это касалось, по мнению Аззама, его родной Палестины, Андалусии, отторгнутой от дар аль-ислам Реконкистой, и притчи во языцех исламистского движения — Филиппин, где действовал Фронт освобождения моро. Это были также граничившие с Афганистаном мусульманские республики Советского Союза и тогда еще коммунистический Южный Йемен, особенно нелюбимый Эр-Риядом. К ним примешивались государства, чьи правители не были мусульманами, и те, где власти предержащие были «плохими» верующими, что грозило бесконечным умножением числа потенциальных жертв. Фактически в начале 90-х годов этот список государств — потенциальных объектов джихада пополнили страны, о которых Аззам, возможно, имел недостаточно информации и при жизни не мог предвидеть, что они станут, в свете его концепции, фронтами планетарного джихада: Босния — с 1992 года, Чечня — с 1995 года и Алжир, родина его зятя,[222 — Буджема Бунуар (он же Абдаллах Анас), один из членов «салафитского» течения в алжирском Исламском фронте спасения, родился в 1958 г., принимал участие в афганском джихаде. Он женился на одной из дочерей Аззама. Нападение на погранзаставу в Геммаре 28 ноября 1991 г. считается символической датой начала джихада в Алжире. Нападение произошло спустя 2 года и 4 дня после покушения на Абдаллаха Аззама в Пешаваре, стоившего ему жизни.] — с начала гражданской войны в этой стране; сюда же был причислен и Кашмир, подконтрольный индийской администрации. Ученики Аззама выдвигали в отношении этих стран те аргументы, которые их учитель использовал для привлечения иностранных добровольцев к афганскому джихаду.
Помимо этой доктринальной преемственности «салафиты-джихадисты» обнаруживали сходство с другим движением, зародившимся в ту же эпоху, в том же регионе и в той же обстановке в недрах местного ислама, — талибами. И те, и другие были привержены букве священных текстов и использовали джихад для достижения своих целей. Однако талибы, принадлежавшие к ханафитской школе и течению деобанди, имели иную богословскую подготовку, нежели арабские «салафиты», и в отличие от оных являлись исключительно выпускниками традиционных медресе. Кроме того, их джихад был направлен прежде всего против их собственного общества, которому они навязывали строжайшие моральные нормы; государство и международная политика их почти не интересовали. Близость между этими двумя движениями, их почти одновременное появление, гостеприимство, оказанное талибами в Афганистане главным «джихадистам», тот факт, что некоторые из «джихадистов» сами ассоциировали себя с талибами, — всё это оставляет открытым вопрос о влиянии одного движения на другое.
Талибы — еще одни случайные дети афганского джихада, продукт его скрещивания с деобандской традицией. С момента ее возникновения в 1867 году джихад не являлся для нее приоритетом, поскольку с самого начала это интеллектуальное течение было направлено на то, чтобы позволить мусульманам Индии, уступившим власть англичанам в 1857 году и оказавшимся в меньшинстве в окружении индусов, выжить как общине в неблагоприятной среде. Деобандские улемы издавали множество фетв, благодаря которым их ученики могли скрупулезно следовать предписаниям шариата в отсутствие государства, которое бы следило за их соблюдением. Таким образом, они разработали правила modus vivendi в немусульманском обществе, в которых ни джихад, ни эмиграция на территорию ислама не предполагались. После образования Пакистана деобандские улемы, ставшие гражданами нового государства или решившие переселиться сюда из Индии, создали политическую партию «Джамият-и улама-и ислам» (ДУИ, «Ассоциация улемов ислама»). Эта политическая организация была предназначена скорее для защиты особого образа жизни в мусульманском светском государстве, для выбивания средств на нужды медресе, чем для борьбы за власть.[223 — Деятельность пакистанских партий улемов напоминала деятельность «ультраортодоксальных» (харедим) партий Израиля, государства, образованного год спустя после провозглашения Пакистана. В обоих случаях религиозные партии ставили перед собой целью строгое соблюдение традиционных догм иудаизма или ислама в политике и повседневной жизни в отличие от израильских и пакистанских националистов, ограничивавшихся признанием простой принадлежности к той или иной вере. Постепенно эти партии начали принимать участие в политической жизни страны, чтобы иметь доступ к финансовым субвенциям для своих школ; впоследствии представители этих партий, Пакистана и Египта, вошли в правительственные коалиции. Об Израиле см.: Kepel G. Revanche de Dieu. Ch. 4.] Внутри самого исламского пространства ДУИ отстаивала свою специфичность по отношению как к «Джамаат-и ислами», основанной Маудуди, которую они обвиняли в «модернизме» и смешении религии и политики, так и по отношению к своим соперникам — улемам школы барелви, создавшим «Джамият-и улама-и Пакистан» (ДУП, «Ассоциация улемов Пакистана»). Будучи мощной группой давления, опиравшейся на поддержку десятков тысяч учеников и выпускников своих медресе, деобандские улемы активно вмешивались в политическую жизнь, борясь против всего, что противоречило их видению исламского порядка. Их первыми жертвами стала Ахмадия — секта, последователей которой они считали вероотступниками и отдельные представители которой занимали высокие государственные посты. Позднее, при президенте Зия, в 1977–1988 годах, желание диктатора установить суннитский ханафитский ислам в качестве нормы, взимание шариатского налога (закята) непосредственно с банковских счетов, приведшее к восстанию 15–20 % пакистанских шиитов в июле 1980 года, открыли для деобандских активистов новый фронт деятельности — борьбу с шиизмом. К этому их подталкивало и саудовско-иранское соперничество.
Помимо войны между Ираком и Ираном и джихада в Афганистане, Пакистан стал еще одним — правда, второстепенным — фронтом этого конфликта.[224 — По этим вопросам см.: Abou Zahab M. The Regional Dimension of Sectarian Conflicts in Pakistan. Colloque du CERI. (Paris, 7 Decembre 1998).] В 1980 году появилась шиитская партия, основанная с целью сохранения общинной идентичности перед лицом суннитского господства и угроз, которые несло в себе автоматическое взимание занята. Получившая название «Техрик-и нифаз-и фикх-и джафрия» («Движение за применение джафаритской [шиитской] юриспруденции»), возглавлявшаяся молодыми священнослужителями, эта партия с 1984 года проявляла большие симпатии к иранской революции. Она пользовалась значительной помощью Тегерана и по этой причине вызывала тревогу у суннитских групп давления. Саудовская Аравия, усматривавшая в этом ахиллесову пяту контролируемого ею джихада в Афганистане, предоставила щедрую помощь организациям, готовым бороться с шиитами. Деобандское движение воспользовалось этим весьма широко: возросшие дотации позволили ему увеличить число своих медресе и расширить их возможности по приему детей из сельских и городских бедных семей; таким учащимся предоставлялся бесплатный пансион, а те, в свою очередь, пополняли ряды потенциальных рьяных борцов с шиизмом. В 1985 году возникло полувоенное молодежное деобандское движение, созданное руководителем ДУИ в Панджабе Хак Наваз Джхангви (он будет убит в 1990 году в возрасте 32 лет). Движение получило название «Сипах-и Сахаба-и Пакистан» («Солдаты соратников Пророка в Пакистане»).[225 — Сахаба — сподвижники Пророка — пользуются особым почитанием у суннитов. Они выносили авторитетные суждения о временах первоначального ислама. Из среды сахаба вышли первые халифы, преемники Пророка Мухаммада, в частности династия Омейядов. Напротив, шиитам сахаба особо ненавистны. Шииты считают их виновниками поражения Али в 657 г., связывают с ними убийство Хусейна и его сотоварищей в Кербеле в 680 г. В пакистанском контексте ссылка на сподвижников Пророка автоматически приобретает антишиитское звучание.] Поставив целью признание шиитов «вероотступниками» (кяфирами), оно не останавливалось даже перед насилием в отношении их. В середине 90-х годов в рамках той же тенденции из деобандской среды вышли два еще более склонных к крайностям движения: в 1994 году — «Лашкар-и Джхангви» («Армия Джхангви»),[226 — Организация назвала себя так в честь Хак Наваза Джхангви, стоявшего на полпути между бандитизмом и исламистским экстремизмом. Его прозвище «Хак Наваз-Пистолет» напоминает прозвища «Хасана-Карате» — известной фигуры «Исламской республики Имбаба» в Египте — и эмира алжирской ВИГ «Сейф Аллаха Джаафара» («Джаафара, меча Всевышнего»).] специализировавшаяся на убийстве шиитов, а в 1993 году — «Харакат уль-Ансар» («Движение партизан»),[227 — В исламской истории термин «ансар» используется для именования «сторонников», которых Пророк обрел в Медине, где он нашел пристанище в 632 г. после переселения из Мекки (хиджры) со своими учениками — мухад-жирун («эмигрантами»).] боевики которого отправились вести джихад в индийский Кашмир и прославились тем, что обезглавливали попадавших к ним в руки «неверных» — солдат-индусов. Этому разгулу фанатизма отдали дань и шииты: «Сипах-и Мохаммад Пакистан» (СМП, «Солдаты Пророка Мухаммада в Пакистане»), — организация, созданная в 1994 году, которая имела на своем счету многочисленные убийства суннитов.[228 — Название шиитской СМП созвучно с названием суннитской ССП, однако в самих этих аббревиатурах сразу бросается в глаза разница в идеологических и теологических позициях: в сознании шиитов защита Пророка означает и защиту его семьи, отстраненной от власти сахаба, почитаемыми суннитами.]
Этот пароксизм насилия во имя религии — следствие не только региональной и международной обстановки, хотя финансовая и военная манна, свалившаяся на афганский джихад, неожиданно предоставила в распоряжение экстремистских движений доходы и тяжелое вооружение, позволившие им уже не стеснять себя никакими рамками законности. Пароксизм насилия во имя религии являлся также продуктом глубокого социального кризиса, охватившего Пакистан и особенно Южный Панджаб,[229 — См.: Abou Zahab М. Islamisation de la societe ou
