В от уже почти четырнадцать веков, со времени возникновения в Аравии ислама и включения в исламскую империю — и цивилизацию — некогда христианского Восточного и Южного Средиземноморья, ислам и христианство существуют бок о бок — всегда соседи, часто соперники, иногда враги. В некотором смысле каждая из двух религий определяется и очерчивается через другую. «Бог един, единствен и вечен», говорит Коран (112, 1–2). «Он не рождает и не рожден и нет ему равного» (112, 3–4). Недвусмысленно отвергая в этих и других изречениях христианские догматы, ислам явственно дистанцируется от своего предтечи и утверждает собственные вселенские учение и миссию, но в то же время исламское священное писание и традиции, как и вся созданная под их эгидой цивилизация, на тысячу ладов проявляют глубокие сходства, объединяющие ислам с христианством и с их общими иудейскими, эллинистическими и ближневосточными предшественниками.
По сравнению с более отдаленными культами и культурами Азии и Африки ислам и христианство — братские религии с огромным общим наследием и общим — или скорее оспариваемым друг у друга — поприщем. Обе они ощущают себя носителями высшего откровения Господня, обязанными нести это откровение остальному человечеству. И в том, и в другом главным, точнее единственным, соперником ислам и христианство считают друг друга. Следствием этого было множество раздоров, начиная с ранних религиозных войн — джихада и крестовых походов, конкисты и реконкисты — и до последующих приливов и отливов мусульманской империи в Европе и европейских империй в странах ислама. В долгой и, увы, неоконченной борьбе сходства разделяют две цивилизации куда больше, чем различия.
Понятие «христианский мир» теперь употребляют разве что историки: называвшаяся так прежде цивилизация пережила реформацию и секуляризацию и стала в разных контекстах именоваться то Европой, то свободным миром, а в наши дни чаще всего Западом. Исламский мир, или «Дом ислама», как называют его мусульмане, продолжает носить это имя и внутри своих границ, и за их пределами, хотя внутри него и существуют региональные, национальные и — редко — сектантские подразделения.
Книга посвящена отношениям между двумя цивилизациями: исламской и определяемой в зависимости от эпохи как христианская, европейская или западная. Главы сгруппированы по трем основным темам: столкновения, восприятие друг друга и реакция друг на друга.
Первую часть открывает исторический очерк взаимодействия — в войне и мире, в торговле и культуре — между Европой и ее южными и восточными мусульманскими соседями. Продолжает тему обсуждение нового и весьма специфического вопроса: появления в странах Запада, в основном через иммиграцию, обширных мусульманских меньшинств. О меньшинствах в последние годы много писали, но в основном как о проблеме, встающей перед принимающими переселенцев обществами, я же постарался взглянуть на вещи не в западном, а скорее в исламском контексте, на фоне исламской истории и исламского законодательства.
Во второй части речь идет не столько о столкновениях между двумя цивилизациями, сколько о восприятии друг друга, возникающем из этих контактов. В других работах я много занимался суждениями мусульман о Европе, а пять включенных в данную часть книги очерков рассматривают прежде всего западный взгляд на ислам. В них исследуются проблемы перевода с арабского на западные языки, влияние многовековой турецкой угрозы на европейскую фйлософию и литературу, изучение западной наукой исламской истории и культуры. Последняя тема обсуждается под тремя углами зрения в трех главах. Первая из них представляет собой анализ главы о Пророке Мухаммаде из Гиббонового «Заката и падения Римской империи»; вторая — исследование зарождения, развития и целей арабистических и исламоведческих штудий в западном мире с некоторыми экскурсами в не столь давно возникшие и продолжающиеся споры о «востоковедении»; в третьей обсуждается более общая проблема правомерности изучения «чужой» истории — возможно ли оно в принципе и если да, то каковы должны быть его задача и предмет и каким правилам и ограничениям оно должно подчиняться.
Третья, и последняя, часть посвящена ответной реакции ислама как в далекие, так и в сравнительно недавние времена. Обсуждается четыре вопроса: исламское религиозное возрождение и то, что иногда называют фундаментализмом; место в исламской истории шиизма, столь стремительно привлекшего всеобщее внимание исламской революцией в Иране; восприятие и развитие западной идеи патриотизма; наконец, возможности сосуществования религий. Последнее исследование включает и некоторые соображения относительно не столь уж долгой истории секуляризма в мусульманском мире.
Во все содержащиеся в книге очерки были по сравнению с предыдущими публикациями внесены некоторые изменения с целью исправления ошибок, избежания повторов, установления смысловых переходов и, разумеется, учета новейшей литературы и научных достижений. Три из них, а именно «Проблема востоковедения», «Возвращение ислама» и «Шиизм в истории ислама», были коренным образом переработаны.
Мне остается только исполнить приятный долг и выразить признательность и благодарность всем, кто тем или иным образом помогал мне в подготовке и публикации книги: издателям и редакторам тех книг и журналов, где были опубликованы первые варианты составивших данную книгу очерков, давшим разрешение на их перепечатку (подробности даны в Библиографическом приложении); профессорам Майклу Кертису, Халилу Иналджику, Шарлю Исави и Хусейну Модарреси, частично прочитавшим рукопись и сделавшим ценные замечания; Нэнси Лейн и Айрини Пэвитт из издательства «Оксфорд Юниверсити Пресс» за помощь и советы при подготовке книги; моей ассистентке Джейн Бон, чье умение, забота и научная хватка ускорили публикацию и улучшили качество книги. Всем им я выражаю благодарность за те из множества их предложений, которые учел, и прошу извинить меня за то, что некоторые отверг. Из сказанного ясно, что за все имеющиеся ошибки в ответе только я.
Б. Л.
Принстон, Нью-Джерси, сентябрь 1992 г.
Часть I Столкновения и знакомство
Термины «Европа» и «ислам» не вполне симметричны, по крайней мере на первый взгляд. Первый из них — географический, название одного из нескольких — их насчитывают от двух до семи — материков, на которые разделена поверхность Земли, а второй обозначает религию. Можно с полным правом рассуждать о Европе и Азии, Европе и Африке или об исламе и христианстве, исламе и буддизме, но как сопоставить Европу и ислам?
Впрочем, асимметрия эта скорее кажущаяся. Европа, как и представление о континентах, с нее и начавшееся, — понятие европейское. Европу замыслила и создала Европа; Европа же открыла, нарекла и в определенном смысле создала Америку. Столетиями ранее Европа изобрела Азию и Африку, обитатели которых вплоть до XIX века, эпохи европейского мирового господства, не имели понятия ни об этих названиях, ни о своих отличительных чертах, ни даже о классификациях, разработанных для них европейцами. Даже в Европе понятие Европы как культурной и политической общности возникло относительно недавно, как секуляризованное пост-средневековое переименование того, что прежде называлось христианским миром.
Ислам — не территория, а религия, но мусульмане воспринимают слово «религия» иначе, нежели христиане, даже средневековые. «Религия» для мусульманина — и нечто большее, и нечто меньшее, чем соответствующий термин для христианина. Сами слова, употребляемые в рамках каждой из традиций для обозначения соответствующего понятия, говорят о многом. Слово «религия», употребительное в настоящее время практически во всех языках европейского христианства, как восточного, так и западного, происходит от латинского religio. Этот дохристианский термин, которым называли культы и ритуалы языческого Рима, впервые был применен к христианству св. Иеронимом в его латинском переводе Библии. Соответствующий исламский термин, дин, происходящий из арабского, был воспринят во всех многочисленных языках ислама. Родственные слова в прочих семитских языках, прежде всего в древнееврейском и арамейском, означают «закон»[2]. Для мусульман ислам — не просто система верований и богопочитания, не просто одна из сторон жизни, отличная от прочих, которыми ведают светские власти, проводящие в жизнь светские законы, а скорее жизнь во всей ее полноте, и предписания ислама обнимают гражданские и уголовные установления, и даже то, что мы назвали бы конституционным правом.
Но если в определенном отношении термин «религия» й несет для мусульманина куда большую смысловую нагрузку, чем для христианина, существует и обратная ситуация. Так, аналогом церкви как Сооружения, как дома молитвы в исламе является мечеть. Церковь как установление, как властная структура аналога в исламе не имеет. В исламе нет соборов и синодов, нет прелатов и иерархий, нет канонического права и церковных судов. В классической исламской истории было немыслимо столкновение между папой и императором, поскольку халиф, номинальный глава исламского государства и сообщества, объединял в своем лице политическую и религиозную — хотя и Не духовную — власть. В исламе не могло быть ни соперничества, ни сотрудничества, ни разделения, ни объединения церкви и государства, поскольку правящий институт ислама сочетал в себе обе функции.
Это всем известное различие между исламом и христианством берет начало в различных истоках — или, как сейчас кое-кто предпочел бы выразиться, в различных основополагающих мифах — двух религий. Мухаммаду никто не запрещал, как Моисею, вступить в Землю Обетованную; тем более не испытал он, подобно Иисусу, мученической смерти. Последователям его не пришлось столетиями бороться за свою веру, оставаясь объявленным вне закона и преследуемым меньшинством под игом враждебной власти. Мухаммад при жизни стал суверенным правителем. Он лично основал первое исламское государство и управлял им вместе со своими сподвижниками. Духовная миссия Мухаммада закончилась с его смертью, но религиозное и политическое дело пророка продолжили его преемники, халифы. Под их властью мусульмане шли от победы к победе, от триумфа к триумфу, создав менее чем за столетие огромное царство, простершееся от границ Индии и Китая до Пиренеев и Атлантики, и управляя миллионами новых подданных, многие из которых охотно восприняли новую веру и учение. Исламская священная история, можно даже сказать, история спасения и вечного блаженства, о которой повествуется в Коране и традиционных жизнеописаниях Пророка и его сподвижников, и полусвященная ранняя история исламского халифата, составляющая ядро памяти и самосознания всех мусульман планеты, говорят о быстром и непрерывном движении вперед, подминающем вождей ложных и подчиненных религий и прокладывающем путь будущему торжеству мусульманской веры и мусульманского оружия, донесению Слова Божьего до всего человечества и распространению на весь мир Божеских законов.
В настоящее время стало общим местом, что семантическому полю термина «ислам» в христианской культуре соответствуют два понятия — «христианство» и «христианский мир», т. е. не только религия в узком западном смысле, но и цивилизация, выросшая под ее эгидой. Кроме того, ислам — это и нечто более широкое, чему в западном христианском мире нет аналога, а в Византии есть лишь частично. Это политическая принадлежность и верность, превосходящая все прочие привязанности. В идеале всегда, а на короткое время и в реальности мир ислама был одним государственным образованием,
