на трех языках — английском, французском и немецком — с участием ученых из этих трех и многих других стран. Работа над ним заняла почти 30 лет и была завершена в 1938 году. Второе издание, начатое в 1950 году, было опубликовано только на английском и французском, а в составе международной редколлегии не было немцев.
Мусульмане атаковали из Карачи, столицы недавно созданной Исламской Республики Пакистан, сосредоточив главные силы на двух направлениях: отсутствии немецкого издания и редактора и присутствии в редколлегии французского еврея, покойного Эвариста Леви-Провансаля. То, что движение в защиту немецкого языка не только оказалось на первом месте, но и вообще зародилось не где-нибудь, а в Карачи, выглядело странно, но с течением времени все разъяснилось: его вдохновителем оказался некий джентльмен, отрекомендованный «имамом общины немецких мусульман в Западном Пакистане». Он пользовался поддержкой до сих пор не установленного немецкого дипломата, только что назначенного в Карачи и охотно взявшего на себя столь хлопотную миссию[104].
Эпизод был кратким и почти не вызвал (или вызвал очень мало) откликов в других частях исламского мира. Последовали новые кампании против востоковедов, в большинстве своем более локальные. В них преобладали две темы, исламская и арабская. Для тех, кто воспринимал себя и своих противников исключительно в религиозных понятиях, востоковедение было вызовом мусульманской вере. В начале 60-х годов XX века профессор египетского Университета Ал-Азхар написал небольшой трактат о востоковедах и их кознях[105]. Они, утверждал он, в основном миссионеры, чья цель — подорвать и в конце концов уничтожить ислам, дабы установить верховенство христианской религии. Это относится к большинству востоковедов, за исключением иудеев, чьи цели, впрочем, столь же гнусны. Автор далее перечисляет востоковедов, действующих против ислама, губительному влиянию которых следует противостоять. Приводит он и отдельный список особо коварных и опасных ученых, по отношению к которым нужна особая бдительность, ибо они скрываются под личиной доброжелательства.
В этих списках встречается и имя покойного Филиппа Хитти из Принстона. Его автор брошюры характеризует следующим образом:
«Христианин из Ливана… Один из самых упорных врагов ислама, который делает вид, что защищает арабское дело в Америке, и является неофициальным советником американского государственного департамента по ближневосточным вопросам.
Он всегда стремится преуменьшить роль ислама в создании человеческой цивилизации и не желает признать за мусульманами какие бы то ни было заслуги… Его «История арабов» преисполнена нападками на ислам и издевательствами над Пророком. Все это одна сплошная злоба, яд и ненависть…»
Покойный Филипп Хитти был непоколебимым поборником арабского дела, а его «История арабов» — гимн арабской славе. Такая реакция на нее была бы для него ударом. Сходные религиозные сетования относительно востоковедов-миссионеров, своего рода христианской пятой колонны, слышатся в Пакистане и, с более позднего времени, в Иране.
Ясно, что движет заклятыми мусульманскими критиками востоковедения, когда они считают, что христианские и иудейские авторы, пишущие об исламе, ведут религиозную полемику или пытаются обратить мусульман в свою веру; принимая во внимание предпосылки, из которых эти критики исходят, подобные выводы неизбежны. Они убеждены, что адепт той или иной религии неизбежно является борцом за нее, а к иной религии всякий, не собирающийся ее принять, может приблизиться исключительно с целью напасть на нее. Традиционные мусульманские ученые обычно не изучали христианскую или иудейскую мысль или историю, и они не видят достойных причин, по которым христиане или иудеи могли бы заниматься исламом. Более того, одно из предписаний зиммы, свода правил, при соблюдении которых христиане и иудеи могли под властью мусульман исповедовать собственную религию, запрещает им обучать своих детей Корану. Средневековые христиане придерживались сходных взглядов. Когда они начали изучать ислам, они делали это, чтобы отговорить христиан обращаться в ислам и убедить мусульман принять христианство. В христианском мире, если не считать нескольких аванпостов религиозного рвения, от такого подхода давно уже отказались. В мусульманском мире он гораздо дольше оставался преобладающим взглядом на природу межрелигиозных отношений.
Иной подход, выражаемый посредством смешанной националистическо-идеологической терминологии, можно встретить у некоторых арабских авторов. Что любопытно, многие из них — представители христианских меньшинств в арабских странах, проживающие в Западной Европе и Америке. Хорошей демонстрацией их взглядов можно считать статью живущего в Париже коптского социолога Анвара Абдель-Малека, опубликованную в журнале ЮНЕСКО «Диоген» в 1963 году, то есть приблизительно через год после издания упомянутой каирской брошюры. В статье, озаглавленной «Востоковедение в кризисе», д-р Абдель-Малек, меняя направление атаки, выдвигает против востоковедов новые обвинения: они — «евроцентристы», не уделяющие достаточно внимания ученым, науке, методам и достижениям афро-азиатского мира; они погрязли в прошлом и не проявляют особого интереса к новейшей истории «восточных» народов (в последнее время критики востоковедов обвиняют их как раз в обратном); они пренебрегают тем, что может дать социология и особенно марксистская методология.
Статья д-ра Абдель-Малека написана с чувством и явно выражает выстраданные убеждения. Она, однако, не выходит за рамки научного спора и основана на тщательном, пусть и недоброжелательном, изучении востоковедных писаний. Автор даже готов признать, что востоковедение может и не быть изначально порочным, а некоторые востоковеды сами могут оказаться не злоумышленниками, а жертвами.
Новый поворот был намечен в статье, принадлежавшей перу профессора одного из американских университетов и опубликованной в июне 1974 года в бейрутском журнале. Суть ее ясна из следующих выдержек:
«Сионистская научная гегемония в арабистике [в Соединенных Штатах] явственно выразилась в контроле над публикацией исследований, периодическими изданиями и профессиональными ассоциациями. Они [сионистские ученые] опубликовали множество книг и статей, которые производят на несведущих впечатление сугубо научных, но на деле искажают арабскую историю и реалии и пагубны для борьбы арабов за независимость. Они маскируются под ученых, чтобы засылать шпионов и агентов американских и израильских спецслужб, которым дается задание проводить полевые исследования во всех арабских государствах… Это ошеломляющие факты, за которыми должны следить арабские официальные лица, если они хотят отличать законные и честные исследования, проводимые некоторыми американскими профессорами, от тех, что ведут студенты и профессора, озабоченные безопасностью и гегемонией Америки. Официальные лица не должны позволять, чтобы арабские богатства служили американским и израильским интересам. Им следует тщательно проверять каждое обращение за материальной или моральной поддержкой. Они не должны допускать, чтобы арабские деньги использовались с целью ослабить, оклеветать и скомпрометировать арабов»[106].
Это ключевой текст, который во многом может помочь нам понять научную политику в области ближневосточных исследований в последующий период.
Еще одно наступление на «востоковедов» предприняла группа марксистов. Их полемические приемы обнаруживают ряд странностей. Одна из них — исходная посылка, согласно которой существует некоторая востоковедная концепция или линия, которой придерживаются все востоковеды, — иллюзия; достаточно было бы самого поверхностного знакомства с трудами ориенталистов, чтобы рассеять ее. Сами критики в большинстве своем не имеют отношения к востоковедению. Это не означает, что они отрицают востоковедное учение или ортодоксию, каковой на самом деле не существует; дело просто в том, что у них нет востоковедных навыков, которыми практически одинаково пользуются и марксистские, и немарксистские востоковеды. Серьезные марксистские работы об истории Ближнего Востока написаны либо марксистами-востоковедами, получившими туже профессиональную подготовку, что и их коллеги-немарксисты, либо авторами, которые в своем анализе и выводах опираются на работы востоковедов — как марксистов, так и немарксистов.
Хорошим примером может служить книга Перри Андерсона The Lineages of the Absolutist State. В этой интересной и содержательной работе ближневосточные и общеисламские проблемы рассматриваются исключительно на материале, полученном из вторых рук, из трудов востоковедов. Другого пути, собственно говоря, и нет — если, конечно, ученый не готов взять на себя труд освоить необходимые навыки и читать первоисточники на арабском, персидском, турецком и других языках. Но это хлопотно и требует много времени, да еще и может подвести под обвинение в ориентализме. Ученые-марксисты, такие как Максим Роденсон во Франции или И. П. Петрушевский в Советском Союзе, внесли большой вклад в историю Ближнего Востока, что признают даже те, кто не разделяет их идеологических убеждений и политических привязанностей. Они же, в свою очередь, с куда большим уважением относятся к коллегам-востоковедам, исповедывающим иные взгляды, чем к соратникам-марксис-там, по-другому смотрящим на научную деятельность[107].
Основным разоблачителем ориентализма в Соединенных Штатах уже достаточно давно является Эдвард Саид, чья книга Orientalism, впервые опубликованная в 1978 году, была встречена множеством рецензий, статей и публичных заявлений. Основной ее тезис гласит, что «востоковедение возникло из особой близости между Британией и Францией и Востоком, под которым до начала XIX века понимались исключительно Индия и библейские земли» (с. 4). Чтобы доказать свое утверждение, г-н Саид руководствуется весьма произвольными постулатами. Восток он сужает до Ближнего Востока, а Ближний Восток — до части арабского мира. Устранив, с одной стороны, тюркологию и иранистику, а с другой — семитологию, он вырывает арабистику из ее исторического и филологического контекста. Соответственно сужаются и пространственно-временные рамки востоковедения.
Для доказательства своего тезиса г-н Саид переиначивает и географию, и историю востоковедения. В частности, основным центром арабистики он объявляет Британию и Францию, а период ее наибольшего развития датирует временем после широкого проникновения британцев и французов в арабский мир. На самом деле арабистика утвердилась в Британии и Франции задолго до ошибочно ранней даты, к которой он относит британскую и французскую экспансию, и ни до, ни после имперской эпохи не достигла там размаха, глубины и уровня великих востоковедных центров Германии и соседних стран. По правде сказать, любая история или теория европейской арабистики без немцев есть примерно то же, что соответствующим образом препарированная история или теория европейской музыки или философии.
Г-н Саид пытается оправдать вышеозначенную процедуру:
«Полагаю, что высокий уровень, постоянство и объем британских, французских и американских трудов по Востоку ставят их выше бесспорно замечательных работ, делавшихся в Германии, Италии, России и других странах. Но справедливо, думаю, и то, что важнейшие шаги в области востоковедения были первоначально предприняты либо в Британии, либо во Франции [sic!] и лишь затем детально разработаны немцами… Заслуга немецкого востоковедения состоит в том, что оно доработало и усовершенствовало методы, которые применялись к текстам, мифам, идеям и языкам, почти в буквальном смысле собранным на Востоке имперскими Британией и Францией», (с. 17–18,19).
Трудно понять, что означает последняя фраза. Разумеется, западные путешественники приобретали на Ближнем Востоке тексты, то бишь рукописи и другие письменные памятники, но немецкие, австрийские и другие собрания не менее важны, чем коллекции «имперских Британии и Франции». Как, интересно, можно «собрать» язык, будь то буквально или как-нибудь еще? Видимо, автор подразумевал, что, изучая арабский, англичане и французы совершали некое правонарушение, немцы же, как соучастники после события преступления, могли приступить к «доработке и усовершенствованию» научных методов только после
