личностью; мы привыкли считать людей, ведущих себя подобным образом, субъектами патологическими или по крайней мере обособившимися от жизни общества. Но в исламском мире до сих пор возможно появление в определенных кругах человека, который убежден в том, что он является спасителем общины, обещанным махди, и который будет признан таковым. Суданский махди, «безумный мулла» из Огадена (Сомалиленд; 1899-1905, ум. 1920} и махди из шиитской Хиллы в Ираке, поныне живущий в Мосуле, — обычное явление. Среди берберов, которые представляют собой классический тип убежденных антропоморфистов, — отцы церкви эпохи раннего христианства, такие, как Тертуллиан и Лактанций, уже отмечали эту особенность, — святость, которая может быть источником создания значительных социальных структур, быстро распознается, и восторженный культ личности — распространенный религио-политический феномен. Когда Ибн Тумарт в узком кругу последователей объявил себя махди, это, несомненно, не вызвало большого удивления. Были обнаружены физические признаки, являющиеся, согласно традиции, атрибутами махди, и генеалогия Ибн Тумарта была возведена к Пророку, что дало ему необходимое родовое имя (махди, подобно Пророку Мухаммеду, должен именоваться Мухаммад ибн Абдаллах); но сила, которая привлекала к нему людей, была лучшим доказательством как для него, так и для них.
Ибн Тумарт провозгласил себя махди в документе, написанном им самим; этот текст позволяет нам ощутить атмосферу, в которой он действовал. «Следующее, — писал он, — есть обещание Бога, которое Он сообщил махди, истинное обещание, которое Он не меняет. Повинующийся ему (махди. — Пер.) чист, более чист, чем кто-либо раньше или в будущем, как не было видано прежде и как не будет снова; среди людей нет никого подобного ему, никто не может возвыситься над ним или противоречить ему. . . никому он не может остаться неизвестен, никто не может пренебречь его приказом. Тот, кто выступает против него как враг, опрометчиво устремляется навстречу гибели, и нет у него надежды на спасение. К нему можно приблизиться, лишь получив его соизволение; все происходит по его приказу. Все случается согласно его воле, но это также воля его Господина (Бога). Признавать его — — главнейший религиозный долг, быть покорным и преданным ему — — главнейший религиозный долг и следовать за ним, и быть ведомым им. . . Повеление махди есть повеление Бога, только он, который знает Его, не приписывает этого себе».
Само собой разумеется, что Ибн Тумарт был провозглашен махди с кафедры во время официальной пятничной молитвы и что позднее в официальных документах Альмохадов к обычным исламским именам бога и почетным титулам Пророка добавлялась формула (тардийа), выражавшая удовлетворение бога в связи с непогрешимостью (или безгрешностью) махди. Ибн Тумарт старался строить свою жизнь и деятельность по образцу жизни и деятельности Пророка. Тинмал, подобно Медине, возникает как завершение хиджры, основанная там община соответствует умме, его послание читается под рожковым деревом, что напоминает обстановку, в которой Мухаммад принимал присягу в Худай-бийи. Товарищи Ибн Тумарта получили тот же самый титул «помощники» (ансар), что и обращенные в ислам мединцы. Если рассуждать объективно, то это обеспечило создание общинной организации, которая использовала берберские обычаи и политические традиции оригинальным образом и сумела преодолеть принципиальную слабость альморавидского движения — незначительное число последователей, которых поэтому можно было легко победить, — и создать структуру, в которой религиозная лояльность при махди или его преемниках могла сочетаться с племенной лояльностью более крупных групп и групп, способных увеличиваться.
Ближайшими сподвижниками махди {как позднее у альмохадских халифов), людьми, которые одновременно составляли его правительство, были «Десятка»; они назывались также ахл ал-джамаа, или «Совет общины»; им непосредственно подчинялся «Совет Пятидесяти», который среди арабов был известен и как ахл хамсин, а среди берберов — как аит хамсин. В «Десятку» назначались за свои личные заслуги, а «Пятьдесят» выбирались среди «Людей Тинмаля» — — что соответствовало сподвижникам Мухаммада (сахаба), — из прочих племен, входивших в федерацию масмуда (не обязательно из санхаджа) и из «чужестранцев», т. е. из лиц, не принадлежавших к масмуда. Всякая оппозиция подавлялась с помощью тамйиз (букв, «различение, отделение», но фактически-убийство). Даже после окончательной победы Альмохадов оказалось необходимым истребить неприсоединившиеся племена в процессе второго «отсева» (1149). Чтобы расширить базу режима, племена неальмохадского происхождения заставляли брататься с альмохадскими и объединяться с ними; это тоже было копией одного из мероприятий Пророка: вскоре после своего прибытия в Медину Мухаммад пытался сделать побратимами мухаджирун и ансар в индивидуальном порядке. К альмохадским племенам «первого часа», принадлежавшим к масмуда и постепенно превращавшимся в некое подобие религиозной аристократии, позднее добавилось племя первого халифа — арабизированное кумийа из Западного Алжира, входившее в состав союза племен занаты.
Места в «Десятке», по-видимому, наследовались представителями определенных родов; наиболее видное положение занимал тот, к которому принадлежал Абу Хафс Омар (ум. 1175-76); его берберское имя было Фаскат у-Мзал — Ибн Тумарт дал ему имя Омар в память великого сподвижника Пророка и второго халифа; его внуку было суждено стать основателем династии Хафсидов Туниса (1236-1534). В дальнейшем режим также базировался на строгой иерархии; если верить хронистам, всего было около двадцати рангов, что находило яркое выражение во время часто устраивавшихся процессий. Однако, судя по описаниям, все эти различия числились лишь на бумаге. Особо следует упомянуть о двух категориях: муаззин (букв, «призывающий к молитве») и талиб (букв, «ученик»); фактически это были ученые низшего ранга, которые громко читали перед войском Коран и произведения махди и руководили молитвой общины. Только им разрешалось не носить оружие.
Как только позволили обстоятельства, Ибн Тумарт начал против Альморавидов джихад, чтобы вырвать из их рук бразды правления. Абд ал-Мумин отправился учиться на восток, но в 1117 г. встретил в Бужи Ибн Тумарта и безоговорочно примкнул к нему, отличился в качестве военачальника и в 1133 г., через три года после смерти махди был официально признан его преемником. Рассказывают, что «Десятка», в состав которой входил Абд ал-Мумин, держала кончину Ибн Тумарта в тайне до тех пор, пока халифат Абд ал-Мумина не был признан всеми сторонами: он не принадлежал ни к одному из первых альмохадских племен. Интересно, приукрасила ли легенда в данном случае факты, или в самом деле «Десятка» попыталась установить олигархическое правление в переходный период? Борьба против Альморавидов вначале, по-видимому, была чем-то вроде партизанской войны. Во всяком случае, альморавидский режим продолжал функционировать, хотя он и терял все большие куски своей территории. Равнина к северу и западу от Марракеша была почти полностью окружена; примерно через десять лет после смерти Ибн Тумарта Абд ал-Мумин вышел к побережью Средиземного моря в районе Орана.
Со смертью Али ибн Йусуфа (1144) вокруг альморавидского наследства разгорелась обычная междоусобная борьба, и почти в это же время их христианский наемник генерал «Отступник» пал в сражении. Заната начали восставать, новый альморавидский правитель Ташфин ибн Али погиб в результате несчастного случая. После длительной осады был взят Фес, и с завоеванием в апреле 1147 г. Марракеша альморавидскому правлению пришел конец. К 1151 г. Абд ал-Мумин разгромил мелких князей, которые обосновались в Восточном Алжире на развалинах альморавидского государства, и взял к себе на службу арабов-кочевников, которых разбил у Сетифа. Через девять лет он овладел всем Тунисом и Триполитанией. Незадолго до этого он уничтожил тех членов бергваты, кто пережил истребительную войну, которую столетием раньше вели против них Альморавиды. Вероятно, после его вступления в Марракеш, который обязан ему поистине королевской мечетью Кутубийа, его убедили принять титул амир ал-муминин, что официально поставило его вровень с аббасидским халифом и освободило от духовного сюзеренитета последнего. Чтобы осуществлять контроль над администрацией и особенно над налогообложением на огромной территории альмохадского государства, самой большой территорией, когда-либо управлявшейся из Марокко, он создал кадастр (таксир), содержавший опись земель от Суса до Барки (Киренаика), как сообщает нам, слегка преувеличивая, хронист. Мягко выражаясь, трудно представить себе этот земельный кадастр и ведущийся на его основе сбор налогов. Достаточно взглянуть на всемирный атлас, составленный его современником, великим арабским географом Идриси, уроженцем Сицилии, и мы поймем, как смутны и путаны были представления людей той эпохи относительно географии земель, принадлежавших Альмохадам.
С падением могущества Альморавидов мусульманская Испания, не проявлявшая симпатии к ламтуне, вернулась к состоянию раздробленности. Кучка мелких князей, невежественных и неспособных к учению, таких, как правители Бадахоса и Малаги, Валенсии и Ронды, не говоря уже о правителях Руэды и Касереса, требовала независимости, удержать которую она была не в состоянии, ибо не имела для этого ни военных, ни финансовых возможностей. Между тем в 1147 г. Лиссабон навсегда перешел к христианам, войска кастильцев подступили к самой Кордове, графы Барселоны захватили Тортосу и Лериду. К 1145 г. Альмохады уже начали приобретать опору на Пиренейском полуострове. В следующем году им сдался Кадис, но прошло более десяти лет, прежде чем они получили контроль над Южной Испанией, включая Гранаду, и снова отняли у христиан Альмерию. Испанской столицей Альмохадов стала Севилья, и сегодня Хиральда является свидетельством их могущества и великолепной строгости их стиля. Пробыв пять лет в Испании, Абд ал-Мумин в 1162 г. въехал в только что выстроенную крепость Рибат ал-Фатх, «Крепость победы» (нынешний Рабат, столица Марокко), где в следующем году умер.
Абд ал-Мумин был достаточно мудр и, чтобы удовлетворить своих берберов, предоставил им достойное место в правительстве; однако для управления страной ему были нужны образованные андалусийцы. Двойственность альмохадской государственной структуры, требовавшей сохранения равновесия между исполнительной властью халифа и теократической традицией, представляемой «Десяткой», не помешала Абд ал-Мумину установить наследственную власть своей семьи; он сделал это еще в 1154 г. Вскоре после этого он назначил сыновей на самые важные правительственные посты, но характерно, что он приставил к ним советников из высших слоев альмохадской аристократии. Его сын Абу Йакуб Йусуф пришел к власти без всяких происшествий. В 1184 г., во время «священной войны», он пал у Сантарема. Следующие три правителя, из которых наиболее значительной фигурой был внук Абд ал-Мумина, Йакуб ал-Мансур, «Победоносный» (1184-1199), также всходили на престол, не подавляя никаких мятежей; подобная династическая стабильность почти не имела параллелей в дар ал-исламе.
Эта стабильность позволила двум великим монархам, Йусуфу и Йакубу, оказывать поддержку интеллектуальным устремлениям, хотя нельзя отделаться от мысли, что эти устремления содержали подтекст, несовместимый с теократическими основами власти Альмохадов. Вследствие изоляции двора от народа, столь обычной в мусульманских государствах, Йакуб вполне мог полагать, что поддержка им Аверроэса (Ибн Рушда) неопасна в политическом отношении. Аверроэс был самым выдающимся арабским последователем Аристотеля и последним арабским мыслителем, который, несмотря на свой язык и религию, оказал влияние
