активной и пассивной трактовками упования снимается благодаря стратегии «растерянного» рассуждения, о чем мы говорили в предыдущем разделе.
Наблюдение ( мура o к O аба ) и отчет ( мух O а o саба ), прежде всего перед самим собой, взаимно связаны. «Наблюдение Бога» ( мура o к O абат ‘алла o х ) считается крайне похвальным качеством: оно означает, что человек постоянно думает о Боге и сверяет свои действия с божественными предписаниями. «Наблюдение» — это развитие упования в его активной трактовке, но также и строгий самоконтроль; в состоянии опьянения человек теряет способность «наблюдения», т.е. контроля за своими поступками. Кроме того, это наблюдение за действиями других людей с целью перенять что-то хорошее, а также и наблюдение благочестивых за дурными в плане надзора. Один из ранних исламских мистиков, Абу o ‘Абдалла o х ал?Х O а o рис (IX в.), был прозван «Мух O а o сиби o » за свою склонность к самонаблюдению и самоотчету. Строгий контроль за душевными движениями и поступками не должен, согласно традиционной точке зрения, доходить до вынесения суждения относительно религиозно-правового статуса человека (верующий, неверующий), поскольку такое суждение выносит исключительно Бог на Суде.
Тесно связаны такие высоко ценимые качества, как правдивость ( с O идк O ), надежность ( ‘ама o на ), преданность ( их O ла o с O ). Они означают прежде всего соответствие внутреннего (убеждений в целом или конкретной мысли в конкретном случае) и внешнего (слов и дел): у правдивого и надежного человека его внутренние убеждения не расходятся со словами и делами. Преданность соединяет такую честность и надежность с чем-то близким к наблюдению и упованию, поскольку означает искреннее направление своих намерений и действий в благочестивое и угодное Богу русло.
Щедрость ( сах O а o ‘ ) устойчиво перечисляется в числе важнейших похвальных качеств. Это качество высоко ценилось еще среди доисламских арабов. В классическом исламе оно трактуется как расходование средств «по праву» ( х O ак O к O ), что означает удовлетворение справедливых нужд тех, на кого следует истратить денежные средства и кто может претендовать на их получение.
Перечисленные качества не исчерпывают список похвальных предрасположенностей- ах O ла o к O . К их числу относят также благочестие ( так O ва ), богобоязненность ( х O авф ), испрошение прощения за грехи у Бога ( истиг O фа o р ) и покаяние ( тавба ), дружелюбие ( рифк O ), стремление к коллегиальности ( шу o ра ) и другие. В ряду положительных качеств мусульманские авторы обычно перечисляют доброделание ( их O са o н ) и справедливость ( ‘адл , ‘ада o ла ), которые, однако, трудно считать каким-то единым качеством, а скорее следует относить к интегративным характеристикам человека.
Отрицательные предрасположенности- ах O ла o к O составляют, в общем и целом, противоположность положительным, хотя такое противоположение выстраивается не как автоматическое отрицание.
Пожалуй, наибольшее осуждение вызывает лицемерие ( нифа o к O ). Лицемером ( муна o фик O ) считается тот, кто внешне (в делах) является мусульманином, тогда как внутри (по своим убеждениям) держится какой-то другой веры. Такое несоответствие между внутренним и внешним подвергалось и подвергается самому суровому осуждению. В отличие от этого, нечестие ( фиск O ) в нормативной суннитской мысли, хотя и расценивается безусловно отрицательно, осуждается с гораздо меньшим накалом. К нечестивцам ( фа o сик O ) причисляется совершивший «великий грех» ( каби o ра ), т.е. одно из действий, которые относятся к категории безусловно запрещенных поступков ( х O ара o м , мах O з O у o р — но не к категории макру o х «нерекомендуемое», т.е. запрещенное некатегорически). Хотя некоторые из ранних исламских течений, прежде всего хариджизм, выступили с резким осуждением нечестия и исключали нечестивцев из числа мусульман (что влекло серьезные изменения социального и правового статуса и лишало надежды на спасение в загробной жизни), эта позиция не была принята суннитами.
Гордость, заносчивость ( кибрийа o ‘ ) часто называется в числе главных отрицательных качеств. «Посланник Божий (да благословит и приветствует его Бог!) сказал: “ Не попадет в пламя тот, у кого в сердце есть веры с горчичное зерно, и не попадет в рай тот, у кого в сердце есть гордости с горчичное зерно ” » (Муслим 132; параллели: ат-Тирмиз O и o и др.). Гордость не случайно противопоставлена вере: именно заносчивые и богатые люди более всего противились призыву Мухаммеда и составляли препятствие на пути распространения ислама в самом начале его истории. С другой стороны, гордость и заносчивость, безусловно, противоположна уступчивости как основной черте исламского этоса.
Тщеславие ( г O уру o р ) и самолюбование ( ‘уджуб ) осуждаются на тех же основаниях: они чреваты тем, что человек начнет противопоставлять себя другим, опираясь на представление о своих мнимых или подлинных заслугах. Один из хадисов призывает делать добрые дела (давать милостыню) или читать Коран не на людях, а тайно, поскольку в таком случае риск самолюбования снижается (ат-Тирмиз O и o 2843; параллели: ан-Наса o ‘и o 1645, 2514, Абу o Да o вуд 1136). В этом же ряду стоит осуждение показушничества ( рийа o ‘ ): тот, кто делает добрые дела, чтобы быть на виду и на устах других, подвергается осуждению.
Призывая к кротости и мягкости, мусульманская этика вполне естественно осуждает гневливость ( г O ад O аб ) во всех разнообразных проявлениях агрессивного отношения к другому: это и ненависть, и злорадство, и зависть, и хула, и злословие, и сплетни, и клевета, и насмешки. Шутки ( миза o х O ) осуждаются не как таковые (хадисы содержат свидетельства того, что Мухаммед шутил), но тогда, когда ведут к потере достоинства ( маха o ба ) высмеиваемого. Осуждается также проклятие ( ла‘н ), однако мусульманин не только может, но и должен проклинать умерших неверующих ( ка o фир ), которым был известен исламский призыв и которые так и не перешли в истинную веру; такое проклятие ислам налагает только после смерти неверующих, поскольку при жизни всегда сохраняется возможность, что те встанут на путь подлинной веры хотя бы в последнее мгновение. Что касается грешников из числа мусульман, то умеренные авторы разрешают проклинать их без упоминания имени, в общих формулировках (например, проклинать «воров» или «преступников»), хотя в некоторых хадисах можно найти подтверждение возможности поименного проклятия грешников.
Гневливость и ее проявления не только противоположны кротости и мягкости, но и разрывают связанность-с-другим, к сохранению которой так стремится мусульманская этика. Поэтому она резко осуждает качества, прямо несовместимые с сохранением такой связанности: клятвопреступление, предательство, вероломство, нарушение обещаний. Наконец, встречается и общая формулировка: отрицательно расценивается «уход» ( хаджр ) и «разрыв отношений» ( мук O а o т O а‘а ).
Особой разновидностью качеств, ведущих к разрыву связанности-с-другим, можно считать сомнения ( мира o ‘ ) и препирательства ( джида o л ). Речь идет в первую очередь о кораническом тексте: нельзя спорить о т.н. «неясных» ( муташа o биха o т ) аятах. Спор ( джида o л ) о Коране Ибн Х O анбал приравнивает к неверию ( куфр ), а ад?Да o рими o приводит хадис, согласно которому спор лицемера о Писании разрушает ислам. В отношении Корана запрещается задавать неуместные вопросы ( мас’ала ), причем неуместными считаются именно те, которые ведут к подобным спорам.
Все это вовсе не означает, что вокруг толкования коранического текста в исламской традиции царило абсолютное согласие: разброс мнений был необыкновенно велик, а полемика среди традиционных ученых велась активная и чрезвычайно богатая. Однако исламская традиция очень четко отделяет разрушительный спор о коранических предметах, ставящий под сомнение сам предмет обсуждения, от позитивных усилий по выяснению смысла текста: первое осуждается как «раздор», второе, напротив, считается развитием знания.
Разрушающее сомнение и препирательство осуждается не только в отношении Корана, но и в целом. Очень характерен призыв не спорить, настаивая на своем, даже если ты прав, а другой не спешит признать твою правоту: «Посланник Божий (да благословит и приветствует его Бог!) сказал: “ Тому, кто не прибегнет ко лжи, будучи неправым, даны покои на окраинах рая; тому, кто не станет спорить и настаивать, будучи правым, даны покои в середине рая; а тому, кто улучшит свой нрав — покои в верхней части рая ” » (ат-Тирмиз O и o 1916).
Мусульманское мировоззрение отличается трезвостью взгляда и заметным практицизмом. В этике это проявляется в осуждении разного рода «отклонений» от прямой, ясной и приносящей пользу линии.
К числу таковых относятся, с одной стороны, хвала ( мадх O ) и лесть ( муда o хана ), которые являются проявлением осуждаемой лжи ( киз O б ). В этих случаях слова не соответствуют своему предмету. Не меньшее осуждение вызывает деланость ( такаллуф ) речи. Такая вычурность заключается в том, что для выражения смысла подбираются не соответствующие ему словесные средства: связанность между внутренним (смысл) и внешним (словесная оболочка) оказывается нарушенной.
Осуждая всякого рода «напрасные» занятия, мусульманская этика относит к числу таковых беспредметную болтовню, разговор не по делу и в целом всякого рода пустую трату времени. Наиболее ригористически настроенные авторы без труда найдут в сунне подтверждение запретности таких видов «пустых» и «напрасных» занятий, как поэзия, пение и игра в шахматы и нарды. Не лишена аргументации и позиция авторов умеренного толка, относящих эти виды деятельности к категории «нерекомендуемых» (а не запрещенных) или даже «безразличных» поступков. На практике поэзия, пение и игра в шахматы и нарды процветали в классический период, хотя сохранились и свидетельства борьбы с ними.
«Напрасные» занятия осуждаются как не соответствующие разумной линии поведения, нацеленной на обеспечение блага индивида и социума. Поскольку такое благо вполне рационально, доступно разумному познанию (естественно, с опорой на авторитетные тексты), разумность относится к числу похвального, а глупость включается в осуждаемые качества. Разновидностью глупости, получившей осуждение в Коране, служит торопливость ( ‘аджала ). Человек предрасположен к тому, чтобы без должного раздумья последовать туда, куда его влекут страсти, а не разум: такая торопливость ведет не к благу, а к злу.
Логика устроения оси «человеческое-человеческое», таким образом, состоит в том, чтобы понять «другого» не как отрицание «я»; точнее, не как такое отрицание, которое является в определенном смысле дихотомическим. Стремление не допустить эту дихотомию, стремление
