игнорирует российское право и призывает к несоблюдению действующего законодательства как враждебного мусульманам и поэтому неприемлемого для них.
Не менее, а с точки зрения ислама даже более важным представляется то, что в этих позициях отчетливо прослеживаются упрощенный подход к самому шариату, поверхностное усвоение его особенностей как социально-нормативной системы, неучет закономерностей его действия и соотношения с позитивным правом, прямолинейное противопоставление шариата закону, который, вопреки взглядам приверженцев таких подходов, вполне может укладываться в рамки шариата, соответствовать или по крайней мере не противоречить ему.
В этом смысле едва ли не самая существенная слабость отмеченных подходов к шариату и его соотношению с законодательством заключается в том, что они не проводят грани между двумя принципиально различными вещами — «следованием шариату» мусульман, их подчинением своего поведения его предписаниям, с одной стороны, и включением положений шариата в государственную правовую систему, которое в мусульманском мире принято называть «претворением шариата», — с другой.
Чтобы разобраться в соотношении этих понятий, надо иметь в виду, что шариат и позитивное право — две весьма различные системы социально-нормативного регулирования, чьи подходы к областям действия разных по своему характеру правил поведения во многом не совпадают. Шариат — универсальный, максимально широкий комплекс норм, основное разграничение между которыми проходит по линии религиозно-культовых предписаний (ибадат) и правил мирских взаимоотношений людей (муамалат). В отличие от шариата позитивное право — система юридических норм, которыми не исчерпывается весь механизм социально-нормативного регулирования, содержащий наряду с ними и другие разновидности правил поведения — обычаи, религиозные нормы, нравственные ориентиры, этикет и т. п. Для права главным в этом механизме является отграничение правовых (юридических) норм от иных. Сравнение шариата и позитивного права в этом отношении наглядно высвечивает их принципиально противоположный подход прежде всего к религиозным нормам, которые включаются в шариат, но не являются составным элементом права.
Наложение этих двух систем друг на друга даст разные варианты соотношения шариата и позитивного права: от независимого друг от друга функционирования и противоречий между ними до «допущения» одной системой действия другой и даже взаимного совпадения. Актуализация какого-либо из этих вариантов зависит от того, какую область общественных отношений затрагивает взаимодействие между позитивным законом и шариатом.
Если сопоставить подходы того и другого к регулированию поведения человека в целом, то можно выделить три основные сферы, каждую из которых шариат и позитивное право оценивают по-своему. Первая охватывает собственно религиозно-культовое поведение мусульман, вторая включает мирские (светские) взаимоотношения, непосредственно не регулируемые правом, а третья сводится к той стороне мирского поведения человека, которая опосредована правом.
Среди указанных областей лишь религиозная сфера рассматривается в качестве самостоятельной как шариатом, так и позитивным законом, которые, правда, занимают по отношению к ней противоположные позиции. Для шариата «ибадат» — неотъ-емлемый и важнейший элемент его нормативной стороны. А для закона эта сторона общественных отношений — в целом неправовая область, в которой господствуют религиозные правила поведения. Точнее говоря, речь идет о такой сфере, которая интересует право не с внутренней, содержательной, а с внешней формальной стороны — с точки зрения обеспечения юридических гарантий свободы вероисповедания.
Анализ мирских взаимоотношений между людьми, не подпадающих под действие права, также достаточно очевиден. Здесь, аналогично вышеуказанной сфере, шариат и позитивный закон напрямую не сталкиваются: как и в религиозно-культовой области, мирские вопросы регулируются шариатом, но находятся вне правового пространства. Они не интересуют закон до тех пор, пока поведение человека в этой области укладывается в рамки неправовых (в то же время и не религиозных) критериев — обычаев, требований нравственности и т. п. — и не переходит той черты, которая отделяет их от права. По отношению к этой сфере социально-нормативного регулирования право занимает нейтральную позицию, т. е. допускает действие самых разнообразных норм, среди которых могут быть и предписания шариата, имеющие неправовой (не значит — противоправный!) с точки зрения закона характер.
«Следование шариату» в этих двух сегментах — религиозном и мирском, но находящихся вне сферы действия права, — опирается главным образом на внутренние стимулы, религиозную совесть мусульман, которые в принципе обязаны придерживаться шариата, где бы они ни жили, независимо от мирской (государственной) власти. В частности, для «следования шариату» в сугубо религиозных вопросах (ибадат) от государства не требуется никаких правовых шагов кроме одного — обеспечения мусульманам возможности осуществлять свое конституционное право на свободу вероисповедания. Здесь речь может идти лишь о некоторых государственных мерах, нацеленных на создание благоприятных условий для соблюдения культовых обязанностей — о помощи при направлении в паломничество, о выделении мест для совершения молитвы, об установлении особого графика работы во время поста и т. п. Достаточно ограниченное «включение» государства в эту сферу действия шариата как системы религиозных норм в конечном счете отражает постулаты самого ислама, который исходит из того, что шариат — творение Аллаха, а не продукт государственной деятельности, поэтому и за подчинение ему мусульмане отвечают прежде всего перед Всевышним, а не перед земными властями. Более того, было бы абсурдно делать основную ставку в «следовании шариату» на государство, поскольку это должно обеспечиваться верой, внутренним убеждением и готовностью добровольно подчиняться божественной воле, а не принудительной силой государства, основная задача которого в сфере религии сводится к тому, чтобы не мешать (а в некоторых случаях — помогать) мусульманам жить по заповедям Аллаха.
Важно подчеркнуть, что шариат и позитивное право смотрят на взаимодействие в области религиозных отношений с противоположных сторон: с точки зрения закона здесь имеет место реализация мусульманами своего права на свободу вероисповедания, а шариат оценивает ситуацию как соблюдение и исполнение правоверными его предписаний по вопросам «ибадат». Такая неотъемлемая от ислама форма «следования шариату» лежит в основе очевидного факта: шариат в известных пределах действует везде, где есть мусульмане, в том числе и в России, поскольку они имеют возможность, исходя из своих убеждений, свободно следовать шариату.
Для немусульманского общества особое значение имеет тот факт, что такой вывод касается не только собственно религиозной (культовой и обрядовой) жизни, он может быть распространен и на широкий круг мирских отношений, которые не подпадают под действие права и составляют вторую из отмеченных ранее трех сфер социально-нормативного регулирования, характеризующихся своими особенностями взаимодействия позитивного права и шариата. Здесь мусульмане также имеют возможность беспрепятственно следовать предписаниям шариата (например, соблюдать исламские нормы ношения одежды и принятые между правоверными правила этикета), которые действуют вне правового пространства и без участия государства. Более того, от последнего в этом случае даже не требуется тех скромных законодательных мер, которые власть предпринимает по религиозным вопросам. Пожалуй, единственное, что может вызвать вмешательство государства, — это необходимость обеспечить соблюдение законодательства, пресекающего оскорбление национальных и религиозных чувств граждан (в данном случае мусульман).
Иначе говоря, в указанной сфере мирского поведения мусульман шариат и позитивный закон также не пересекаются. С точки зрения права эта область отношений остается вне его прямого действия, а с позиций шариата имеет место следование его положениям по мирским вопросам. Стоит, правда, обратить внимание на нюанс, отличающий «следование шариату» в данной сфере от исполнения его чисто религиозных предписаний: строя свои мирские взаимоотношения на основе шариата, мусульмане не могут не учитывать немусульманское окружение и ориентироваться на такие модели поведения, которые не вызывают резкого отторжения их обществом и, следовательно, не настраивают его против ислама. Впрочем, в определенном смысле это тоже «следование шариату», но только не его конкретным нормам, а общим принципам, исходным началам, ценностям и целям.
Важно также иметь в виду, что ориентация мусульман на шариат совсем не обязательно сталкивается с устоявшимися нормами поведения немусульман в этой области общественных связей, прямо не регулируемых правом или религиозными предписаниями. Наоборот, совпадений здесь больше, нежели расхождений. Просто действие одних по содержанию правил воспринимается мусульманами как «следование шариату», а немусульманами — как соблюдение принятого у них образа жизни. Более того, нетрудно представить ситуацию, когда немусульманин в своих отношениях с мусульманином должен учитывать нормы шариата, — например, не угощать его блюдами из свинины.
Значительное большие сложности вызывает оценка той области мирских (светских) взаимоотношений, которые регулируются одновременно позитивным правом и шариатом, взаимодействующими между собой весьма неоднозначно. Ведь в отличие от указанных двух областей, где шариат и закон как бы разделены, здесь они напрямую соприкасаются, превращаются из соседей, живших по разные стороны стены, в партнеров или конкурентов, действующих на одном пространстве. В зависимости от характера складывающегося между ними взаимодействия можно представить несколько вариантов взаимоотношений шариата и позитивного права в этой общей для них сфере, причем каждый из них будет оцениваться по-разному в зависимости от того, под углом зрения какой из двух нормативных систем он рассматривается.
Так, вполне допустима ситуация, когда шариат и позитивное право не вступают в конфликт. Более того, изучение аналогичного по характеру соотношения шариата и закона, основанного на европейских правовых образцах, во многих арабских странах убеждает в том, что поле столкновений и непреодолимой несовместимости между ними в целом значительно уже того пространства, в котором предписания шариата совпадают по своему нормативному содержанию с позитивным правом.
Близким по смыслу такой ситуации является положение, при котором шариат не противоречит законодательству и как бы допускается им. Дело в том, что по некоторым вопросам закон предусматривает диспозитивные нормы, которые действуют только тогда, когда стороны сами не урегулировали взаимные права и обязанности. Иными словами, по таким вопросам есть возможность строить отношения, ориентируясь на положения шариата, которые не нарушают императивных предписаний закона.
Обе описанные ситуации — действие нормы, одинаково признаваемой «своей» законом и шариатом, либо урегулирование отношений фактически на основе шариата, не выходящего за правовые рамки, в поле диспозитивного предписания закона — с позиций действующего права являются примерами реализации его норм. С точки зрения шариата они могут восприниматься как «следование» его положениям, а само такое законодательство будет оцениваться как допустимое. Иначе говоря, взаимные признание и допущение закона и шариата каждый из них оценивает по-своему: со стороны позитивного права можно говорить о «правовом шариате», т. е. о его нормах, допускаемых законом, а по шариатской логике речь идет если и не о «шариатских законах» в точном смысле, то по крайней мере о законодательстве, допускаемом шариатом. Этот шариатский взгляд на действующее позитивное право очень важен при определении той роли, которую мусульманско-правовая культура может сыграть в России в целом.
Другим по характеру является такое взаимодействие шариата и закона, когда их оценки по конкретному вопросу исключают друг друга. Следует различать два основных варианта такой ситуации. При первом из них «следование шариату» лишено правового характера, поскольку права, приобретаемые в соответствии с шариатом, не получают юридического признания и, следовательно, не могут быть
