от него чуда в качестве подтверждения пророческой миссии и всемогущества того Бога, от имени которого он пророчествует, причем чуда по своему заказу: пусть-де из горы выйдет беременная верблюдица и тут же разрешится от бремени. По горячей молитве Салиха Бог сотворил это чудо, и на глазах у самудитов гора разверзлась, и из нее вышла требуемая верблюдица, родившая вскоре верблюжонка. Но и чудо не убедило нечестивых самудитов, и только некоторые из них уверовали в единого Бога, проповедуемого Салихом. С этими уверовавшими пророк удалился, оставив самудитам верблюдицу и предупредив их, что, если они причинят животному вред, их постигнет небесная кара. А верблюдица была не простая — если она наклонялась, чтобы напиться, то уже не отрывалась от воды, пока не исчерпывала источник до дна; но с этим недостатком самудиты еще могли мириться, так как она молока давала столько, что его хватало на все племя. Хуже было то, что ее боялись другие верблюды и убегали с пастбища при ее приближении, из-за чего скоро у самудитов начались недоразумения с соседними племенами. Тогда самудиты решили убить ее, уповая на то, что от божьего гнева их спасут пещеры, в которых они обитали. Убив верблюдицу, когда та вернулась с пастбища, они тотчас забрались В свои пещеры, где, чувствуя себя в полной безопасности, беспечно позажигали огни. Но Бог судил иначе — небо и земля содрогнулись от страшного грохота, и к утру все самудиты были найдены мертвыми, племя было уничтожено полностью, а место, где они жили и совершили святотатство, навеки проклято. Только входы в пещеры самудитов до сих пор чернеют на склонах гор — правда, по свидетельству очевидцев, пещеры эти небольшие и гиганты в них поместиться не могли, но это уже детали…
Много интересного и полезного можно услышать во время долгих привалов, при свете костра, который приятно согревает — ночи в пустынях холодные.
Хорошо ехать на верблюде тому, кто привык к такому способу передвижения. Нужно только научиться немного покачиваться в такт равномерному шагу верблюда и привыкнуть к этой непрерывной качке. Со спины верблюда видно далеко, в сухом, прозрачном воздухе все предметы имеют четкие очертания, находящиеся на горизонте горы кажутся совсем рядом. Покачивание верблюда не вгоняет в сон, сидя на верблюде, хорошо думать, читать стихи, петь.
В Южной Сирии, куда прибыл караван Абу Талиба, как-то незаметно кончалась Аравия и начиналась Византия, которая для арабов того времени продолжала оставаться страной ромеев, Римом — крушение Западной Римской империи под натиском варваров было для них несущественным, а различия между греками и собственно римлянами — второстепенными. В соседних с ними странах все оставалось по-прежнему — в этих районах со времен Александра Македонского преобладала греческая культура, и перенесение столицы из Рима в Константинополь (в котором, заметим, арабы бывали) ничего не меняло.
В Византии к концу VI века уже прочно и окончательно победило христианство греческого (православного) толка, и государство не терпело в своих пределах ни язычников, ни еретиков. Исключение составляли только пограничные районы, где военные соображения часто заставляли мириться и с теми и с другими. Южная Сирия и была таким пограничным районом, где спокойно проживали не только арабы-монофизиты и арабы-язычники вассального Гассанидского княжества, но и великое множество всевозможных сектантов. Обстоятельство немаловажное, так как, согласно преданиям, именно в эту поездку произошел первый контакт Мухаммеда с христианством. И когда-то вопросу, с кем же встречался Мухаммед — истинными последователями Христа или с людьми, сугубо заблуждавшимися, чудовищно извратившими святую веру, — придавалось очень большое значение. Ах, если бы Мухаммед вовремя познакомился с учением святой равноапостольской церкви, вздыхали иные христианские писатели, как знать, может, было бы на земле одной религией меньше и одним христианским святым больше! Сейчас этот вопрос не является столь актуальным; очевидно, что если Мухаммед и был знаком с православием, то только как с одним из вариантов учения христиан, с учением, принятым одной из распространенных сект. Кроме того, с основами христианского учения можно было познакомиться, не покидая Мекку, а богословских тонкостей, едва ли очень интересных и существенных для «неспециалистов», не знало и большинство христиан.
То, чего не увидишь в Мекке, — это культ, обрядовая сторона христианства, величественные храмы и торжественные богослужения, лики святых, глядящие огромными очами с икон греческого письма, стройные церковные хоры, причудливые и роскошные облачения высших сановников церкви и аскетизм монахов, замкнувшихся в праведной жизни за стенами монастырей. Согласно легенде, с одним из таких монахов встретились Абу Талиб и его спутники неподалеку от города Басры.
Здесь Абу Талиб обычно останавливался для послеполуденного отдыха у стен монастыря, в одной из келий которого жил монах Багира. Багира, неоднократно видевший Абу Талиба, никогда с ним прежде не заговаривал. Поэтому Абу Талиб был очень удивлен, когда на этот раз, как только караван сделал привал, Багира вежливо пригласил всех в свою келью — отдохнуть и разделить с ним трапезу.
«Я приготовил еду для вас, о люди племени Курайш, и хочу, чтобы вы пришли ко мне все, знатные и незнатные, свободные и зависимые», — сказал Багира.
Абу Талиб и его спутники, оставив Мухаммеда под деревом присматривать за поклажей (они посчитали его слишком юным для такой чести), отправились в гости к монаху. Но Багиру, собственно, интересовал только Мухаммед — из таинственных и мудрых книг, которыми обладали христиане, он знал о скором появлении нового великого посланника Бога и, что самое важное, знал точные его приметы. Еще когда караван приближался к монастырю, Багира из окна своей кельи увидел, что над ним движется небольшое облако, которое бросает тень на одного Мухаммеда. Когда караван остановился под деревом, произошло чудо — облако тоже остановилось над Мухаммедом, а ветви дерева сплелись над ним, чтобы тень была гуще. По этим знамениям Багира понял, что перед ним будущий посланник Бога.
Ни на ком из пришедших к нему курайшитов он не увидел знаков божественной избранности и добился, чтобы позвали Мухаммеда.
Когда трапеза закончилась, он осторожно стал расспрашивать Мухаммеда о его жизни, в том числе о содержании его снов, и еще больше укрепился во мнении, что перед ним будущий пророк.
Далее Багира самым подробнейшим образом осмотрел Мухаммеда и обнаружил, что описание, данное в таинственных книгах, полностью совпадает с внешним видом стоящего перед ним подростка. Особенно убедительно выглядела «печать пророчества», поставленная на Мухаммеде с самого рождения, — это было крупное, величиной с грецкий орех. родимое пятно на спине, между лопатками. Когда же. Багира узнал, что Мухаммед сирота, что тоже было предсказано, у него не осталось ни малейших сомнений в его божественной избранности. Он наказал Абу Талибу скорее увезти племянника, которому предопределено великое будущее, обратно в Мекку и тщательно оберегать его.
Абу Талиб послушался Багиру и быстро отвез Мухаммеда в Мекку, естественно закончив сперва все свои торговые дела в Сирии.
Между прочим, впервые упомянутая в этой легенде «печать пророчества» действительно существовала, и Мухаммед не только охотно ее показывал любопытным, но и сам искренне верил, что это не просто большое родимое пятно, а таинственный знак, своего рода тавро, которым Бог, верховный пастырь, пометил его, подобно тому как арабы метят свой скот.
В остальном эта легенда интересна главным образом тем, что в ее основе мог лежать реальный факт контакта Абу Талиба и его спутников с каким-либо христианским проповедником, «ловцом душ человеческих», для которого подросток-язычник являлся самым перспективным объектом проповеди, не рассчитанной на немедленный успех. Эта легенда, несомненно, предназначена для арабов, так как ссылка на таинственные, полные глубочайшей мудрости книги христиан, в которых содержится подробное предсказание будущего, для самих христиан звучала неубедительно — христиане чаще были склонны наделять подобными книгами восточных мудрецов, обладателей неведомых христианскому миру тайных познаний. Не случайно к колыбели Христа первыми поклониться приходят с далекого Востока волхвы, которым тоже были известны чудесные знамения и которые после этого навсегда исчезли в глубинах своей неведомой родины.
Продолжительное и увлекательное путешествие, безусловно, должно было обогатить любого двенадцатилетнего подростка огромным количеством ярких и навсегда запоминающихся впечатлений. В данном же случае путешествие совершил отнюдь не «любой» подросток, а Мухаммед, вся последующая жизнь которого показала, что он с детства был исключительно и своеобразно одаренным человеком, способным тщательно и причудливо перерабатывать и использовать в своем творчестве все знания и впечатления, которые ему, человеку неграмотному, удавалось получить каким-либо путем. Обыденная и ничем не примечательная поездка приобрела важное значение только потому, что в ней участвовал не кто-нибудь, а Мухаммед. Не надо забывать, что это Мухаммед на спине мерно идущего верблюда пересек горы Хиджаза, плоскогорье Неджда и пески Сирийской пустыни, Мухаммед слушал легенды, которые рассказывали на привалах, Мухаммед видел разнообразную пеструю жизнь встречавшихся на пути оазисов, Мухаммед побывал на окраинах самой высокоцивилизованной страны того времени — Византии. И только поэтому утомительная и скучная, в общем, торговая поездка Абу Талиба превратилась в чудесное и исторически значительное событие. Впрочем, эта поездка имела и важное, но сугубо прозаическое значение для Мухаммеда — он получил ценный урок вождения караванов, что ему очень пригодится в дальнейшем.
Мухаммеду было лет пятнадцать, когда закончилась война Фиджар, которую арабские историки назвали нечестивой войной, так как она качалась в священные месяцы. Зачинщиком выступило племя кинана, верный союзник курайшитов. Кинаниты напали на караван, который из Йемена, находившегося под контролем Персии, направлялся в обход Мекки к берегам Евфрата; охраняли караван люди из племени Кайс Айлан. Как только ки-наниты разгромили караван по дороге в Таиф, курайши-ты тотчас же выступили к ним на помощь. Решающая битва с кайситами и их союзниками произошла близ Таифа.
Мухаммед ничем не прославился в бою, он был простым оруженосцем своих дядек, собирал и подавал им стрелы. Но это было, безусловно, важное событие в его жизни — он видел настоящую крупную битву, участвовал в ней, наблюдал, как разные люди ведут себя в минуту опасности и перед лицом смерти, усваивал на практике этику и мораль войны, когда убийство «чужих» становится героическим и похвальным поступком, а захват их имущества — благородным подвигом.
Арабы не умели и не любили сражаться в строю, для этого им не хватало прежде всего дисциплины. Поэтому сражение превращалось, по существу, в совокупность отдельных единоборств; к концу битвы обычно хорошо было известно, кто кого убил, кто кого ранил, кто проявил смелость и сообразительность, а кто нерешительность и трусость. Такая манера вести бой позволяла безошибочно судить о личной воинской доблести каждого араба.
Участие в войне, как и участие в отдельном сражении, было делом добровольным, но не
