усвоенные с детства как священные и непреложные, нужно было полностью и бесследно стереть и вместо них вписать новые формулы и аксиомы, по возможности вписать столь же прочно и во всяком случае в ту же самую сферу сознания, где хранится информация, принятая на веру. Такую задачу можно было успешно решить только самовнушением — подкрепленным или даже не подкрепленным доводами рассудка. Практика настойчивого самовнушения осуществлялась Мухаммедом в форме молитвы — словесных обращений к воображаемому объекту, наделенному безграничной властью и могуществом.
Арабы-язычники, современники Мухаммеда, пользовались и готовыми, кем-то и когда-то созданными текстами молитв и молитвами-импровизациями, плодом собственного творчества. В таких молитвах могли встречаться отдельные удачные поэтические обороты и смысловые находки, но в целом они были непригодны для Мухаммеда из-за их резко выраженного языческого содержания. Более подходящими были известные Мухаммеду молитвы ханифов, обращенные преимущественно к верховному Богу и ставящие сходные цели «очищения». Опираясь на этот развитый у арабов жанр устного творчества, Мухаммед постепенно выработал собственную систему молитв, наиболее отвечающую особенностям его психики и поэтическим вкусам. По своему содержанию все его молитвы — обращенные к Богу просьбы о помощи в достижении того, что он хотел достичь во что бы то ни стало.
— О, Господи! — молился Мухаммед. — Даруй мне любовь к Тебе; даруй мне любовь к тем, кого Ты любишь; сделай так, чтобы я мог исполнить дела, заслуживающие Твоей любви; сделай так, чтобы любовь была мне дороже меня самого, дороже семьи моей и богатства!
— О, Господи! Молю Тебя о твердости в вере и о готовности идти прямым путем, о помощи Твоей приобрести милость в глазах Твоих и подобающим образом чтить Тебя;
молю Тебя еще, чтобы Ты дал мне сердце невинное, отвращающееся от порока, и правдивый язык;
и молю Тебя еще, чтобы Ты дал мне то, что Ты признаешь добродетелью, оградив от того, что Ты признаешь пороком, и чтобы Ты простил мне те прегрешения, которые Ты знаешь.
Просьба, соединенная с верой в доброту, всемогущество и милосердие того, к кому она обращена, дает чувство уверенности. Поэтому слова молитвы, с которыми Мухаммед обращался к Богу, по своему воздействию на его собственную психику были формулами самовнушения: «Буду любить Бога! Буду совершать поступки, заслуживающие его любви! Сделаю свое сердце невинным, а язык правдивым! Буду избегать порока! Буду тверд в вере и приобрету милость в глазах Бога!»
Мухаммед считал важным, чтобы молитве предшествовало отчетливое намерение предстать лицом к лицу с Богом; чтобы тем же сознательным намерением было не просто умыться, а умыться положенным образом, и ни на минуту не забывая при этом о цели омовения, о предстоящей встрече с Богом «возвышением духа».
Для молитвы он выбирал место, достаточно уединенное, где ничто не мешает полностью сконцентрировать мысли на предмете молитвы, ничто не отвлекает.
У себя дома он чаще всего молился в пустой комнате, но и присутствие Хадиджи ему не мешало. Не было никакого алтаря, никакой иконы и никакого идола — Бог, которому он поклонялся, был невидим и не терпел проявлений идолопоклонства. Бог был вездесущ — поэтому не имело никакого значения, в какую сторону обращать лицо во время молитвы. Но когда он молился вблизи Каабы, то всегда стоял лицом к ней — это было обусловлено, по-видимому, всем: и усвоенной с детства привычкой, и благоговением перед святыней, «жилищем Бога», и соображениями удобства — легче сконцентрировать внимание, если стоишь лицом к стене, чем повернувшись лицом к окружающей Каабу площади со снующими по ней людьми. Идеи же, что во время молитвы нужно повернуться лицом в определенную сторону — в сторону ли Каабы, к востоку ли, — у Мухаммеда не было.
Еще перед началом молитвы Мухаммед выбирал в трех-четырех шагах от себя какой-нибудь предмет на земле. камень или простую неровность, и затем в продолжение всей молитвы не сводил с этого места глаз — это был чисто практический, лишенный какого-либо религиозного обоснования прием, помогающий концентрировать внимание на предмете молитвы и не отвлекаться, прием, широко используемый, как известно, и в настоящее время в практике внушения и самовнушения.
Мухаммед считал, что молиться надо не шепотом и тем более не про себя, а достаточно громким голосом. Этот прием также не обусловлен его религиозными представлениями: для всевидящего Бога душа человека — открытая книга, он читает в людских сердцах, и нелепо думать, что громкая молитва имеет больше шансов быть им услышанной, чем молитва, произнесенная мысленно. Дело опять-таки в самовнушении: громкая молитва позволяет не только контролировать, но и дает возможность усилить действенность внушения за счет «искренней» интонации голоса, за счет правильно выбранной громкости голоса и его тембра, за счет сравнительно узкого диапазона звуковых частот.
Действенность внушения возрастает, если внушаемые словесные формулы имеют четкий однообразный ритм, и еще лучше, когда они рифмованы. Поэтому молитвы Мухаммеда, как и вообще большинство молитв, которыми пользуются последователи любой религии, —поэтические произведения, стихи или рифмованная проза, и об эстетической силе их воздействия не следует забывать. Для того чтобы создать хорошую молитву, нужен немалый талант, и не случайно, что во всех религиях распространены молитвы, авторы которых известны и почитаемы верующими. Мухаммед, выработавший для себя систему эффективных молитв, несомненно, проявил незаурядные литературные способности, определенную поэтическую одаренность, которой он обладал и наличие которой он впоследствии неоднократно и самым решительным образом отрицал.
Излюбленным местом молитв и размышлений Мухаммеда являлась расположенная в нескольких часах ходьбы от Мекки гора Хира — собственно, даже не гора, а пустынный каменистый холм, почти ничем не выделяющийся среди других холмов, окружавших город.
Район был пустынный и дикий и настолько бесплодный, что даже пастухи не гоняли туда свои стада и не нарушали уединенность Хиры. Не пролегали поблизости также караванные дороги и тропы, а стало быть, и случайные прохожие не могли помешать. С вершины Хиры Мекка была не видна, и шум города сюда не доносился. Во все стороны, куда ни кинешь взор, возвышались однообразные и довольно мрачные холмы с каменистыми вершинами и скалами, проступающими по склонам, окрашенные, в зависимости от освещения, в серые, черные или фиолетовые тона.
Сюда, захватив с собой мех с водой и немного еды, любил уходить Мухаммед на несколько дней, чтобы здесь в полном одиночестве «очищаться». Спал он, завернувшись в плащ, прямо на земле, а в непогоду укрывался в пещере, расположенной на склоне Хиры. Изредка его сопровождала верная Хадиджа. Здесь же он по многу часов молился: стоя, устремив взгляд в одну точку, многократно громким голосом повторяя одни и те же молитвенные формулы, через равные промежутки времени творя поясные земные поклоны.
На склонах Хиры часто занимался Мухаммед и созерцанием. Как помогает религиозному очищению простое созерцание, при котором человек освобождает или стремится освободить себя от всех теснящихся в голове мыслей, почти полностью подавляет всю рассудочную работу своего ума, каким путем оно укрепляет веру и повышает эффективность самовнушения, мы не знаем. Однако Мухаммед считал созерцание исключительно полезным и утверждал, что «час созерцания лучше, чем год благоговения».
На Хире в благочестивом подвижничестве проводил Мухаммед обыкновенно и весь месяц рамадан — традиционный месяц поста у курайшитов и большинства других арабских племен.
Изо дня в день и из месяца в месяц практиковал Мухаммед все известные и доступные для него методы очищения, то чередуя эти занятия с повседневными делами, то удаляясь на гору Хира, чтобы всецело и без помех предаться размышлениям, молитвам и созерцанию. Надежда достичь поставленной цели то ярко вспыхивала в нем, то почти исчезала, и тогда его охватывала такая невыносимая тоска, что он не раз был близок к самоубийству. В минуты душевного кризиса к нему неизменно приходила на помощь Хадиджа, искренне увлеченная его поисками, сочувствующая им, любящая и верящая — прежде всего в него, Мухаммеда, в его чистоту и благородство, в его способность преодолеть все трудности.
И кризисы благополучно проходили, и опять Мухаммед методично и настойчиво продолжал очищать себя от всякой скверны.
Так прошел год, а затем второй — без видимого результата. Лишь в конце третьего года почти непрерывных религиозных исканий его труды увенчались успехом и перед ним на мгновение приоткрылось окно в сверхчувственный мир.
Глава 8. Первое откровение
Великая ночь месяца рамадана
Некто является Мухаммеду
Сомнения Мухаммеда и вера Хадиджи
Как Хадиджа удостоверилась, что таинственный пришелец — ангел
Первые строки Корана
Представления Мухаммеда о едином Боге
Месяц рамадан 920 года эры Селевкидов, что соответствует 610 году принятого нами летосчисления, Мухаммед проводил, как обычно, в полюбившемся ему одиночестве на горе Хира, лишь изредка возвращаясь в Мекку, чтобы запастись водой и пищей.
День за днем и ночь за ночью проходили в молитвах, размышлениях и созерцании, не приносивших ничего нового и неожиданного, пока не наступила ночь 24-го числа месяца рамадана. Мухаммед спал в пещере на склоне горы Хира, когда к нему явился некто в человеческом облике.
— Он пришел ко мне, когда я спал, — рассказывал Мухаммед, — со сверкающим свитком, покрытым какими-то письменами.
— Читай! — услышал Мухаммед.
— Я не умею читать, — ответил он.
Явившийся опустил ему свиток на грудь, и Мухаммед почувствовал такую тяжесть, будто гора навалилась на него, не позволяя вздохнуть. Затем явившийся приподнял свиток и снова приказал:
— Читай!
— Я не умею читать! — повторил Мухаммед, скованный ужасом.
В ответ некто придавил его так, что Мухаммеду показалось, что наступает смерть, и в третий раз приказал:
— Читай!
— Что мне читать?
(— И говорил я это только с целью не допустить его до повторения чего-либо подобного тому, что он со мной проделал, — признавался Мухаммед впоследствии.)
И явившийся сказал:
Читай! Во имя Господа твоего, который сотворил — сотворил человека из сгустка. Читай! И Господь твой щедрейший, который научил каламом, научил человека тому, чего он не знал.
Мухаммед покорно повторил эти слова, и пришелец удалился.
— Очнулся я от своего сна, — рассказывал Мухаммед, — и почувствовал, что все слышанное мною как будто написано в моем сердце.
…Много раз рассказывал Мухаммед об этом замечательном событии своей жизни и, конечно, не всегда рассказывал одними и теми же словами. И слушатели Мухаммеда, как ни старались, не могли совершенно точно, слово в слово воспроизвести слышанное ими. В результате, когда пришло время занести рассказ самого Мухаммеда на бумагу, записать и тем самым увековечить его для потомков, биографы великого пророка столкнулись со многими версиями — Айша передавала слова Мухаммеда так, а Убайда несколько иначе. Но все рассказы современников, отличающиеся некоторыми деталями и подробностями, совпадают в главном: не когда-нибудь, а именно в одну из ночей месяца рамадана 610 года сорокалетнему Мухаммеду на горе Хира впервые явился некто
