При исторически случайно данном делении наук их живой центр в отдельном исследователе, как предметное внутреннее сознание местоположения в целом, остается в каждом случае лишенным определенности. Но подлинное подразделение наук, показывающее нам их духовный организм, в котором оно доводит до определенности это сознание местоположения, всегда было задачей философии. Характер получаемой классификации связан с характером той философии, которая ее производит. Эта классификация желает довести до сознания взаимное отношение наук в знании, как единство всего знания. В истории философии классификации наук типически выражались в трех видах:

Античные подразделения, самое известное из которых — это подразделение на диалектику, физику и богословие, делят, по существу, только философию, и этим оказывают побуждающее действие вплоть до нашего времени; однако они не охватывают мироориентирующих наук как таковых, в которых, согласно нашим понятиям о науке, мы фактически познаем.

Системы группировки от Бэкона до Конта, желающие представить положительное знание в обозримом виде согласно психологическим или методологическим принципам, ориентируются, в противоположность первым, на эмпирические науки, которые они хотели бы упорядочить, чтобы набросать программу исследований также и для тех наук, которые могли бы прибавиться к этой системе. Но во всех своих разновидностях эти группировки дают только некую сетку (Fachwerk) или линейную структуру. Их схематизм (например, ряд, состоящий из математики, физики, биологии, психологии, социологии), собственно говоря, не соответствовал предмету уже тогда, когда он был придуман, и оставляет читателя философски безразличным.

Энциклопедии наук немецкого идеализма, запланированные романтиками, впервые набросанные Шеллингом в «Лекциях об академическом образовании» (Vorlesungen ?ber das akademische Studium)28,исполненные и доведенные до совершенства Гегелем в его «Энциклопедии»29,вновь конструктивным способом изнутри развертывали все знание, как знание существенно философское, в некотором закругленном целом. Они представляют собою самое величественное и до наших дней явление единообразно мыслимого космоса всякого знания, но для нас они уже распались, поскольку эмпирические исследования подлинных наук не получили в них достаточного значения, и поскольку этот космос хотя и говорит как шифр совершенства, но не говорит нам, как верующим в этот шифр.

Во всех этих трех формах достоверность систематического целого знания была настолько окончательной, что мы наталкиваемся на них как на прочные постройки, которыммы изумляемся, но которые уже не могут более послужить нам для жилья.

Для ориентирования в мире есть конкретные систематики, -будь то внешние порядки, технически удобные для того, чтобы окинуть взором некоторый материал, будь то систематики, обоснованные в существе вещей, осуществляющиеся в познании всякий раз под руководством известных идей, как ступени, через каждую из которых хотя и можно переступить на пути, но по каждой из которых мы взбираемся вверх, к пониманию сущности дела.

Нам следует овладеть систематическими аспектами науки там, где они представятся нам. В каждом случае нашей задачей должна быть попытка взаимно ограничить их по смыслу, объединить их или, во всяком случае, поставить их в отношение друг к другу, исходя из идеи знания, если знание не должно безразлично рассеяться на не связанные между собою части. Наша попытка даст нам систематику наук, в которой достигает сознания понимание их незамкнутой тотальности как самого по себе историчного процесса познавания.

Наиболее первоначальные разделения наук

1.Задача.

-Если я верю в существование замкнутого в себе, единого, бесконечного мира как объекта, то науки привходят в мир для того, чтобы овладеть этим миром, и их следует подразделять соответственно его строению. Науки делятся по отдельным частям мира: по предметам. Классификация наук словно начертывает предо мной карту мира, на которой у каждой науки (а в ней — у каждого предмета) есть свое место.

Но если единство мира распалось для меня, то науки уже не конституируются для меня более в объективно отграниченные друг от друга предметные области, но разве что в априорно данные мыслительные формы сознания вообще, которые, возможно, могут быть развернуты в формальной полноте в некоторой конструкции из категорий и методов,как тотальность возможного познавания. Науки делятся по своим методам. Классификация наук развертывает программу возможных методов, при помощи которых мы создаем предметы познавания.

В обоих этих случаях науки связаны с некоторым данным в знании единством, — единым объектом мира или единым сознанием вообще.

Несмотря, однако, на то, что единый объективный мир не удалось представить взгляду даже только как идею, и что всякая идея улавливает лишь некий мир в мире, идея единого мира не вовсе ничтожна. Ибо есть только одна-единственная эмпирическая действительность, в которой, в возможности, все может вступить в отношения со всем, а не множество миров, вовсе друг с другом не соприкасающихся. Если бы существовали такие миры, то мы не могли бы получить о них никакого известия, поскольку в нашем знании встречается только то, что — именно благодаря знанию — пришло в соприкосновение между собою. Есть разумный смысл в требовании эмпирического исследования: быть готовым соотнести между собою то, что на первый взгляд совершенно разнородно. Но эта, нигде не встречающая себе границы, возможность осуществляется не в одной содержательной и плодотворной идее целого, как мира, но всякий раз в неких особенных идеях. Подлинная причина того, почему не может быть истинной идеи единого мира, заключается в непостоянстве (Bestandslosigkeit) мира в себе. Идея целого должна была бы охватывать также свободу, экзистенцию и трансценденцию, а они никогда не встречаются в мире как такого рода объекты.

Правда, сознание вообще составляет единство благодаря «я мыслю», которое «должно иметь возможность сопровождать все наши представления»30.Это — единство в формальной структуре предметного вообще и его сетки (Netzwerk). Но от этого единства никакой путь не приведет нас к многообразию знания. Самое большее, что здесь возможно — но и до сих пор не достигнуто в действительности, — это составить внутренне полную систему категорий и методов. Но эти последние фактически можно только собирать и упорядочивать, но не дедуцировать один из другого, разве что в некотором логическом мифе, который мог бы иметь только символическое значение и не имел бы силы для ориентирования в мире.

Таким образом, у ориентирования в мире есть две в различном смысле воображаемые точки наводки (Richtpunkte): единый мир как объект и единое сознание вообще; первый не имеет в себе постоянства (Bestand), второе есть формальный момент без всякого действительного содержания. Ориентирование в мире не привязано к этим точкам, оно разворачивается между ними, непосредственно не касаясь ни одной из них, будучи как целое неопределенно и многомерно. Все научно убедительное познание остается в этой середине, не достигает ни абсолютных первоистоков, на которых покоится все строение, ни закругленности в некотором целом, которое бы завершило это строение, пусть даже только в идее.

А потому задача подразделения системы наук изначально ограничена: Науки не представляют собой поля, на котором бы они, спокойно владея каждая своим делом, имели быкаждая свое строго определенное местоположение и были однозначно соотнесены между собою. Науки, каждая из которых соседствует с другими науками, не образуют сообща сферического космоса познания, который бы был отображением единого мира. Все они встречают границы, у которых исследователь осознает, что его наука не может бытьзавершена в самой себе, хотя он и не знает при этом целого всех наук, как завершенного безопасного укрытия, в котором бы всякое знание могло получить оправдание, основание и смысл.

Проводить строгие границы между науками — значит, с известных точек зрения, различать и распределять предметы, или совершать методические и категориальные различения; но это не значит разделять сам мир, или исходя из единого принципа познавания постигать все познавательные возможности в их изначальном разветвлении из одного корня.

Запутанная, многомерная взаимная соотнесенность и взаимное наложение всех действительных наук приводит к тому, что всякая классификация их, выдвигаемая как принципиальная классификация, сама, в свою очередь, может сделаться частью в другой выступающей с принципиальным притязанием классификации, или в такой классификации, которая делает принципом то, что прежде было частным подразделом. Например, первоначальное подразделение духовного существования на сферы, одну из которых составляет научное познание как ориентирование в мире, само есть принцип, позволяющий подразделить внутри сферы наук особенную область наук о духе.

То, что само по себе не составляет целого, казалось бы, невозможно и делить. Целое должно быть известно нам, чтобы мы могли получить его наиболее изначальные деления. Но наше движение скорее направляется к некоторому целому, нежели исходит из него. Поэтому самые изначальные деления представляют собою для нас только первые развилки на пути, еще выдерживающие как предпосылку неопределенную идею некоторого целого. Размышление о систематике наук подвержено, стало быть, двоякому напряжению: противостоит затвердеванию знания в мнимо знакомом целом и рассеянию его в бессвязном множестве.

Поэтому набросок подразделения наук, при незавершимости мира и ориентирования в мире в их предельных принципах, как и в их особенных возможностях, должен быть в каждом случае конкретным наброском. Он старается уловить наиболее фундаментальные в наше время разделения, чтобы в разделении всегда сохранить тот остаток взаимной связанности знания вообще, которого не было в начале знания и который, если даже и казалось, будто он был всегда, грозит все-таки оказаться снова утраченным. Этот набросок видит себя в историческом движении совершившегося до сих пор ориентирования в мире. Находиться с историчным сознанием в изначальной позиции каждого отдельно взятого ориентирования в мире и постигать смысл достигнутого ориентирования в мире — а не всю полноту особенного — в целом, — таков идеал подразделения наук.

2.Наука и догматика.

-Убедительному предметному познанию противостоит догматика, рационализирующая содержание некоторой веры. Первое есть ориентирование в мире, как значимая для каждого человека наука, вторая же — мыслящее истолкование историчных сил жизни для самих этих сил. На вопрос, является ли наукой все то, что заключает в своем объеме это деление, следует ответить: Общий признак науки, действительный здесь в обоих случаях, это момент рационально убедительного при меняющихся в различных условиях предпосылках, безразлично, являются ли сами по себе эти предпосылки очевидными для всех истинами или историческими объективациями веры. Таким образом, общей является здесь претензия на рациональную значимость, а кроме того, методическая и систематическая форма, означающая возможность проверки и критики в ходе дискуссии и готовность к такой проверке и критике. Разумеется, по этой причине две эти группы наук не составляют объективного единства, скорее напротив, науки ориентирования в мире коренным образом