направлении к непостижимому бытию. Хотя поначалу путь познания природы ведет к расколдованию мира, однако на этой границе достигнутого в частном случае знания познающий чувствует толчок от иного и чуждого, как восстановление непознанного во все новых формах и в новой непосредственности. Этот толчок, как движимость абсолютно иным, имеет, правда, не такой смысл, как соприкосновение экзистенции с экзистенцией на границе наук о духе. Природа не дает ответа; она не говорит со мною, как экзистенция; она не есть дух. Правда, в своей пугающей непроницаемости она может означать для меня более, нежели дух. Но это «более» не проясняется для меня и само открыто только для возможной экзистенции, чтобы стать для нее шифром бытия. Дух удерживает меня в мире людей, благодаря ему я, как возможная вера, вступаю в коммуникацию с верой. Природа ведет меня в основания всякого существования, которые для ориентирования в мире не допускают даже возможности осмысленной постановки вопросов, но для экзистенции становятся благодаря фактичности исходом скачка в возможность трансцендирующего восхождения (die in der Weltorientierung nicht einmal mehr sinnvoll tragbar sind, f?r Existenz aber durch Tats?chlichkeit Ausgang des Sprunges in der M?glichkeit transzendierenden Aufschwungs werden).
Для естественных наук характерно, что в ходе исследования они могут радикально отделять от себя этот, стоящий, может быть, за их спиной, трансцендирующий интерес. Они — ориентирование в мире в его чистом виде; экзистенция и исследование взаимно проникают друг друга в них не настолько, чтобы отсюда могла возникнуть хотя бы малейшая неясность. Абсолютная свобода от ценности, лишь ограниченно возможная в науках о духе в отношении к логической убедительности, которая в этих последних хотя и остается моментом познания, однако не составляет для них всего, -в естественных науках принципиально и в целом возможна, поскольку они могут ограничиться убедительным знанием о фактическом и методическим знанием о собственных предпосылках и теориях каждой из наук, не превращаясь от одного этого в свалку несчкончаемого множества фактов. Ибо смысл им придают исследовательские идеи, объективирующиеся в теориях и систематиках, при посредстве которых они ведут опрос фактов или находят каждому факту подобающее место. Сильная сторона этих наук заключается в познании всеобщих законов, тогда как момент естественной истории, как многообразие форм природы в пространственном и временном их распространении, и здесь также грозит превратиться в нескончаемость материала. Наконец, они находят себе прагматическое оправдание в своих технических достижениях, подобных которым по их виду науки о духе уже в принципе дать не могут. Ибо политическую и экономическую деятельность, изобретательство, организацию, может быть, и можно еще сравнить с врачебной терапией, но отнюдь нельзя сравнивать с исключительно естественно-научно обоснованной практикой. Несмотря на все познания и несмотря на свои технические элементы, эта деятельность, далекая от всякой техники, над которой она господствует, имеет свой центр тяжести в умениях и ответственности (im K?nnen und Verantworten), которые, как историческое бытие, коренятся в сознании ситуации.
Всякому исследованию в естественных науках следует задать вопрос: Какие факты были установлены? Какая теоретическая идея становится горизонтом? Какова рациональная конструкция этой идеи как теории? Как обстоит дело с ее плодотворностью, то есть, с ее — познаваемой только по исходу дела — способностью, способствовать открытиюфактов и установлению связи между ними? В чем заключается та граница, на которой эта теория приводит к нестыковкам с фактами? Напротив, прагматический аспект технической полезности (technische Nutzbarkeit) не является истоком и не служит мерилом истины естественнонаучного познания; он есть адекватный ему успех, дающий обратные импульсы исследованию.
3.Науки о духе.
-Будучи взаимосвязанными и замкнутыми внутри себя науками, науки о духе должны бы были представлять собою подразделение целого некоторой единой науки о духе. Нам следует понять, почему это не так.
Дух, как предельная действительность, зависит в своем существовании от предшествующих действительностей, объемлющих и обусловливающих его. Хотя дух, как существование, каузально определен, и для нашего мироориентирующего взгляда мертвая материя со временем перемалывает то, чему она словно бы допустила быть некоторое время живодеятельным существованием, — в то же время дух, как всякая действительность, существует также и из собственного истока. Как таковой, он абсолютно непостижим из предшествующей ему действительности; он имеет в самом себе ту свободу, которая осуществляется в знании как самосознании и в причастности идеям, а также, в свою очередь, становится предпосылкой и средой для экзистенциальной свободы. Ибо с этой своей стороны дух не замыкается, потому что его несет и поддерживает осуществляющаясяв нем возможная экзистенция.
Задача науки о духе — эмпирически изучать то, что доступно пониманию как смысл. Для ориентирования в мире дух становится доступным в своих продуктах и документах, всвоих сообщениях, действиях, произведениях. Понимать их — дело уже повседневной жизни людей; сделать их понимание методическим, систематическим и универсальным — вот дело науки о духе, приобретения которой могут, в свою очередь, вступить в действительную жизнь. Эта задача науки о духе ведет ее к двум границам понимания. Понимание наталкивается на просто существующее, доступное изучению разве только как природная действительность, — и на экзистенцию, которая остается незримой для ориентирования в мире; дух со всех сторон обрамляет непонятное, которое подвергается объяснению во взаимосвязи природных действительностей, но, в конце концов, появляетсявновь, как всякий раз иное непостижимое. И дух доступен для понимания лишь так, что понимание стремится к границе, на которой понимание сменяется коммуникацией, и становится ощутимой экзистенция для экзистенции. Дух, если мы хотим принять его как для себя, оставляет свои фланги неприкрытыми сразу с двух сторон: со стороны непонятно внешнего в действительности, и со стороны непонятной, в общей форме, внутренней жизни (Innerlichkeit) экзистенции.
а) Понимание и экзистенция.
-Исследованиям в науках о духе следует задавать вопросы соответственно аспектам, ориентирующимся на эти границы понимания.
Первый вопрос: насколько были сделаны эмпирические констатации, которые как таковые обладают надежностью (Bestand). Это выполняется путем восстановления свидетельств, доступных для некоторого понимания. Раскопки, реконструкции, издания, архивные и документальные подтверждения составляют массив фактичного, пригодного для владения во всякое время.
Затем следует вопрос об успешности рационально определенного понимания значения содержаний литературной и монументальной традиции, действительно реализованных некогда мнений и целей; далее, вопрос о вероятном понимании событий и действий из ситуаций, предпосылок и мотивов. Здесь спрашивают о том, в какой мере удалось осуществить определенные и партикулярные, постижимые для рассудка как такового осознания (Vergegenw?rtigungen), и в какой мере — проверяемые редукции (nachpr?fbare Zur?ckf?hrungen).
Третий вопрос ищет уловить понимающее участие исследователя в осуществленных духовных идеях. Ибо сосредоточение нескончаемых рядов партикулярного совершается лишь посредством отбора существенного согласно (объективно никогда не определимому) критерию, возникающему из идей, которые из духа исследователя устремляются к духу прошедшего события. Этот процесс уже находится вне границ убедительно доказуемого.
И наконец, возникает вопрос, в какой мере изученная духовность есть лишь образ и оформление некоторого былого, за которым я наблюдаю (Bild und Gestaltwerdung eines Gewesenen ist, dem ich zuschaue) — или в какой мере в ней создано основание для коммуникации и экзистенциального присвоения. Только таким образом в исследовании науки о духе становится ощутим диалог от экзистенции к экзистенции. Эта «личная нотка» уже не есть более неистинная субъективность, но косвенное выражение того, что некоторая экзистенция в духовно-научной коммуникации с чуждым ей духом пришла к самой себе. Поверх всего образно тотального и всего индивидуального — если даже и в среде этого последнего как единственно возможного для нее выразительного средства, — наука о духе, как ориентирование в мире, исходит из экзистенции, и, обращаясь к экзистенции, она есть призыв к понимающему: прийти к самому себе (ein Ansprechen an den Verstehenden, zu sich selbst zu kommen).
Каждый из этих четырех вопросов имеет в виду понимание особого рода: первый вопрос — фактическую объективность как возможность быть понятым; второй — значимо доступное пониманию, каким оно очевидно для сознания вообще; третий — возможность понимающего участия в том или ином целом некоторого духа; четвертый — обретаемое только путем понимания собственно непонятное в самобытии. Два первых вопроса относятся к тому, что еще должно быть познано убедительной наукой, два последних вопроса — к тому «больше» в науке, в отсутствие специфической сущности которого наука о духе не имеет никакого смысла.
Причастность идеям духа и коммуникация с экзистенцией, как индивидуальной экзистенцией, — это два субстанциально важных шага в исследованиях науки о духе.
Адекватно осуществить повторное воспроизведение идей в принадлежащей к ним предметности — это первая выходящая за рамки содержаний убедительного знания самобытная возможность, свойственная мироориентирующей науке о духе. Дух требует объективности лишь косвенно и всегда исторически, как функции его самого, и сам становится тем самым в своем самопросветлении также и творческим фактором своей собственной действительности. В его воле к ориентированию в своем мире для него не имеет решающего значения ни то, что было признано имеющим силу в последний момент, или что фактически оказало воздействие и получило признание, ни также то, что не имеет силы теперь, не имело ее прежде и что признано не было. Скорее, самобытное величие исследования в науке о духе заключается в том, чтобы отыскивать дух в его подлинном достоинстве там, где он был забыт, и в этом случае дать ему зримо воскреснуть. Она становится одним из творцов исторического сознания, потому что она определяет его содержание. Таким образом она завоевывает условия для возможного самобытия.
Второй шаг субстанциальной науки о духе заключается в том, чтобы услышать в мире, подчиненном идеям, экзистенцию как индивидуальность, и позволить ей обратиться к себе. Хотя это всегда лишь особенная, а не универсальная задача, но решение ее впечатляет сильнее всего. Ибо воля экзистенции к коммуникации со всякой приближающейся к ней экзистенцией составляет глубочайший смысл науки о духе. Именно этот смысл вовлекает в истинное исследование в области науки о духе всю полноту личности исследователя. При величайшей обширности области изучения и стремлении к предельной точности выражения такое исследование оставляет место для экзистенции, хотя недоступной знанию, однако же насущно действительной.
Но нескончаемое богатство материала наук о духе становится бессмысленным там, где оно не может подобным образом сделаться элементом некоторой идеи, а затем и этого экзистенциального призыва. Наука о духе, живущая в причастности к открытым для нее или вновь открываемым ею идеям, не просто устанавливает факты. Она отделяет и видит
