в-себе-бытие недоступно для меня, ибо в первом же приступе я делаю его предметом, а тем самым — явлением и бытием для меня. Бытие, которое бы было для себя самого, в котором бытие и знаемость соединены, — такое бытие известно мне только во мне самом. Я, как бытие, в корне отличен от всякого бытия вещей, потому что я могу сказать «я есмь». Но если я сделаю себя самого, как эмпирическое существование, объектом,то я, как таковой объект, не есмь то, что есть «Я» само по себе. Что я есмь сам по себе — этого я не знаю, поскольку я бываю объектом для себя. Для этого мне нужно было быосознать себя таким способом, который не есть познающее знание. В-себе-бытие других вещей и в таком случае осталось бы абсолютно чуждым для меня.
Если я разлагаю бытие на бытие-объектом, в-себе-бытие и бытие-для-себя-самого, то в них мне предстоят не три существующих друг рядом с другом рода бытия, но неразрывные друг с другом полюса бытия, в котором я нахожу себя. Я могу быть склонен считать один из этих трех полюсов подлинным бытием. Тогда я либо конструирую себе некое в-себе-бытие, как единственное бытие -не замечая, что я уже делаю его объектом для себя; или я конструирую бытие как этот объект для меня — при этом превращении всякого бытия в явление не замечая, что это бытие как объект должно быть явлением чего-то и явлением для чего-то; или я конструирую для-себя-бытие, делая окончательной действительностью Я как субъект — не замечая, что я всегда есмь лишь в ситуации и предстою предметам, как сознание, направленное в поиске на -себе-бытие. Бытие как бытие-объектом бывает дано мне в нескончаемом многообразии и в бесконечном богатстве; оно означает мир познаваемого. Бытие как бытие-Я столь же непосредственно достоверно, сколь непостижимо, и познается оно лишь постольку, поскольку оно, становясь объектом в качестве эмпирического существования, уже не есть более подлинное Я. Бытие какв-себе-бытие для познания недоступно и как логически необходимое пограничное понятие есть оспоривание всего того, что я знаю как объект; ибо, если бы некоторое бытие-объектом должно было быть принято за подлинное бытие в смысле абсолюта, оно сразу же релятивирует его, низводя до значения явления.
Таким образом, нам не удается удержать бытие, как подлинное бытие. Ни один из родов бытия не есть бытие как таковое, и ни один не существует без другого; каждый из них есть бытие в бытии. Но целого этого бытия мы не находим. Оно не есть ни общее, в котором как роде три способа бытия — бытие-объектом, бытие-для-себя-самого, в-себе-бытие, — были бы видами, — ни исток, из которого бы все они разворачивались. Они, как гетерогенные, столь же решительно отталкиваются друг от друга, сколь и нуждаются друг вдруге, чтобы вообще быть, т.е. быть для сознания. Дело выглядит так, как будто они выпали из неисследимого, потому что они, будучи друг другу чужды, все же обнаруживают признаки взаимной принадлежности. Коль скоро способы бытия не связывают друг друга, то и постичь в понятии один способ из другого невозможно. Никакое бытие не может претендовать на приоритет, разве что под определенным углом зрения. Так, для наивной метафизики, которая хотела бы без обиняков завладеть подлинным бытием, приоритет имеет в-себе-бытие. Но населить это в-себе-бытие она может только представлениями, взятыми из мира бытия как бытия-объектом, который она и пытается мыслить как лежащий в основании всякого существования. В свою очередь, бытие-объектом имеет приоритет для всякой работы познания, потому что познаваемы только предметы, и в работе познания бытием считается познанное (das Erkannte), однако им не считается также и познающий (der Erkennende), который лишь привходит к этому бытию. Но для философствования, как просветления бытия, на первый план на мгновение выступает бытие, которое как бытие-для-себя-самого вопрошает и познает; на этой точке зрения постижения самого себя это бытие имеет тенденцию к тому, чтобы придать себе такой приоритет.
Задача анализа существования как анализ сознания
Бытие мыслилось в понятиях о предметах как определенное бытие, непосредственно постигалось в самоотнесенности бытия-Я, исчезающе охватывалось в пограничных мыслях о в-себе-бытии и познавалось как неуловимое (unfasslich).
То, что мыслилось таким образом, происходит из некоторой общей почвы, — из существования мыслящего. Чтобы искать бытие, я пробиваюсь к этому основанию, исходя из которого способы бытия предстают перспективами для мысли. Сама же мысль, то, в чем действительны все перспективы, есть бытие как наличное всякий раз всё (АН), объемлющеето, что вообще встречается нам как бытие. Эта мысль есть сознание, которое есть, как существование во времени, в ситуации,в которой оно находит себя.
Поскольку существование есть сознание, и я существую как сознание, вещи есть для меня только как предметы сознания. Все, что есть для меня, должно вступить в сознание. Сознание, как существование, есть среда всего, хотя бы даже, как выяснится далее, оно есть эта среда только, как вода бытия (als das blosse Wasser des Seins).
Анализ существования есть анализ сознания. Он показывает, что во всякое время присуще сознанию, как произвольно воспроизводимому и заместимому существованию живого Я, и как учение о сознании, он постигает это сознание как неизменное и лишенное действительности (unwandelbares und entwirklichtes). Как учение о сознании, этот анализ есть унаследованное достояние познаний (?berliefertes Gut von Einsichten).
1.Сознание как предметное сознание (Gegenstandsbewusstsein), самосознание, сущее сознание.
-Сознание не есть бытие, каково бытие вещей, но бытие, сущность которого в том, чтобы быть мнящим образом направленным на предметы (dessen Wesen ist, auf Gegenst?nde meinend gerichtet zu sein).Этот первофеномен, столь же непонятный, сколько и удивительный, получил название интенциональности. Сознание — интенциональное сознание, то есть сознание относится к предметам не как вещь, наталкивающаяся на другую или получает толчок от нее, оно не состоит с ними ни в каком каузальном отношении, и вообще ни в каком взаимоотношении, как реляции двух однородных на одном уровне. Напротив, в нем я имею перед собою предмет. Безразлично, каким именно образом я имею его: в восприятии ли (биологическое основание которого составляют каузальные отношения между физическими процессами, которые, как таковые, никогда не могли бы породить готовой интенциональности, но которые одушевляются и становятся восприятием только благодаря интенциональным актам) или в представлении (которое может иметь вид фантазии или воспоминания), или в мышлении (которое может быть наглядным или абстрактным, может быть направлено на реальные или на воображаемые предметы), — неизменным всегда остается одно: сущность сознания, как мнящей направленности (meinende Gerichtetheit).
Сознание обращается на себя самое. Оно не просто есть в направлении на предметы, но в обратном преломлении, оно рефлектирует на себя; т.е. оно есть не только сознание, но самосознание. Рефлексия сознания на себя есть нечто столь же самоочевидное и удивительное, как и интенциональность. Я направлен на себя, я один и двойствен. Я есмь не существование, как вещь, но есмь во внутренней расколотости (Gespaltenheit), я есмь предмет для самого себя, и потому — движение и внутреннее беспокойство. Никакое сознание невозможно уловить как покоящееся, лишь наличное (Stehendes, nur Bestehendes). Поскольку оно есть не так, как бытие пространственных и идеальных вещей, которые я могу обойти кругом, которые я могу удержать и поднести к глазам, так чтобы они стояли предо мною, — то оно ускользает от нас, когда мы хотим взять его как бытие. В то время как предметы сознание постигает как нечто лишь иное, себя самого оно хотя и постигает тоже как предмет, однако так, что оно совпадает с собою как предметом. Правда, в психологическом самонаблюдении это противопоставление принимает такую форму, что знаемое мною как пережитое и знание о нем направлены друг на друга таким образом, что в одном и том же сознании существуют все же два различных момента: знание и знаемое. Но в центре стоит здесь сознание Я, в котором, в самом деле, представление «я сознаю себя» удваивает единое тождественное Я. Сознание «я мыслю» и сознание «я мыслю, что я мыслю» совпадают друг с другом так, что одно не существует без другого. Здесьстановится действительностью то, что с логической точки зрения кажется нелепостью: что одно есть не как одно, но как два, и все же не становится двумя, но остается именно этим единственным в своем роде одним. Это — понятие формального Я вообще.
Вездесущий, ни к чему другому не сводимый первофеномен сознания, как раскола на субъект и объект, означает взаимную связанность (Zusammengeh?rigkeit) сознания Я и предметного сознания. Правда, я настолько полно теряюсь в вещах, что за делом (bei der Sache) совершенно забываю о себе. Но все же всегда остается последняя точка субъекта, безличная, сугубо формальная точка Я, которая противостоит делу (Sache), поскольку оно существует действительно, то есть является предметом. И напротив: я не могу настолько изолировать свое сознание Я, чтобы знать только об одном себе; я есмь лишь поскольку мне противостоит иное. Не может быть сознания Я без некоторого, сколь угодно скудного, предметного сознания.
Наконец, ретроспективно можно постичь такое сознание, которое не есть ни как внешнее бытие вещей, ни как беспредметная интенциональность; это переживание (Erleben), как простое движение душевной жизни (Innerlichkeit), которое может просветляться во внезапной интенциональности и лишь таким путем может ретроспективно становиться содержанием знания, но которое само, за отсутствием всякой расколотости, дремлет и потому как существование уловляется только в воспоминании, например, в переживаниях при пробуждении от сна и в не поддающихся определению чувствах. Это только существующее сознание есть, рассматриваемое с позиции расколотого сознания, граница, которая допускает эмпирическое просветление как начало и переход и как объемлющее основание. Если рассматривать его с позиции внешне наличествующих вещей, оно уже есть душевная жизнь (Innerlichkeit); не будь расколов на сознание Я и предметное сознание, это только существующее сознание было бы исполненностью (ein Erf?lltsein), которая отличалась бы от объективного, вещного процесса тем, что Я могло бы вспомнить это переживание, как существование во времени, когда Я было не у себя (das Ich nicht bei sich war), и задним числом представить себе его (nachtr?glich vergegenw?rtigen), то есть сделать это переживание самосознательным и прояснить его предметностью.
Если существование есть сознание, то оно все-таки есть сознание не только в одном из определенных понятий сознания, и не только в их единстве. Этим понятиям противостоит
