же происходит и в философствовании, если в нем не говорит уже возможная экзистенция, и невозможно обращение к ней.
Но если самоотличение философии от науки все же предполагает науку как ее условие, а кроме того, если философия воспринимает в свой состав науку в смысле методической формы своего собственного сообщения, то философию мы можем, правда, назвать научным миросозерцанием: миросозерцанием на основе научного ориентирования в мире и в форме артикулированного мышления, — но все-таки не доказанным при помощи науки миросозерцанием. Философия отличает себя от науки не для того, чтобы предаваться мечте, но чтобы настоящим образом иметь в себе науку. Не случайно почти все великие философы были мастерами в одной из частных наук. Науки служат философии, а не она — наукам, поскольку она сама, как смысл всякого знания, больше, чем наука. Цель частной науки — предметное познание в ориентировании в мире; цель философствования — понимание экзистенцией самой себя как единичной экзистенции в явлении существования в мире.
Спрашивается, чем же остается еще философия в этом самоотличении, если она не может быть ни возвещением, в непосредственном сообщении, существенной истины, как истины единственной и объективной, ни рассмотрением возможных точек зрения и форм миросозерцания — предоставляющим их на выбор рассудку; ибо в первом случае она стала бы благовестием спасения (Heilsbotschaft), во втором же — наукой.
Обязательность философии необходимо должна представляться как требование. Если она говорит предложениями, выражающими то, что для нее есть и должно быть, то она становится пророческой философией (prophetische Philosophie). Если она набрасывает возможности, однако не как многие возможности на выбор, но как безусловные, истинные для нее возможности, которые касаются слушателя как именно его самого, то она — пробуждающая философия (erweckende Philosophie). Одно без другого не существует. В наивном сознании на первый план пробивается пророческая, в критическом сознании — призывающая сторона философствования, которая сама остается еще скрытым пророчеством. Ибо в философствовании свобода обращается к свободе, которая в своей безусловности хотела бы обязать себе эту безусловность в другом, но которая находит ее, лишь поскольку другой изначально выходит навстречу, побуждаемый собственным своим самобытием, а не там, где он следует объективности моей речи. Правда, философствующий ощущает побуждение говорить, увлекая, в бурном пафосе приступая к другому, однако для него будет потерей, если другой из-за этого последует за ним. Сдерживать себя и мыслить объективностями, как возможностями, — вот условие для того, чтобы другой рос навстречу нам (dass der Andere entgegenw?chst), пока в конкретной историчной ситуации философское слово, как выражение решительности, не свяжет самость с другой самостью. То, что как распространенное философское мышление, обнаруживает себя в произведениях философов, хочет пробуждать к этой возможности, а не увлекать к подчинению и подражанию.
2.Полярности философствования в движении воли к знанию.
— Поскольку философствование есть изначальная воля к знанию, оно, казалось бы, вынуждено принимать форму науки. Но в то время как знание в науках определяется специфичностью его метода и результата, философия, если мы хотим постичь ее в определении понятия, раскрывает себя, как воля к знанию, лишь неопределенно и в противоположных определениях. Она ищет знания о безусловном, как подлинном бытии, а встречает всегда только нечто единичное, в котором и принуждена ловить его. Она направлена кзнанию как обладанию и превосходит всякое приобретенное ею обладание в радикальном вопрошании. Она направлена к предметности как объективности, и однако лишена всякого значения, если не содержит действительности экзистенции, проводниками (Wegleiter) которой по пути существования служат эти предметности. Если пытаются дать определение философии, акцентируя ту или другую сторону в этих противоположностях, то в односторонности определения остается мертвая философия, как догматика. Философия обладает своей истиной только как движение в этих полярностях.
а) Единичное и целое. Компетентность (Sachkunde) — это приобретенное в ориентировании в мире знание и умение в частностях (im Einzelnen). Однако знаемое не имеет конца (endlos ist das Wissbare); философия — не всезнание (Alleswissen); она уже при самом своем начале выступала против многознания. Только воля к знанию, направленная не на что-либо отдельное, но на целое, т.е. не на нескончаемое множество сущего, но на бытие само по себе, не на рассеянное, а на истоки, — есть философия. Но если философия, как знание, направлена на целое, то осуществляется она, однако, всякий раз только в одном единичном (in einem Einzelnen). Она не есть даже какая-либо наука среди всех наук. Всякую особенную предметность когда-нибудь начинает разрабатывать некоторая частная наука; нет такого предмета, который бы не был единичным и особенным предметом. Целость служит философским побуждением для частной науки и в совокупности всего знания только как идея. Владение знанием как всезнание при нескончаемом множестве научных познаний и методов невозможно, но возможно владение знанием в смысле функции мышления, через собственное присутствие (Dabeisein) во всякой существенной перспективе, через постижение принципов, через образованность (Bildung), позволяющую в каждом особенном случае принять и понять то, что было познано в этом отношении до сих пор. Целое все-таки еще действительно в философском смысле как воля к безграничному ориентированию в мире на всех возможных его путях, и оно есть готовность идти теми или иными частными путями ориентирования вместе с другими, не довольствуясь тем, чтобы просто верить в их результаты.
Если философствование оказывает свое действие из истока воли к знанию на работу конкретного познавания, то все же частные науки, стоявшие в исключительно тесном отношении к философии, от которого философия получала стимул к движению, со временем менялись: это были, например, богословие, математика и математическое естествознание, филология и история, психология, социология. Хотя объективно значимые познания — это всегда только познания частных наук, но как сами науки выигрывали от побуждений, исходивших от философии, так и они сохраняют свою важность и значение для философии и суть поэтому нечто большее, чем произвольное частное знание;
б) Обладание знанием и стремление к знанию. Философия обращается против претензий мнимого обладания ею, которое, как научаемое содержание в виде некоторой философской схоластики или желает энциклопедически объять в себе все знание вообще, или же выступает как особенное философское знание. Самое имя философии уже возникало из той мысли, что она есть стремление (Streben), а не имение (Haben). Человек, как философ, знает о своем незнании и стремится к знанию.
Но между тем как это стремление невозможно, если его уже не коснулось знание и если оно в каждой становящейся его достоянием понятийности не сообщает себе должной прозрачности, окончательное обладание знанием уничтожило бы само стремление. По этому Кант знал: можно научиться не философии, а только философствованию72.Как философия в качестве учения, так и отрицание возможности философии одинаково лишены подлинного знания Первая орудует понятиями, которые как таковые имеют ведь только искусственную значимость внутри одной школы, а второе не может сдвинуться с места в своем пустом отрицании.
Философию, которая не знает и все же побуждает себя к знанию, можно охарактеризовать как это самое стремление: поскольку философия направлена на целое, она стремится к самым крайним границам. Там, где она достигает границы, она не останавливается но находит вопрос, влекущий ее дальше. Она приступает к корням всего, что выдает себя за бытие (was als Sein sich gibt), называет саму себя радикальной. Нет ничего, чего бы она не могла еще раз поставить под сомнение; она делает ненадежным всякое обладание. Она ищет точки вне всякого бытия, чтобы постичь бытие мыс лью. Это искание она сознает как антиномию: понимать, что желаешь невозможного, и все-таки не сдаваться.
Эта исконная философская воля к знанию ищет на пути через всякое знание особенного той ясности сознания, которая достигает апогея в самосознании. Философ хочет непросто жить, но жить сознательно; для него стало подлинным бытием то, что было им сознано не во внешней рефлексии одного лишь рассудка, но в тех специфических мгновениях светлости, которые составляют возможный результат ежедневного занятия философствованием. Эту светлость невозможно сообщить так же, как познания о вещах, онимогут быть только пробуждаемы сведущим (Kundige) в том, кто готов к этому. Философское достижение — это из темноты простых инстинктов в знании найти путь к себе самому. Поскольку, однако, знание как обладание есть достояние Божества, философ никогда не пребывает в окончательной ясности, но требует довериться темноте. Ибо ясность философа приходит не из ничего; она не бывает опорой сама себе; как ясность чистой воды она была бы безразличной ясностью. Поэтому понимание самого себя в искании философствования есть так же точно и откровение подлинно, ибо навсегда, непонятного. Знание в философствовании имеет ту самобытную особенность, что в решающих пунктахмы знаем благодаря тому, что не знаем (dass im Entscheidendem gewusst wird dadurch, dass nicht gewusst wird);
в) Знание и экзистенция. Наука изучает существование, которое, независимо от бытия исследующего, есть то, что оно есть. Философствование вопрошает о бытии, которое я переживаю на опыте так, что я сам есмь; я могу знать о бытии лишь таким способом, каким я сам через себя самого есмь. Философское знание зависит поэтому от моего бытия, есть самоудостоверение этого бытия.
Философия не желает самозабвенно отождествить себя со знанием ориентирования в мире, как если бы в философствовании речь еще раз шла о том же самом, о чем идет речьв науках, или как если бы существовал такой предмет, о котором науки забыли. Там, где философия мнит, будто изучает и решает отдельные и частные проблемы, а затем получает результаты, там она делает вид, будто находится в непрерывном ряду научного исследования, будто в каждом таком решении она продвигается еще на шаг вперед по сравнению с традиционной философией и обещает в скором будущем дальнейшие научные результаты. На самом же деле она существует лишь как процесс усвоения бытийных возможностей, а не как усердие к одним лишь результатам знания.
Поскольку науки находят в философствовании свой смысл, который только и побуждает человека приступить к ним (sie zu ergreifen), они служат философии материалом. Но совокупность их содержания еще не исполняет всего бытия. Хотя в научном ориентировании в мире я как сознание вообще полагаю возможным сказать: что я знаю, то я и есмь; я есмь как знание, в котором соединяется все; бытие заключено в знаемом (was isch weiss, das bin ich; ich bin als Wissen, worin sich alles zusammenfasst; das Sein ist
