было ясно, что в пространстве тех «людей » которые мне небезразличны, Шелера со мной не будет. И когда я размышлял об этом, пришла телеграмма от Рихтера, где говорилось, что он был бы весьма признателен, если б я мог приехать. Я поехал и был принят с заметным уважением и потенциальной наглостью. Причина: от имени франкфуртского факультета он приглашает меня прямо сейчас, в этом летнем семестре, прочитать во Франкфурте цикл лекций. По словам Рихтера, он воспользовался этой возможностью, чтобы установить со мной контакт. Предложение насчет лекций я вежливо отклонил. Засим последовала часовая беседа в присутствии Виндельбанда, прерываемая разговорами по телефону. Суть беседы: что станется с философией в Пруссии? Я старался говорить поменьше. В качестве кандидата на Марбург он назвал Пихлера! Но без нажима. Наших кандидатов я (характеризовал-разумеется, некак «наших». Упомянули Рот-хаккера, обозначив, однако, дистанцию, но не отверг его радикально. Кстати, я думаю, эти люди быстро забывают услышанное. Они ведь целый день говорят. Рихтер, правда, твердил, что «прекрасно помнит «нашу переписку семилетней давностит, говорил о моей «Идее университета». В заключение он заявил, что надеется отныне видеть меня здесь чаще! — Итак, я не продвинулся дальше прежнего и настроен весьма скептически.
Д-р Йонас[199] посещает мой семинар. Превосходный человек! Надеюсь кое-что от него услышать. Он говорит только то, что имеет смысл. Подлинно Ваш ученик!
Сердечно
Ваш К Ясперс.
[66] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру
Гейдельберг, 6 июня 28 г.
Прилагаю заметки Франка, о которых Вы просили! Надеюсь на Ваш успех! Большое спасибо за 1000 марок и проценты!
По телеграфному приглашению Рихтера я успел побывать в Берлине. Часовой разговор, чтобы «установить контакт». Ничего реального! Расскажу при встрече.
Д-р Йонас посещает мой семинар. Судя по всему, превосходный человек! Подлинно Ваш ученик, который меня еще порадует!
В спешке, искренне Ваш
К. Ясперс[200].
[67] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу
[почтовая карточка в конверте]
11. VI. 28 ‘Ввиду сказанного ниже, я луч-
ше пошлю эту открытку почтой.
Человек, который доставит Вам это послание *, д-р Юстус Шварц[201], несколько семестров слушал мои лекции и работал у меня; до того был у Кронера, защитил докторскую диссертацию уХаймзёта[202].
Он занимается Гегелем и, вероятно, хочет поговорить с Вами о включении своей работы в Вашу серию. На мой взгляд, диссертация для этого непригодна. Но можно бы подумать о его более поздней работе, из которой я видел небольшую часть.
Стоят ли за нею настоящие философские способности, сказать не могу.
У Франка ситуация неплохая. Другие кандидаты — это Бек-кер, Штенцель (!), Эббингауз.
Боймлер отпал[203].
То, что Вас вызывали в Берлин, — несомненно, добрый знак. Я рад, что могу наблюдать за предстоящими перетасовками совершенно незаинтересованно, с высоты уголка того царства, которое соседствует с Якобом Буркхардтом.
С сердечным приветом от всех нас Вашей семье, Ваш Мартин Хайдеггер.
[68] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу
29. VI. 28
Вчера на заседании факультета единогласно принят следующий список: I. Беккер. \\.paripassu*: Эббишруз, Франк, Штенцель.
* Одинаково подходящие (лат.).
Предполагаю, что Беккер пойдет в Киль; Эббингауза вряд ли возьмут, а у Франка шансы неплохие.
Избежать Штенцеля было нельзя — иначе не прошел бы и Франк.
В спешке
с сердечным приветом от всех нас Вашей семье, преданный Вам
Мартин Хайдеггер.
Прошу Вас конфиденциально сообщит^ об этом списке Франку.
[69] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру
Гейдельберг8/7.28
Благодарю Вас за деньги! Долговую расписку прилагаю. Спасибо и за список, о котором я конфиденциально сообщил Франку. Последовательность — как Вы знаете — совсем не та, какую предложил бы я. Вы знаете почему. Наконец, я благодарю Вас за рецензию на Кассирера[204], которую я пока только один раз пролистал. Она кажется мне ясной как в изложении взглядов Кассирера, так и в критике — словом, рецензия образцовая. Но, к моему удивлению, именно то, что я недавно предрекал Вам как возможное искажение смысла Вашей философии, Вы совершаете сами — в «применении» экзистенциальной философии к «первобытным» народам[205]. Это одна позиция, я придерживаюсь другой[206]. Вчера ко мне пришел хайдеггеровский номер журнала[207], который, несомненно, есть и у Вас. Я еще не успел его прочитать, но, раскрыв на одной из страниц, смог заметить, что Вас объединяют с марксизмом[208].
На моем семинаре[209] несколько недель назад я в течение двух часов обсуждал Вашу интерпретацию Гегеля[210] и Вашу книгу; поводом послужила проблема времени у Гегеля. Я испытывал особенное чувство, когда впервые в моей преподавательской деятельности произнес Ваше имя с такой значительностью. Д-р Йонас сделал по Вашей книге замечательный доклад. Студенты живо заинтересовались. Моя критика[211] коснулась Вашей книги совершенно поверхностно, а вот Вашей интерпретации Гегеля — всерьез, но во введении и заключении я подчеркнул, что Вы ведь не хотели давать критику Гегеля, Гегель служил Вам только для контраста и в конечном счете Гегель был Вам для этого не очень нужен.
Последнюю неделю я читал лекции о Максе Вебере[212], семестр был довольно утомительный, и, к сожалению, я не очень продвинулся со своей книгой.
Ваш Карл Ясперс.
[70] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу
Тодгнауберг, 24. IX. 28
Вчера мы вернулись из поездки в Ригу. Жена осталась в Мар-бурге, чтобы подготовиться к переезду в начале октября. А мне пришлось ехать прямо сюда, поскольку семья из Марбурга, присматривавшая за детьми в наше отсутствие, должна была уезжать, а дети не могли оставаться одни.
До 15 октября мы вряд ли переедем, и до тех пор я поневоле буду здесь. Поэтому на сей раз моя осенняя поездка к Вам несколько под вопросом, к тому же с подготовкой лекций для зимнего семестра я изрядно отстал.
Если до середины октября мне удастся хорошо поработать и Вы сможете принять меня после этого срока, я постараюсь все-таки приехать.
В Риге было довольно напряженно; морское путешествие от Штеттина до Риги просто чудо — море как зеркало, — так что от величия моря я мало что ощутил; да и вообще, должен сказать, что море не производит на меня впечатления и кажется скучным, но в этом-то и заключается односторонняя восприимчивость жителя гор.
В августе я быстро отдохнул после очень напряженного семестра. А когда решил взяться за работу, началось воспаление роговицы, пришлось то и дело ходить в клинику и щадить глаза.
Теперь я надеюсь на спокойное время для работы и более спокойную деятельность во Фрайбурге. Далеко ли продвинулась Ваша книга?[213] Я уже и забыл, что сам недавно опубликовал так называемую книгу[214] — время от времени мне напоминают об этом «рецензии».
Странный приобретаешь опыт. Для рецензентов и прочих книга вовсе не предназначалась. Да и вообще, писал ли я ее для близоруких современников? Сколько раз я уже читал, будто я — давно запланированный другими — по-настоящему удачный «синтез» Дильтея и Гуссерля, приправленный Кьеркегором и Бергсоном[215].
Я только укрепляюсь в своем давнем убеждении, что сегодня при рутинном многочтении и только-чтении вообще бессмысленно что-либо публиковать — разве только затем, чтобы, благодаря новому назначению, увеличить жалованье. Но и это можно позволить себе лишь один раз.
Хотя, наверно, я чересчур увлекся размышлениями о публикациях и их влиянии — это ведь не в наших руках, потому-то мы и должны дать случаю возможность проявиться, чтобы тот или иной собрался с духом и на свой манер что-нибудь из этого сделал.
Но если уж на то пошло, человеку, даже профессору философии, необходимо умение быть также и «метафизиком», несмотря на то что в этом случае ему придется довольно нелегко, ибо двусмысленность такого бытия довольно велика.
В минувшем семестре я читал «Логику»[216] как метафизику истины — к изумлению и ужасу «учеников».
Фрайбург вновь станет для меня испытанием — есть ли там что-то от философии или все грязнет в учености.
Для моего «Введения» к зимнему семестру я наряду с немногими центральными проблемами (свободы, природы, истории) взял на прицел вопрос: философия и наука — философия и мировоззрение. И, пробуя свои силы в этой области, я особенно хочу разговора с Вами. Надеюсь, Вы не перестанете быть моим соседом.
С сердечным приветом,
Ваш верный
Мартин Хайдеггер.
[71] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру
Гейцельберг, 2 окг. 1928 г.
Со дня на день откладываю ответное письмо, потому что очень хочу с Вами поговорить, а на этот раз все время что-нибудь да мешает. И вот теперь я с тяжелым сердцем решаюсь предложить Вам этой осенью от визита отказаться. Ввиду надвигающегося семестра у меня трудновато со временем — подробности неинтересны, — да и Вы, очевидно, в аналогичном положении. Ничего особенно срочного сейчас нет. Давайте договоримся на весну!
Впрочем, накапливается кое-что, о чем хотелось бы поговорить. Я много дискутировал с Вами в душе. Когда мы увидимся, многое уже разрешится, остальное, надеюсь, вызреет настолько, что мы куда больше прежнего займемся первоначалами.
Море было к Вам благосклонно. Гладким «как зеркало» ему позволительно быть, только когда покой является выражением его жизни. Как бы то ни было, Балтика все равно не настоящее море. Мы были в Альпах, в Церматте, напоследок — на Женевском озере. Поскольку железная дорога делает сегодня возможным все, я побывал на высоте 3000 м, на Горнерграте, среди сплошных ледников. У меня было такое ощущение, как у Сос-сюра:[217] будто передо мной лежал труп вселенной[218]. Но было и ощущение случайности этих оцепенелых чудовищ — всего-навсего нагромождений материи в пределах малого пространства, как песок на берегу меж двух потоков. В Альпах прекрасно, но я по ним не тоскую: вероятно, для этого нужно самостоятельно на них подняться. Как простой зритель чувствуешь себя здесь глуповато.
На мою книгу увдет еще много времени. В 1929 г. она точно не появится. Продвигается рывками. Семестры очень мешают, на каникулах остается, как правило, несколько недель. Но не это главное. До сих пор я переписывал заново каждый «готовый» раздел, как только опять брал его в руки, а ведь есть еще кое-какие, хотя и немногочисленные, куски, которые не написаны вовсе и состоят только из заметок. Ради новой должности ускорять публикацию я, во всяком случае, не буду. Поскольку я хочу собрать в этой книге мысли, в реализации которых мне представляется возможным жить, — а значит, эта книга у меня единственная, с которой связано нечто существенно-важное, — я хочу написать ее как можно лучше и в как можно более спокойной обстановке.
Зимой буду читать о «Канте и Кьеркегоре». Кьеркегора я с 1917 г. так и не брал в руки (только летом 1923 г.[219], да и то урывками и поверхностно). Теперь заранее радуюсь его изучению.
Желаю Вам благополучно водвориться в Вашем доме. Живите счастливо с женой и детьми под собственным кровом. Надеюсь, когда-нибудь и мы сможем погостить у Вас. Я был бы очень рад —
