государстве и обществе
Человеческое существование есть только в обществе. Для всякого индивида общество было материальным условием его становления. Оно дало ему условия для жизни и традицию, благодаря которой он проснулся духовно и стал тем, что он есть. Оно остается условием его существования: если бы он мог изолироваться на каком-нибудь острове, то внутренне взял бы общество с собою.
Общество объективно существует в тех или иных данных институтах, в профессиях и функциях, в государстве, в требованиях к поведению, имеющих силу как самоочевидные.Но эти объективности действительны лишь в фактическом волении и действовании живущих в них людей, через исполнение их на почве субъективностей. Общество есть целое существования, налично действительное в отношении к индивиду, перед которым стоит выбор — уничтожиться, исключая себя из общества в своей субъективности, или, вступая в объективность, разворачиваться в ней (Gesellschaft ist ein Daseinganzes, das gegen?ber dem Einzelnen besteht, der die Wahl hat, in seiner Subjektivit?t sich ausschliessend zunichte zu werden, oder in die Objektivit?t eintretend sich in ihr zu entfalten).
Объективность общества есть всеобъемлющая действительность существования как мир человека. Если я хочу сделать ее предметом для себя и изучить ее, потому что я, в возможности, могу и выйти из ее пределов, то она есть не более чем только объективность. Но она есть больше, чем это, — а именно, она одновременно объективна и субъективна, — если я живу в ней. Ибо она становится ареной возможного экзистирования и явлением трансценденции там, где я подлинно действителен в ней.
А. Экзистенциальная существенность государства и общества
1.Элементы заботы о существовании (господство, собственность, порядок).
-Если бы существовали только завершенные экзистенции в бесконечной прозрачности их общности, то существования не было бы. Но в существовании, в силу сопротивления лишенного экзистенции, налицо незавершенность всякой экзистенции: пространство для экзистенции еще только предстоит создать; я желаю господствовать там, где я не могу любить в экзистенциальной коммуникации, потому что господство необходимо для расширения того существования, в котором предстоит осуществиться экзистенции.
Эта воля к господству (Herrschaftswille) по отношению к природе не знает забот; другое отношение к природе, кроме этого, невозможно (ибо созерцательное отношение само есть способ господства). Но по отношению к человеку желание господствовать бывает следствием нашей собственной несостоятельности (Versagen) и несостоятельности другого; оно есть то неизбежное, без чего в самом деле невозможно человеческое существование, ибо иначе оно распалось бы в анархии жизненной борьбы всех против всех; господство направляет объективную формацию, в которой только порядок целого дает каждому индивиду его действительное пространство.
Самобытие требует для себя и желает жизненного пространства, в котором ему принадлежит полномочие распоряжаться вещами как тем, что не есть человек. Это полномочие распоряжения, если оно разграничено с таким же полномочием других, есть собственность. Пафос собственности объясняется тем, что благодаря ей становится возможной действительность существования: обращение с находящимися в моей власти вещами, объективность моего действования в созданном мною в веществе вещей, становление моего собственного мира, исторично проникнутого в непрерывном течении моей жизни. Тем самым делается возможен план и смысл жизни на ограниченный срок; наследник принимает на себя обязательство — на основе работы, совершенной уже прежде его отцами, при этих предпосылках избрать и осуществить свою собственную возможность и ответственность перед своими потомками, -дать им основу (dass er ihnen den Grund gebe). Поэтому в радости от собственности, которая есть поначалу лишь наслаждение своим правом распоряжения, есть более высокая гордость, в силу заключающегося в собственности требования и шанса. Наследник и приобретающий живут не одним днем, но в историчной перспективе, на полученной от прошлого основе в движении к будущей возможности. Потому повсюду встречаем фактическое уважение к владеющим, даже и в принципиальной борьбе против частного владения; и потому повсюду презирают того, кто легкомысленно растрачивает свою возможность и возможности своих потомков.
Поскольку существование человека в мире прочно привязано к собственности, вопрос лишь в том, как приобретается, ограничивается, распределяется эта собственность и какая собственность принадлежит индивиду, семье, более обширным группам, государству. Отмена собственности означает восстановление ее в новой форме. Она существует повсюду там, где полномочие распоряжения принадлежит не всем индивидам, а определенно ограниченному их числу; то, что принадлежит государству, состоит в подчиненном определенным условиям распоряжении его функционеров. Сколь бы многое ни становилось собственностью обширных общностей людей, всегда останется некоторое, пусть даже тесное, частное жизненное пространство, или же человек утратит возможность быть самим собой, сделается рабом тех, кто распоряжается совокупной собственностью от имени всеобщего.
Поскольку собственность прирастает отчасти благодаря удаче и случаю, отчасти благодаря коварству и насилию, отчасти благодаря заслуге планомерного труда, и в каждом из этих случаев создает иерархии, которые, создавая жизненное пространство, впервые дают также и каждой отдельной экзистенции возможность содержательно осуществиться непохожим на другую способом, -с собственностью соединяются ненависть и зависть, страх за ее охрану, высокомерие одних и бессилие других, никто не опирается только на себя одного, но стоит во взаимной связи поколений или пребывает в хаосе лишь мгновенно выпадающей и вновь исчезающей собственности, из которой ничего дельного не выходит.
В этой ситуации совокупного человеческого существования, привязанного к образу собственности, безмирная святость в присущем ей умонастроении: «Отдай, что имеешь,чтобы отречься от мира», — может погибнуть. Или же неимущий может сказать: «Возьми это, чтобы это не принадлежало никому, и чтобы никто не был больше другого». Справедливость, желающая «правильного» распределения, становится сразу же несправедливостью там, где думает фактически устроить это «правильное» распределение. Ибо таккак несправедливость в порядке целого, хотя с ней и борются, возникает снова и снова, вопрос только в том, в какой ее форме мы миримся с ней. Поэтому с собственностьюсопряжена также вина, которая в просветленной пограничной ситуации экзистенции в существовании неизбежна.
Но требование собственности как объективности состоит в том, чтобы не только относиться к ней в изначальном сознании нашего собственного существования, но и заставить ее служить тому смыслу, который для экзистенции есть единственный смысл: созданию наивысшей возможности человека (Der Anspruch aber der Objektivit?t des Eigentums ist, zu ihm nicht nur im urspr?nglichen Bewusstsein eigenen Daseins sich zu verhalten, sondern es dem Sinne dienen zu lassen, der f?r Existenz der einzige ist: die h?chste M?glichkeit des Menschen hervorzubringen).
Собственность всегда привязана к целокупности порядка общества.
То, что я желаю порядка, есть выражение воли экзистенции к ее осуществлению в мире. Господство есть условие порядка; в этом порядке собственность есть условие жизненного пространства индивида. Значимость формы и закона в общественном институте не является поэтому внешней для того, кто живет у истока смысла этого института: следование форме и закону есть не формализм, но самое дело, суровость которого требует, чтобы ни в коем случае не нарушалось то, нерушимая надежность чего означает внутреннюю связность целого для осуществления человека в нем.
Как я желаю того порядка, в котором возможно требование собственности как свободного обладания (Beherrschung) тем или иным жизненным пространством для раскрытия нашей собственной экзистенции, — это, одновременно с тем способом, каким я желаю институтов и руководства человеческими делами в целом, означает и то, каким я желаю самого человека как индивида: я желаю тех форм порядка, в которых всего безграничнее возможно будет зримо представшее мне достоинство человека. Это, однако, я знаю не по некоторому всеобщему плану, значимому раз навсегда и для всех, но на основе известного мироориентирующего знания и лишь в историчной ситуации и с решительно определенным результатом лишь в данное мгновение для того, что сейчас следует делать, требовать и желать.
Требование объективности в действительности существования следует просветлять философски с присущей ему всеобщей стороны, хотя из этого просветления и невозможно было бы вывести конкретный образ действия:
2.Идеал мирового государства благосостояния.
-Поскольку объективность мирового существования как общество есть целокупность заботы о существовании и охраны существования, можно наметить конструкцию, в которой целью будет сохранение и расширение существования как здоровье и счастье всех индивидов при помощи универсального удовлетворения потребностей, а средства оцениваются по их полезности для достижения этих всегда осязаемо определенных целей. Продолжительность, широта и даль жизни и обзора — это конечные цели; власть и распоряжение материальными благами — средства. Это — идеал мирового государства благосостояния.
Эти цели, подразумевающие в своей совокупности всеобщую, всюду одинаковую, подлежащую только количественному приращению жизнь в мире, в самом деле составляют условие для всякого существования. Всякое существование должно желать их. Если бы оно захотело вполне и решительно отвергнуть их, ему пришлось бы погибнуть. Но они не могут быть его последними целями; мир совершенного исполнения одних только всеобщих целей оказался бы несостоятельным в самом себе.
а) Эти цели невозможно выдумать конкретно. Хотя цель кажется отчетливо ясной: гарантированное наслаждение жизнью для всех. Это наслаждение жизнью предполагает удовлетворение потребностей. Необходимые для этого продукты не могут быть получены без труда. Поэтому дело сводится к тому, чтобы за минимальное рабочее время получать максимум продуктов. Средства для этого: технизация труда при помощи изобретений при одновременной рационализации труда через предельное упрощение процесса труда, исключение всех излишних промежуточных звеньев, массовое производство в соответствии с типами продуктов. Далее, следует позаботиться о радости от труда, т.е. о таком психическом состоянии, при котором труд выполняется безболезненно, с минимальным сопротивлением, и при котором сознание — например, сознание службы на своем месте — приносит, по меньшей мере, неопределенное исполнение труда смыслом. Проверка одаренности человека ставит каждого на должное место. Регуляция рождаемости обеспечивает достаточную, не слишком малую и не слишком большую, численность потомства.
Но сколько бы ни выдумывали (а местами и осуществляли на деле) этот идеал, — он никогда не становится налично действительным существованием, но всегда разбивается вновь. Необходимые для его устойчивого сохранения постоянные условия подвержены непредсказуемым изменениям. Неодинаковый прирост населения в отдельных его группах, потеря человеческих масс вследствие природных событий и болезней, размножение населения, превосходящее пределы возможного снабжения, снижение численности населения по причине падения рождаемости создают ситуации, с которыми уже невозможно становится справиться рациональными средствами. Источники сырья иссякают. Новые технические изобретения разрушают существующую жизнь. Всегда сохраняющиеся и возвращающиеся в новых формах, неизбежно необходимые для поддержания жизни всех работы, означающие для самого рабочего угрозу его жизни, большее или меньшее обнищание его существования, должны