слабым и растроганным, точно выздоравливающий, и прикидывал, о чем бы подумать, чтобы доставить себе маленькую радость. Внезапно его выбор пал на «Исторический и этимологический словарь воровского жаргона и арго». И он возрадовался. Словарь лежал теперь на его ночном столике, заполняя его целиком. «Это часть обстановки, – вдохновенно подумал он, – я искусно провел операцию». И поскольку счастье никогда не приходит одно, он подумал о ноже, вынул его из кармана и открыл. «Я везучий!» Он купил его только накануне, но этот нож уже имел свою историю, он пронзил плоть двух самых дорогих для него людей. «Он чертовски хорошо режет», – подумал Борис.

Мимо прошла какая-то женщина и пристально посмотрела на Бориса. Она была просто потрясающе хорошо одета. Борис обернулся, чтобы увидеть ее со спины: она тоже обернулась, и они с симпатией поглядели друг на друга.

– Вот и я, – сказала Ивиш.

В руках у нее были два больших яблока. Она потерла одно о свой зад и, когда оно стало совсем блестящим, впилась в него зубами, протянув другое Борису.

– Нет, спасибо, – отказался Борис. – Я не хочу есть. Он добавил:

– Ты меня шокируешь.

– Почему?

– Ты вытираешь яблоки о зад.

– Чтобы до блеска.

– Посмотри на ту женщину, ту, которая уходит, – сказал Борис. – Я ей понравился.

Ивиш с добродушным видом жевала.

– Где? – спросила она с набитым ртом.

– Вон там, – сказал Борис, – сзади тебя.

Ивиш обернулась и подняла брови.

– Красивая, – спокойно признала она.

– Видела, какие на ней шмотки? Клянусь тебе, у меня обязательно будет такая женщина, из высшего света. Это должно быть потрясающе.

Ивиш смотрела на удаляющуюся женщину. В каждой руке у Ивиш было по яблоку, казалось, она ей их протягивает.

– Когда я от нее устану, то передам ее тебе, – великодушно сказал Борис. Ивиш укусила яблоко.

– Еще чего!

Она взяла его за руку и резко увлекла за собой. На другой стороне бульвара Монпарнас был японский магазин. Они пересекли мостовую и остановились у витрины.

– Посмотри на те маленькие бокалы, – сказала Ивиш.

– Это для саке, – пояснил Борис.

– Что это?

– Рисовая водка.

– Я их куплю и сделаю из них чайные чашки.

– Они слишком маленькие.

– А я буду наливать много раз подряд.

– Или все шесть сразу.

– Да! – восторженно согласилась Ивиш. – Передо мной будет шесть маленьких чашечек, и я буду пить то из одной, то из другой.

Она слегка отошла назад и сквозь зубы страстно выдохнула:

– Так бы и закупила всю лавку!

Борис порицал вкус сестры, ее любовь к подобным безделушкам. И все-таки он захотел войти в магазин, но Ивиш его удержала.

– Не сегодня. Пошли.

Они направились вверх по улице Данфер-Рошро, и Ивиш сказала:

– Чтобы иметь полную – до краев! – комнату таких маленьких штучек, я бы продалась какому-нибудь старику.

– Ты не сумеешь, – строго ответил Борис. – Это целое ремесло. Ему надо учиться.

Они шли медленно, это были минуты счастья; Ивиш определенно забыла об экзамене, она была весела. В подобные мгновения Борису казалось, что они составляют одно целое. На голубом фоне неба плыли белые курчавые облака; листва деревьев отяжелела от дождя, пахло дымом, как на главной деревенской улице.

– Я люблю такую погоду, – сказала Ивиш, принимаясь за другое яблоко. – Немного влажно, но не липко. И потом не режет глаза. Я чувствую, что могу пройти километров двадцать.

Борис незаметно удостоверился, есть ли поблизости кафе. Не было еще случая, чтобы Ивиш незамедлительно не захотела есть, когда она заговаривала о двадцатикилометровом пешем переходе.

Она посмотрела на Льва Бельфора [6 — Лев Бельфора – монумент в честь героической защиты полковником Даефер-Рошо крепости Бельфор во время франко-прусской войны (1870–1871).] и восторженно воскликнула:

– Этот лев мне нравится! Он похож на колдуна.

– Гм! – хмыкнул Борис.

Он уважал вкусы сестры, даже если не разделял их. Впрочем, Матье однажды сказал Борису: «У вашей сестры дурной вкус, но это лучше, чем самый верный вкус: у нее органически дурной вкус». А раз так, то не стоило и спорить. Что до самого Бориса, то он скорее был восприимчив к красоте классической.

– Пойдем по бульвару Араго? – предложил Борис.

– А где он?

– Вон тот.

– Пойдем, – согласилась Ивиш, – он весь так и сияет. Они шли молча. Борис заметил, что сестра понемногу мрачнеет и начинает нервничать. Она шла, нарочно заплетая ногами.

«Сейчас начнется агония», – подумал он с покорным испугом. У Ивиш агония начиналась каждый раз, когда она ждала результатов экзамена. Он поднял глаза и увидел четырех рабочих: те шли им навстречу и, посмеиваясь, смотрели на них. Борис привык к этим смешкам, он смотрел на рабочих с симпатией. Ивиш опустила голову, делая вид, что не видит их. Поравнявшись с ними, молодые люди разделились: двое шли слева от Бориса, двое других – справа от Ивиш.

– Привет прокладкам! – пошутил один из них.

– Грубиян, – вежливо сказал Борис.

Ивиш подскочила и пронзительно взвизгнула, но тут же смолкла, прикрыв рот ладонью.

– Я веду себя, как кухарка, – сказала она, краснея от смущения. Молодые рабочие были уже далеко.

– Что случилось? – удивился Борис.

– Он меня ущипнул, – с отвращением пояснила Ивиш. – Грязный ублюдок. Она сурово добавила:

– И все равно я не должна была кричать.

– Который из них? – всполошился Борис.

– Прошу тебя, успокойся. Их четверо. А я и без того была достаточно смешна.

– Дело не в том, что он тебя ущипнул, – горячился Борис. – Я не могу выносить, если с тобой так поступают, когда я рядом. Ведь когда ты с Матье, к тебе не пристают. Неужели я так выгляжу, что…

– Да, мой дурачок, – грустно сказала Ивиш. – Я тоже тебя не оберегаю. Вид у нас с тобой не слишком внушительный.

Это была правда. Борис часто этому удивлялся: когда он смотрелся в зеркало, то казался сам себе довольно грозным.

– Да, не слишком внушительный, – повторил он.

Они прижались друг к другу и почувствовали себя сиротами.

– Что это? – через некоторое время спросила Ивиш.

Она показала на длинную глухую стену, черневшую сквозь зелень каштанов.

– Это Сантэ, – ответил Борис. – Тюрьма.

– Потрясающе! – воскликнула Ивиш. – Никогда не видела ничего более зловещего. Оттуда бегут?

– Редко, – сказал Борис. – Я читал, что как-то один заключенный перемахнул через стену. Он уцепился за толстую ветку каштана и потом дал деру.

Ивиш подумала и показала пальцем на каштан.

– Наверное, этот, – предположила она. – Сядем вон на ту скамейку. Я устала. А вдруг увидим, как прыгает еще один беглец?

– Возможно, – с сомнением сказал Борис. – Но знаешь, они вообще-то это делают ночью.

Они пересекли мостовую и сели. Скамейка была влажная. Ивиш с удовлетворением отметила:

– Свежо.

Она сразу же стала вертеться и теребить себе волосы. Борис похлопал ее по руке, чтоб она не оборвала прядей.

– Пощупай мою руку, – предложила Ивиш, – она ледяная.

Это была правда. Ивиш сделалась мертвенно-бледной, вид у нее был невероятно страдающий; ее всю била мелкая дрожь. Борис увидел сестру такой печальной, что из сочувствия попытался перевести мысли на Лолу.

Ивиш резко подняла голову и спросила у него с мрачной решимостью:

– Кости с тобой?

– Да.

Матье как-то подарил Ивиш игру «в пять костей», кубики хранились в маленьком кожаном мешочке. Ивиш передарила его Борису. Они часто играли вдвоем.

– Сыграем? – предложила она.

Борис вынул кубики из мешочка. Ивиш добавила:

 –Две партии и одну решающую. Начинай. Они отодвинулись друг от друга. Борис присел на корточки и бросил кости на скамейку. У него получился королевский набор.

– Набор! – объявил он.

– Я тебя ненавижу, – пробормотала Ивиш.

Она нахмурила брови и перед тем, как бросить кости, дунула на пальцы, прошептав что-то вроде заклинания. «Это серьезно, – подумал Борис, – она играет на результат экзамена». Ивиш бросила кости и проиграла.

– Вторую партию, – сказала она, глядя на Бориса сверкающими глазами.

 На этот раз королевский набор выпал у нее.

– Набор! – в свою очередь объявила она. Борис бросил кости. У него тоже выпал набор. Но, как только кости упали, он протянул руку под предлогом, что хочет их собрать, и незаметно перевернул две кости указательным и средним пальцем.

– Осечка! – воскликнул он раздосадованно.

– Я выиграла, – торжествующе заявила Ивиш. – Теперь решающую.

Борис подумал: не заметила ли она, как он сплутовал? Но это не имело особого значения: Ивиш интересовалась только результатом. На сей раз она выиграла без его вмешательства.

– Прекрасно! – довольно сказала она.

– Хочешь сыграть еще?

– Нет, хватит. Знаешь, я играла, чтобы узнать, приняли меня или нет.

– Вот как! Ну, значит, приняли.

Ивиш пожала плечами.

– Не верю.

Они замолкли и сидели бок о бок, опустив головы. Борис не смотрел на Ивиш, но чувствовал, что она дрожит.

– Мне жарко, – сказала Ивиш, – какой ужас: у меня влажные руки, я вся от волнения влажная.

Действительно, ее правая рука, только что такая холодная, теперь пылала. Левая, неподвижная и забинтованная, лежала на коленях.

– Эта повязка вызывает у меня отвращение, – сказала она. – У меня вид раненого на войне, мне хочется ее сорвать.

Борис не ответил. Вдалеке один раз пробили часы. Ивиш вздрогнула.

– Это… это половина первого? – растерянно спросила она.

– Половина второго, – сказал Борис, взглянув на свои часы.

Они посмотрели друг на друга, и Борис сказал:

– Ну вот, теперь мне пора идти.

Ивиш приникла к нему, обняла его за плечи.

– Не ходи, Борис, дурачок мой, я ничего не хочу знать, я сегодня вечером уеду в Лаон, и я… Я не хочу ничего знать.

– Не мели чепухи, – нежно возразил Борис. – Перед тем как увидеть родителей, ты должна знать все как есть. Ивиш опустила руки.

– Тогда иди, – сказала она. – Но возвращайся как можно быстрее, я подожду тебя здесь.

– Здесь? – озадаченно спросил Борис. – Разве ты не хочешь пойти со мной? Ты бы меня подождала в кафе в Латинском квартале.

– Нет, – отрезала Ивиш, – я буду ждать тебя здесь.

– Как хочешь. А если начнется дождь?

– Борис, не терзай меня, иди быстрее. Я останусь здесь, пусть хоть дождь, пусть хоть землетрясение, я не смогу встать на ноги, у меня нет сил и пальцем пошевелить.

Борис встал и торопливо удалился. Пересекая улицу, он обернулся. Он видел Ивиш со спины: съежившись на скамейке, вобрав голову в плечи, она была похожа на старую нищенку. «В конце концов, возможно, ее и приняли», – сказал он