кактусы надулись пузырями. Невидимый проигрыватель играл пасодобль, и эта скрытая музыка делала зал еще более пустым.

Ивиш положила голову на плечо своему партнеру и тесно прижималась к нему. Он хорошо танцевал. Матье узнал его: тот высокий молодой брюнет, который сопровождал вчера Ивиш на бульваре Сен-Мишель. Он вдыхал запах волос Ивиш и время от времени целовал их. Бледная, закрыв глаза, она отбрасывала волосы назад и смеялась, в то время как он шептал ей что-то на ухо; они танцевали одни. В глубине зала четыре молодых человека и сильно накрашенная девушка хлопали в ладоши и кричали: «Давай!» Высокий брюнет подвел Ивиш к их столику, обнимая ее за талию, студенты суетились вокруг нее и весело приветствовали; у них был странный вид, одновременно фамильярный и чопорный; они обволакивали ее на расстоянии округлыми и нежными движениями. Накрашенная женщина держалась сдержанно. Она стояла, тяжелая и вялая, с неподвижным взглядом. Потом она закурила сигарету и задумчиво сказала:

– Давай!

Ивиш рухнула на стул между молодой женщиной и маленьким блондином с круглой бородкой. Она безумно смеялась.

– Нет! Нет! – кричала она, размахивая руками перед лицом. – Нет алиби! Не нужно алиби!

Бородач услужливо уступил стул красивому брюнету: «Дальше некуда, – подумал Матье, – за ним уже признают право сидеть рядом с ней». Красивый брюнет, казалось, считал это совершенно естественным; впрочем, он единственный из всей компании выглядел довольным. Ивиш показала пальцем на бородача.

– Он убегает, потому что я обещала его поцеловать, – смеясь, сказала она.

– Позвольте, – с достоинством молвил бородач, – вы мне не обещали, вы мне этим грозили.

– Что ж, я тебя не поцелую, – сказала Ивиш. – Я поцелую Ирму!

– Вы хотите меня поцеловать, моя маленькая Ивиш? – удивилась польщенная молодая женщина.

– Да, давай. – Ивиш властно потянула ее за руку.

Остальные изумленно расступились, кто-то сказал мягко и укоризненно: «Послушайте, Ивиш!» Красивый брюнет смотрел на нее с тонкой усмешкой; он ее подстерегал. Матье почувствовал себя униженным: для этого элегантного молодого человека Ивиш была только добычей, он ее раздевал опытным и чувственным взглядом, она была уже голой перед ним, он угадывал ее грудь, бедра, запах ее тела… Матье резко встряхнулся и на ватных ногах подошел к Ивиш: он заметил, что в первый раз постыдно желал ее через желание другого.

Ивиш сделала множество гримас, прежде чем поцеловать свою соседку. В конце концов она взяла ее голову двумя руками, поцеловала в губы и сильно оттолкнула.

– От тебя пахнет аптекой, – сказала она укоризненно.

Матье стал у их столика.

– Ивиш! – позвал он.

Она посмотрела на него, открыв рот, он не был уверен, узнает ли она его. Ивиш медленно подняла левую руку и показала ему ее.

– Это ты, – сказала она. – Посмотри.

Она уже сорвала повязку. Матье увидел красноватую липкую корочку с маленькими пузырьками желтого гноя.

– А ты свою повязку оставил, – разочарованно сказала Ивиш. – Ах да, ты же осторожный.

– Она ее сорвала, хотя мы пытались ее остановить, – извиняющимся тоном сказала женщина. – Она просто чертенок.

Ивиш резко встала и мрачно посмотрела на Матье.

– Уведите меня отсюда. Я унижаю себя.

Молодые люди переглянулись.

– Знаете, – сказал бородач, – мы ее не заставляли пить. Скорее мы пытались ей помешать.

– Это правда, – с отвращением сказала Ивиш. – Маменькины сынки, вот кто они такие.

– Кроме меня, Ивиш, – возразил красивый танцор, – кроме меня.

Он заговорщицки посмотрел на нее. Ивиш повернулась к нему и сказала:

– Да, кроме вот этого наглеца.

– Пойдемте, – мягко сказал Матье. Он взял ее за плечи и увлек за собой; он услышал за спиной ошеломленный ропот.

Посреди лестницы она стала тяжелее.

– Ивиш, – умоляюще сказал он. Она весело тряхнула волосами,

– Я хочу сесть здесь, – сказала она.

– Прошу вас, пойдемте.

Ивиш, давясь от смеха, подняла юбку выше колен.

– Я хочу сесть здесь.

Матье поднял ее за талию и понес. Когда они оказались на улице, он ее отпустил: Ивиш больше не отбивалась. Она сощурилась и с мрачным видом огляделась.

– Хотите вернуться к себе? – предложил Матье. – Нет! – во весь голос крикнула Ивиш.

– Хотите, отвезу вас к Борису?

– Его нет дома.

– Где же он?

– Черт его знает.

– Куда вы хотите поехать?

– Откуда я знаю? Вам решать, вы же меня увели. Матье немного подумал.

– Хорошо, – сказал он.

Он поддерживал ее до такси и сказал шоферу:

– Улица Югенс, 12.

– Я вас везу к себе, – сказал он. – Вы сможете прилечь на моем диване, а я заварю вам чай.

Ивиш не возражала. Она с трудом забралась в такси и рухнула на заднее сиденье.

– Вам плохо?

Она была мертвенно бледна.

– Я больна, – сказала Ивиш.

– Я попрошу его остановиться у аптеки, – предложил Матье.

– Нет! – выкрикнула она.

– Тогда вытянитесь и закройте глаза, – сказал Матье. – Мы скоро приедем.

Ивиш слабо застонала. Вдруг она позеленела и высунулась через окно наружу. Матье увидел, как ее узкая худая спина сотрясается от рвоты. Он протянул руку и вцепился в ручку дверцы: он боялся, что дверца откроется. Через некоторое время приступ прекратился. Матье быстро откинулся назад, взял трубку и сосредоточенно набил ее. Ивиш упала на сиденье, и Матье положил трубку в карман.

– Приехали, – сказал он.

Ивиш с трудом выпрямилась.

– Мне стыдно! – простонала она.

Матье вышел первым и протянул ей руки. Но она их оттолкнула и легко спрыгнула на мостовую. Он поспешно заплатил шоферу и повернулся к Ивиш. Она безразлично смотрела на него: кислый запах рвоты исходил у нее изо рта. Матье жадно вдохнул этот запах.

– Вам лучше?

– Я больше не пьяна, – мрачно сообщила Ивиш. – Но у меня башка трещит.

Матье осторожно повел ее по лестнице.

– Каждый шаг отдается в голове, – враждебно сказала она. На второй площадке она ненадолго остановилась, чтобы перевести дыхание. – Теперь я все вспомнила.

– Что именно?

– Все. Я разъезжала с этими подонками и выставляла себя напоказ. И я… я провалилась на экзамене.

– Пойдемте, – сказал Матье. – Остался только один этаж.

Они молча поднялись. Вдруг Ивиш спросила:

– Как вы меня нашли?

Матье наклонился, чтобы вставить ключ в скважину.

– Я вас долго искал, – объяснил он. – А потом встретил Ренату.

Ивиш бормотала за его спиной:

– Я все время надеялась, что вы придете.

– Прошу, – посторонясь, пригласил Матье. Она слегка задела его, проходя, и у него появилось желание обнять ее.

Ивиш сделала несколько неуверенных шагов, вошла в комнату и с мрачным видом огляделась.

– Это ваша квартира?

– Да, – сказал Матье. Он впервые принимал ее у себя. Матье посмотрел на свои зеленые кожаные кресла и на рабочий стол: он их видел глазами Ивиш, и ему стало за них стыдно. – Вот диван, – показал он, – прилягте.

Ивиш, не говоря ни слова, бросилась на диван.

– Хотите чаю?

– Мне холодно, – пожаловалась Ивиш. Матье принес плед и накрыл ей ноги. Ивиш закрыла глаза и положила голову на подушку. Она страдала, на лбу, у переносицы, прорезались три вертикальные морщины.

– Хотите чаю?

Она не ответила. Матье взял электрический чайник и пошел наполнить его из крана. В буфете он нашел высохшую половинку лимона, почти остекленевшую, но, если хорошо нажать, может, удастся извлечь из него слезинку-другую. Он положил его на поднос с двумя чашками и вернулся в комнату.

– Я поставил чайник, – сказал он.

Ивиш не ответила: она спала. Матье пододвинул к дивану стул и бесшумно сел. Три морщинки Ивиш исчезли, лоб был гладким и чистым, она улыбалась с закрытыми глазами. «Как она молода!» – подумал Матье. Всю свою надежду он вложил в этого ребенка. Она была такой слабой, такой легкой на этом диване: она никому не могла помочь; наоборот, нужно было ей как-то помочь жить. А Матье помочь не мог. Ивиш уедет в Лаон, там она одичает за зиму или две, а потом появится какой-нибудь субъект – молодой, конечно, – и уведет ее. «А я женюсь на Марсель». Матье встал и бесшумно пошел посмотреть, не кипит ли чайник, затем вернулся и сел рядом с Ивиш; он нежно глядел на это маленькое больное и оскверненное тело, которое оставалось во сне таким благородным; он подумал, что любит Ивиш, и был удивлен, что любовь его не ощущалась так, как ощущается особое волнение или какой-то другой радостный порыв: нет, это скорее было предвестие несчастья, неподвижный знак проклятия на линии горизонта. В чайнике закипела вода, и Ивиш открыла глаза.

– Я вам готовлю чай, – пояснил Матье. – Хотите?

– Чай? – недоуменно спросила Ивиш. – Но вы же не умеете готовить чай.

Она ладонями надвинула волосы на щеки и встала, протирая глаза.

– Дайте пачку, – распорядилась она, – я вам приготовлю чай по-русски. Но для этого нужен самовар.

– У меня только чайник, – сказал Матье, протягивая ей пачку.

– Э-э, еще и чай цейлонский! Тем хуже.

Она засуетилась вокруг чайника.

– А заварной?

– Минуту, – сказал Матье. И помчался в кухню.

– Благодарю.

По-прежнему мрачная Ивиш несколько оживилась. Она налила воду в заварной чайник и через несколько минут села.

– Пусть настоится, – решила она.

Наступило молчание, затем Ивиш снова заговорила:

– Мне не нравится ваша квартира.

– Я так и думал, – ответил Матье. – Но когда вы немного придете в себя, мы сможем выйти.

– А куда идти? – удивилась Ивиш. – Нет, мне приятно быть здесь. Все эти кафе мелькают перед глазами, там везде люди, это какой-то кошмар. Здесь некрасиво, но спокойно. Не могли бы вы задернуть шторы? Мы зажжем эту маленькую лампу.

Матье закрыл жалюзи и развязал шнуры. Тяжелые зеленые шторы медленно сомкнулись. Он зажег лампу на письменном столе.

– Ночь…– зачарованно проговорила Ивиш.

Она откинулась на подушки дивана.

– Как уютно, такое впечатление, что день кончился: я хотела бы, чтоб было темно, когда я выйду отсюда, я боюсь снова увидеть снаружи день.

– Вы останетесь, сколько захотите, – сказал Матье. – Ко мне никто не должен прийти. Даже если кто-то и придет, мы не откроем. Я совершенно свободен.

Это было неправдой: в одиннадцать часов его ждала Марсель. Он злобно подумал: «Ничего, подождет».

– Когда вы уезжаете? – спросил он.

– Завтра. Двенадцатичасовым поездом.

Некоторое время Матье молчал. Затем сказал, следя за своим голосом:

– Я провожу вас на вокзал.

– Нет! – отрезала Ивиш. – Ненавижу эти дряблые прощания, они тянутся, как резина. К тому же я буду подыхать от усталости.

– Как хотите, – сказал Матье. – Вы телеграфировали родителям?

– Нет.