и положил правую на перила, подняв глаза на бледно-розовый туман, повисший в сумраке. Матье больше себя не осуждал. Он медленно поднимался в темноте, стараясь, чтобы ступеньки не скрипели.

Дверь комнаты была полуоткрыта; он толкнул ее. Внутри стоял удушливый запах. Казалось, весь зной дня выпал в осадок в этой комнате. Сидевшая на кровати женщина, улыбаясь, смотрела на него – это Марсель. Она надела красивый белый халат с позолоченным поясом и тщательно нарумянилась, у нее был бодрый и торжественный вид. Матье закрыл дверь и застыл на месте, опустив руки, горло его стиснула невыносимая сладость существования. Он здесь, здесь он расцветал, рядом с этой улыбающейся женщиной, полностью погруженный в этот запах болезни, конфет и любви. Марсель откинула голову и лукаво смотрела на него сквозь полузакрытые веки. Он ответил на ее улыбку и направился ставить туфли в стенной шкаф. Голос, полный нежности, выдохнул ему в спину:

– Мой дорогой…

Он резко обернулся и прислонился к шкафу.

– Привет, – тихо отозвался он.

Марсель подняла руку к виску и пошевелила пальцами.

– Привет, привет!

Она встала, обняла его за шею и поцеловала, проникнув языком в его рот. Она наложила на веки голубые тени, в волосах был цветок.

– Тебе жарко, – сказала она, лаская его затылок.

Она смотрела на него снизу вверх, откинув немного голову и просовывая кончик языка между зубов, взволнованная и счастливая, она была красива. Матье со сжавшимся сердцем вспомнил о безобразной худосочности Ивиш.

– Ты нынче весела, – сказал он. – Однако вчера по телефону мне показалось, что у тебя скверное настроение.

– Нет, просто я вела себя глупо. Но сегодня все прекрасно.

– Ты хорошо провела ночь?

– Спала как сурок.

Она снова его поцеловала, и он почувствовал на своих губах бархат ее губ, а потом их гладкую, горячую и быструю нагую изнанку, ее язык. Он мягко высвободился. Под халатом Марсель была голой, он видел ее красивую грудь и ощутил во рту сладковатый привкус. Она взяла его за руку и увлекла к кровати.

– Сядь рядом со мной.

Он сел. Марсель все еще держала его руку в своих, неловко и лихорадочно сжимала ее, и Матье казалось, что тепло этих рук поднимается вплоть до подмышек.

– Как у тебя жарко, – сказал он.

Марсель не ответила, она пожирала его глазами, приоткрыв рот, с видом смиренным и доверчивым. Матье исподволь пронес левую руку мимо живота и запустил ее в карман брюк, чтобы взять сигареты. Марсель перехватила взглядом его руку и негромко вскрикнула:

– Что у тебя с рукой?

– Порезался.

Марсель выпустила его правую руку и на лету схватила левую; она перевернула ее, как блин, и стала внимательно рассматривать ладонь.

– Но повязка ужасно грязная, может быть заражение! Там все черное; откуда такая грязь?

– Я упал.

Она снисходительно засмеялась.

– И порезался, и упал. Как вам нравится этот недотепа! Что же ты натворил? Постой-ка, я сменю повязку, эта не годится.

Она разбинтовала руку Матье и покачала головой.

– Ой, какая скверная рана, как это тебя угораздило? Ты был пьян?

– Вовсе нет. Это было вчера вечером в «Суматре».

– В «Суматре»?

Широкие бледные щеки, золотые кудри, завтра, завтра я подниму для вас волосы.

– Это затея Бориса, – ответил Матье. – Он купил нож и стал меня подначивать, что я не посмею всадить его себе в руку.

– А ты, естественно, тут же и всадил. Но ты абсолютно ненормальный, бедняга, эти детишки в конце концов превратят тебя в осла. Посмотрите-ка на эту бедную израненную лапу.

Ладонь Матье неподвижно лежала в ее горячих руках; рана была отвратительна, с почерневшей сочащейся коркой. Марсель медленно поднесла руку Матье к лицу, пристально посмотрела на нее, потом вдруг нагнулась и смиренно припала губами к ране. «Что с ней?» – подумал он. Он привлек Марсель к себе и поцеловал ее в ухо.

– Тебе хорошо со мной? – спросила Марсель.

– Конечно.

– По твоему виду этого не скажешь.

Матье, не ответив, улыбнулся ей. Марсель встала и пошла к шкафу за аптечкой. Она повернулась к нему спиной, стала на цыпочки и подняла руки, чтобы дотянуться до верхней полки; рукава скользнули вниз. Матье смотрел на обнаженные руки, которые он так часто ласкал, и прежние желания шевельнулись в его сердце. Марсель вернулась с неуклюжей проворностью.

– Давай лапу.

Она напитала спиртом маленькую губку и стала промывать рану. Он чувствовал на своем бедре тепло так хорошо знакомого ему тела.

– Лизни!

Марсель протянула ему кусочек пластыря. Он вытянул язык и послушно лизнул розовую ткань. Марсель приложила пластырь к ране, взяла прежнюю повязку и с веселым отвращением подержала ее кончиками пальцев.

– Что мне делать с этой гадостью? Когда ты уйдешь, выброшу ее в мусорный бак. Она быстро перевязала ему руку белоснежным бинтом.

– Значит, Борис тебя подначил? И ты резанул себе руку? Большой, а хуже ребенка! А он сделал то же?

– Нет, конечно.

Марсель засмеялась.

– Он тебя обставил!

Она зажала во рту английскую булавку, двумя руками разрывая бинт. Сжимая губами булавку, она сказала:

– А Ивиш там тоже была?

– Когда я порезался?

– Да.

– Нет, она танцевала с Лолой. Марсель заколола повязку булавкой. На стальной головке осталось немного помады.

– Все! Готово. Вы славно повеселились?

– Так себе.

– В «Суматре» хорошо? Знаешь, чего я хочу? Чтобы ты когда-нибудь меня туда сводил.

– Но это тебя утомит, – раздраженно возразил Матье.

– Ну, один-то раз… Устроим себе настоящий праздник, мы так давно с тобой нигде не бывали вместе.

«Не бывали вместе!» Матье с раздражением повторил про себя это супружеское выражение: Марсель вечно выбирала не те слова.

– Ты не против? – спросила она.

– Послушай, – сказал он, – с любом случае это будет не раньше осени: до того времени тебе следует основательно отдохнуть, и, потом, скоро ресторан, как всегда раз в году, закроется. Лола отправляется на гастроли по Северной Африке.

– Что ж, пойдем осенью. Обещаешь?

– Обещаю.

Марсель смущенно кашлянула.

– Я вижу, ты на меня немного сердишься, – проговорила она.

– Я?

– Да… Я позавчера вела себя некрасиво.

– Да нет же. С чего ты взяла?

– Да. Не спорь. Но я нервничала.

– Еще бы. И все из-за меня, бедняжка моя.

– Тебе не в чем себя упрекать, – доверчиво сказала она. – Ни прежде, ни теперь.

Матье не осмелился повернуться к ней, он очень хорошо представлял выражение ее лица, он не мог вынести этого необъяснимого и незаслуженного доверия. Наступило долгое молчание: она, конечно, ждала ласковых слов, слов прощения. Матье не выдержал:

– Посмотри.

Он вынул из кармана бумажник и бросил его на колени. Марсель вытянула шею и положила подбородок на плечо Матье.

– На что я должна посмотреть?

– На это.

Он извлек из бумажника ассигнации.

– Одна, две, три, четыре, пять, – пересчитал он, победно шелестя ими. Банкноты еще пахли Лолой. Матье помедлил, держа деньги на коленях, и, поскольку Марсель молчала, он повернулся к ней. Марсель подняла голову и, сощурившись, смотрела на деньги. Казалось, она ничего не понимала. Потом она медленно повторила:

– Пять тысяч франков..

Матье добродушно развел руками, намереваясь положить деньги на ночной столик.

– Да! – сказал он. – Пять тысяч франков. Нелегко было их раздобыть.

Марсель не ответила. Она покусывала нижнюю губу и недоуменно смотрела на деньги: она разом постарела. Но продолжала грустно и доверчиво глядеть на Матье. Затем заговорила:

– А я думала…

Матье быстро перебил ее.

– Теперь ты сможешь пойти к этому еврею. Кажется, он своего рода знаменитость. Сотни женщин в Вене прошли через его руки. И в основном великосветские женщины, богачки.

Глаза Марсель погасли.

– Тем лучше, – сказала она. – Тем лучше. Она взяла из аптечки английскую булавку и стала нервно сгибать ее и разгибать. Матье добавил:

– Я тебе их оставляю. Думаю, Сара отведет тебя к нему, и ты тут же расплатишься. Этот чертов еврей требует, чтобы ему платили сразу.

Наступило молчание, затем Марсель спросила:

– Где ты взял деньги?

– Угадай.

– У Даниеля?

Он пожал плечами: она прекрасно знала, что Даниель отказал.

– Жак?

– Нет. Я же тебе сказал вчера, по телефону.

– Тогда не знаю, – суховато сказала Марсель. – Кто же?

– Никто мне их не давал, – буркнул он. Марсель слабо улыбнулась.

– Что ж ты их украл, что ли?

– Вот именно.

– Ты их украл? – ошеломленно переспросила она. – Но… ты шутишь?

– Нет, не шучу. Я взял их у Лолы.

Наступило молчание. Матье вытер вспотевший лоб.

– Я тебе все расскажу, – пообещал он.

– Ты их украл! – медленно повторила Марсель.

Ее лицо посерело; она сказала, не глядя на него:

– Тебе так хотелось избавиться от этого ребенка…

– Нет, я просто не хотел, чтобы ты пошла к той бабке. Она думала; у рта ее снова обозначились суровые и презрительные складки. Он спросил:

– Ты меня осуждаешь за эту кражу?

– Плевать я на это хотела.

– Но тогда в чем дело?

Марсель сделала резкое движение, и аптечка упала на пол. Оба посмотрели на нее, Матье оттолкнул ее ногой. Марсель медленно повернула к нему удивленное лицо.

– В чем дело? – повторил Матье.

Она отрывисто засмеялась.

– Почему ты смеешься?

– Я смеюсь над собой, – сказала она.

Марсель вынула из волос цветок и стала вертеть его между пальцев. Она прошептала:

– Какой я была дурой…

Лицо ее ожесточилось. Она так и сидела с открытым ртом, как будто хотела что-то сказать, но слова застряли в горле: казалось, она испугалась того, что собиралась сказать. Матье взял ее за руку, но Марсель высвободилась. Не глядя на него, она выговорила:

– Я знаю, что ты видел Даниеля.

Вот оно что! Она откинулась назад и сжала руками простыню; она выглядела испуганной и одновременно успокоенной. Матье тоже почувствовал некоторое облегчение: все карты раскрыты, теперь надо идти до конца. Для этого у них целая ночь.

– Да, я его видел. Откуда ты знаешь? Значит, это ты его подослала? Вы это подстроили вместе?!

– Не говори так громко, – остановила его Марсель, – маму разбудишь. Я его не подсылала, но я знала, что он хотел с тобой встретиться.

Матье печально проговорил:

– Как все это некрасиво!

– Да, некрасиво, – с горечью признала Марсель.

Они замолчали: Даниель был здесь, он сидел между ними.

– Что ж, – начал Матье, – нужно откровенно объясниться, нам ничего, кроме этого, не остается.

– Нечего объяснять, – сказала Марсель. – Ты видел Даниеля, он тебе сказал то, что намеревался сказать, а ты после встречи с ним пошел и украл у Лолы пять тысяч франков.

– Да. А ты уже несколько месяцев тайком принимаешь Даниеля. Видишь – есть что объяснять. Послушай, – быстро спросил он, – что случилось