него. Пауза.) Вы оба подождете.
Хильда. Покуда я не нагляжусь на тебя вдоволь.
Гёц. Безумная, я тебя не знаю и знать не хочу.
Хильда. А я тебя знаю.
Гёц. Нет.
Хильда. Нет? На груди у тебя волосы, как черный бархат. На животе у тебя синяя вена, она вздувается, когда ты ласкаешь женщин. На бедре у тебя большая родинка, похожая на землянику.
Гёц. Откуда ты знаешь?
Хильда. Пять дней и пять ночей я провела возле Катерины. Нас было трое в комнате: она, я, ты. Мы жили втроем, как одна семья. Она видела тебя повсюду, под конец я тоже стала видеть тебя. Двадцать раз за ночь открывалась дверь, и ты входил. Ты глядел на нее лениво и небрежно, ты гладил ее по затылку двумя пальцами. Вот так. (Грубо хватает его за руку.) Что в них, в этих пальцах? Что в них такого? Мясо, обросшее шерстью. (В ярости отталкивает его.)
Гёц. Что она говорила?
Хильда. Все, что нужно, чтобы я тебя возненавидела.
Гёц. Говорила, что я зол, груб, отвратителен?
Хильда. Что ты красив, умен, храбр. Что ты дерзок и жесток. Что женщине стоит взглянуть на тебя, чтобы сразу влюбиться.
Гёц. Она говорила тебе о другом Гёце.
Гёц. Взгляни на меня своими глазами: где жестокость, где дерзость? Увы! Где разум? Прежде я видел далеко и ясно, потому что Зло просто. Но взгляд мой померк, и весь мир стал непонятен. Хильда, прошу тебя, не становись моим врагом.
Хильда. Что тебе до меня? Ведь я не могу тебе повредить.
Гёц (указывая на крестьян). Ты уже повредила мне в их глазах.
Хильда. Они принадлежат мне, я им. Не вмешивай их в свои дела.
Гёц. Верно, что они тебя любят?
Хильда. Да, верно.
Гёц. Почему?
Хильда. Я никогда не задумывалась об этом.
Гёц. Оттого что ты красива.
Хильда. Нет, полководец. Вы любите красивых женщин, потому что вам делать нечего и потому что вы едите пряную пищу. Но мои братья работают целый день и голодают. Им не до женской красоты.
Гёц. Тогда в чем же дело? Они любят тебя, потому что ты им нужна?
Хильда. Потому, что они нужны мне.
Гёц. Зачем?
Хильда. Тебе не понять.
Гёц (идя к ней). Они тебя сразу полюбили?
Хильда. Да, сразу.
Гёц (про себя). Да, я так и думал: сразу или никогда. Тут сразу выигрываешь или теряешь. От времени и от усилий не зависит ничего. (Резко.) Бог не может этого желать. Это несправедливо. Выходит, есть люди, проклятые от рождения.
Xильда. Да, есть. Например, Катерина.
Гёц (не слушая). Чем ты их обворожила, колдунья? Как добилась удачи там, где меня ждал провал?
Хильда. Что сделал ты, чтоб приворожить Катерину?
Они как зачарованные глядят друг на друга.
Гёц (не переставая ее разглядывать). Ты украла у меня их любовь. Когда я гляжу на тебя, я вижу их любовь.
Хильда. А я гляжу на тебя и вижу любовь Катерины. И ты мне отвратителен.
Гёц. В чем ты упрекаешь меня?
Хильда. Упрекаю именем Катерины в том, что ты довел ее до отчаяния.
Гёц. Это не твое дело.
Хильда. Упрекаю именем этих мужчин и женщин в том, что ты свалил нам на голову твои земли и похоронил нас под ними.
Гёц. К дьяволу! Я не должен оправдываться перед женщиной.
Хильда. А от своего имени я упрекаю тебя в том, что ты овладел мной против моей воли.
Гёц (поражен). Тобой?
Xильда. Пять ночей кряду ты владел мною, прибегая к хитрости и насилию.
Гёц (смеется). Наверно, это было во сне!
Хильда. Да, во сне. В ее снах. Она втянула меня в них. Я хотела страдать ее болью, как страдаю от их боли. Но это была ловушка. Я полюбила тебя ее любовью. Благословен господь, теперь я увидела тебя. Увидела при дневном свете и освобождаюсь от своего сна. Днем ты такой, какой на самом деле.
Гёц. Ну так проснись! Все было лишь в твоем сне. Я не прикоснулся к тебе. До этого утра я ни разу тебя не видел. Ничего не было.
Хильда. Ничего. Ровно ничего. Она кричала у меня на руках, но разве это что-нибудь значит? Со мной ничего не случилось — ведь ты не прикоснулся к моей груди, к моим губам. Ты красив, полководец! Ты одинок, как все богачи. И ты всегда страдал только от ран, нанесенных тебе. В этом твоя беда. А я едва чувствую собственное тело, не знаю, где начинается и где кончается моя жизнь, и не всегда отвечаю, когда меня зовут. Меня порой удивляет даже, что у меня есть собственное имя. Я страдаю болью всех: мне больно, когда другого бьют по щекам, я умираю с каждым, кто умирает. Ты изнасиловал во мне всех женщин, которых взял силой.
Гёц (торжествуя). Наконец-то!
Хильда смотрит на него с удивлением.
Ты будешь первой.
Хильда. Первой?
Гёц. Первой, которая меня полюбит.
Хильда. Я? (Смеется.)
Гёц. Ты уже любишь меня. Я держал тебя в своих объятиях пять ночей, я оставил след в твоей душе, ты полюбила меня любовью Катерины, а я люблю тебя любовью крестьян. Ты полюбишь меня. А если они твои, то и они должны полюбить меня.
Xильда. Я выцарапаю себе глаза, если настанет день, когда взгляну на тебя с нежностью.
Гёц хватает ее за руки. Она внезапно перестает смеяться и глядит на него со злобой.
Катерина умерла.
Гёц. Умерла! (Он подавлен этой вестью.) Когда?
Хильда. Только что.
Гёц. Она… страдала?
Хильда. Она видела ад.
Гёц (пошатнувшись.) Умерла…
Xильда. Она сбежала от тебя, не так ли? Иди-ка погладь ее затылок.
Молчание. Потом чей-то крик в глубине церкви. Крестьяне встают с пола и поворачиваются лицом ко входу. Минута ожидания. Шум возрастает. Потом появляются Генрих и Насти. Они несут на носилках Катерину.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Те же, Гeнрих, Насти и Катeрина.
Катерина (больше не кричат. Приподнявшись на носилках, бормочет). Нет! Нет! Нет! Нет! Нет!
Гёц (кричит). Катерина! (Хильде.) Дрянь! Ты мне солгала.
Хильда. Я? Я не лгала тебе, Гёц. Ее сердце перестало биться. (Она склоняется над Катериной.)
Генрих. По пути сюда мы услышали, как она стонет. Она кричала, что ее подстерегает дьявол, она молила нас принести ее к подножию креста.
Крестьяне с угрозой преграждают им путь.
Голоса. Нет! Нет!
— Она проклята!
— Вон отсюда!
Гёц. Черт побери, собаки! Я научу вас христианскому милосердию. Хильда. Молчи! Ты можешь лишь причинять зло. (Крестьянам.) Это труп, но душа ее не может оторваться от тела, потому что она окружена демонами. Вас тоже подстерегает дьявол. Кто же сжалится над вами, если вы не сжалитесь над ней? Кто полюбит бедняков, если бедняки не полюбят друг друга?
Толпа молча отходит в сторону.
Поднесите ее к подножию креста, раз она просит этого.
Генрих и Насти устанавливают носилки у подножия креста.
Катерина. Он тут?
Хильда. Кто?
Катерина. Священник.
Хильда. Его еще нет.
Катерина. Пойди за ним! Скорее! Я протяну, покуда он не придет.
Гёц (приближается). Катерина!
Катерина. Это он?
Гёц. Это я, любовь моя.
Катерина. Ты? Я думала, это священник. (Она кричит.) Хочу священника! Приведите его поскорее. Не хочу умирать без причастия.
Гёц. Катерина, тебе нечего бояться. Никто не причинит тебе зла. Ты слишком много страдала на земле.
Катерина. Говорю тебе — я их вижу.
Гёц. Где?
Катерина. Повсюду. Окропи их святой водой. (Она снова начинает кричать.) Спаси меня, Гёц, спаси меня! Во всем виноват ты, а не я. Если любишь, спаси меня.
Хильда охватывает ее руками и пытается вновь уложить на носилки. Катерина бьется в припадке и кричит.
Гёц (с мольбой в голосе). Генрих!
Генрих. Я больше не принадлежу церкви.
Гёц. Она не знает этого. Перекрести ей лоб, и ты спасешь ее от ужаса.
Генрих. К чему? Ужас ждет ее по ту сторону…
Гёц. Но это лишь виденья, Генрих.
Генрих. Ты так думаешь? (Смеется.)
Гёц. Насти, ты утверждаешь, что каждый может быть священником.
Насти пожимает плечами, подавленный своим бессилием.
Катерина (не слушая их). Разве вы не видите — я умираю!
Хильда хочет заставить ее вновь улечься.
Оставьте меня! Оставьте меня!
Гёц (про себя). Если бы я только мог… (Внезапно принимает решение и поворачивается к толпе.) Эта женщина погибла по моей вине, я ее и спасу. Уйдите все!
Все медленно уходят. Насти увлекает за собой Генриха, Хильда колеблется.
Ты тоже, Хильда.
Хильда, взглянув на него, уходит.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Гёц. Теперь ты у меня в руках. Хоть ты и скуп на чудеса, на этот раз тебе придется сотворить для меня чудо.
Катерина. Куда они уходят? Не оставляй меня одну.
Гёц. Нет, Катерина, нет, любовь моя, я спасу тебя.
Катерина. Как? Ты не священник.
Гёц. Я попрошу Христа, чтобы он разрешил мне взять твои грехи на себя. Ты слышишь меня?
Катерина. Да.
Гёц. Буду нести их тяжесть вместо тебя. Твоя душа будет чиста, как в день твоего рождения. Чище, чем если бы грехи тебе отпустил священник.
Катерина. Как я узнаю, послушался ли он тебя?
Гёц. Я стану молиться. Если я вернусь к тебе изуродованным проказой или гангреной, ты мне поверишь?
Катерина. Да, любовь моя, поверю.
Гёц (отходит в сторону). Это мои грехи, ты это знаешь. Верни то, что принадлежит мне. Ты не вправе осуждать эту женщину. Потому что виноват я один! Вот мои руки! Вот мое лицо! Вот моя грудь! Изгрызи мне щеки! Пусть за ее грехи гноятся мои глаза и уши! Пусть сгорит кожа на спине и бедрах! Ниспошли на меня проказу, холеру, чуму, но спаси ее!
Катерина (слабеющим голосом). Гёц, помоги мне!
Гёц. Слышишь ты меня, глухой бог? Ты не отвергнешь эту сделку — она справедлива.
Катерина. Гёц! Гёц! Гёц!
Гёц. Не могу больше слышать этот голос. (Поднимается на амвон.) Ты умер для людей, отвечай — да или нет? Взгляни: люди страдают. Снова нужна Голгофа. Дай мне, дай мне твои раны! Отдай мне разверстую рану на бедре, отдай раны, пробитые гвоздями на твоих руках! Если бог мог страдать, почему не может страдать человек? Уж не ревнуешь ли ты меня? Дай мне свои стигматы, дай мне их! (Раскинул руки крестом перед распятием.) Отдай мне их! Отдай! Отдай! (Повторяет эти слова, словно заклинание.) Ты оглох? О, черт возьми, какой я глупец! На бога надейся, да сам не плошай!
(Выхватывает из-за пояса кинжал, наносит себе удар кинжалом правой рукой по левой, левой рукой по правой, ранит себя в бок. Затем швыряет кинжал на амвон, наклоняется и мажет кровью грудь распятого Христа.) Войдите все!
Крестьяне входят.
Христос кровоточит!
Шум в толпе. Он поднимает руки.
Взгляните! В своем милосердии он позволил мне носить стигматы. Кровь Христа, братья мои, кровь Христа струится по моим рукам. (Спускается по ступеням амвона к Катерине.) Не бойся ничего, любовь моя. Я прикасаюсь к твоему лбу, твоим глазам, твоим рукам, вот кровь нашего Иисуса. (Мажет ей лицо кровью.) Ты еще видишь дьявола?
Катерина. Нет.
Гёц. Кровь Христа, Катерина.
Катерина. Твоя кровь, Гёц,
