хоть какую-то слабость, я бросал их. В них я ненавидел свою собственную слабость.

Отец Фрейда и мать Сесили, кажется, слушают эта исповеди с какой-то покорной кротостью.

Голос Фрейда за кадром. Я был ревнивец! Ревнивец! Из ревности я обвинял отца в том, что он не способен ни воспитать, ни даже прокормить свою семью. Это было неправдой: его разорил антисемитизм.

Голос Сесили за кадром. Мой отец имел любовниц, а рев­новала я только к Магде. Потому что он делил с ней постель. Магда свела меня с ума.

Мы снова видим маленькую Сесили и Магду, которая в своей комнате укладывает чемоданы. Она опустилась на колени, чтобы закрыть один из них.

Слезы струятся по ее щекам… Она говорит, заикаясь от ярости.

Магда. Она меня прогнала, а он и пальцем не шевельнул. Он – тряпка. Ты знаешь, почему она его давит? Потому что он подобрал ее в кафешантане, где она танцевала голая. Смотри!

Она встает, достает из другого чемодана сверток бумаги и дает Сесили, которая его разворачивает. Это афиша, с которой мы уже знакомы.

Магда. Ему нравятся только проститутки, это его порок. Я не могу с этим бороться, я – порядочная.

Маленькая Сесили разглядывает афишу.

Голос Сесили за кадром. Ему нравятся только проститут­ки! Ему нравятся только проститутки! Я хотела стать проститут­кой, чтобы он любил меня.

Неожиданно раздается страшный крик, затем слышатся рыдания.

(Крик Сесили за кадром.)

С этим криком и этими рыданиями происходит смена кадра.

Госпожа Кёртнер в легкой коляске, которой сама правит. Звуки коляски (скрип колес, стук копыт и т.д.) с трудом перекрывают рыдания.

Коляска (в упряжке одна лошадь, скачущая галопом) катит вдоль озера, по довольно узкой дороге, метров на двадцать выше уровня воды. Вне­запно лошадь понесла; госпожа Кёртнер, вместо того чтобы натянуть поводья, отпускает их и, не делая ни единого жеста, позволяет дребезжащей коляске мчаться вперед; в конце концов на повороте коляска опрокидывается.

Коляска падает в озеро, а госпожу Кёртнер выбрасывает на склон, который спускается к воде. Ее удерживают кусты; она теряет сознание.

Крик Сесили за кадром. Я убила ее! Убила!

Фрейд и Сесили в комнате. Фрейд смотрит на Сесили, которая только что казалась спокойной, но вдруг снова начинает обнаруживать признаки сильного волнения.

Он братским жестом (подобный жест мы видим у Фрейда впервые) протягивает к ней руку.

Сесили. Она бросилась в озеро три дня спустя после отъезда Магды. Она не могла вынести того, что я знаю правду.

Фрейд. (склоняется к ней; ласковым, нежным голосом). Это был несчастный случай, Сесили.

Сесили. Это было самоубийство. Она избежала смерти, но хоте­ла умереть. Ведь я толкнула ее на это. Я помню! Помню! Больше года мне снились кошмары, о которых я никому не рассказывала. А потом я забыла об этом, но начались болезни тела! Я – чудовище!

Уткнувшись головой в колени, она рыдает. Фрейд трогает ее за плечо.

Голос госпожи Кёртнер за кадром. Это был несчаст­ный случай! (Сесили резко выпрямляется. Наступило утро. Госпожа Кёртнер бесшумно вошла в комнату и смотрит на Сесили с выражением спокойной доброты.) Клянусь тебе. Я никогда не думала кончать с собой. В моей семье все стойки к горю, и мы живем со всеми несчастьями. (С иронической, но беззлоб­ной улыбкой.) На другой день после нашей ссоры я сама натерла в доме все полы.

Сесили смотрит на нее со смешанным чувством страха и облегчения.

Госпожа Кёртнер (обращаясь Фрейду). Значит, это был невроз Сесили?

Фрейд. Побочная его причина. Она больше не могла выносить мысли, что толкнула вас на самоубийство. Тело помогало ей за­быть об этом.

Госпожа Кёртнер дружески глядит на Сесили: кажется, мысль о том, что дочь терзается причиненным матери злом, нравится ей, успокаивает.

Фрейд переводит взгляд с матери на дочь

Фрейд (ласково). Теперь надо попытаться жить.

Взяв руку госпожи Кёртнер, опускает ее на руку Сесили.

(32)

Прошло полгода.

Зима. Падает снег. Мы в Ахензее, на берегу озера.

Двое мужчин (в шубах и тирольских шляпах) прогуливаются под снегом и беседуют, не обращая внимания на погоду.

Это Фрейд и Флисс.

Фрейд. Она выздоровеет. (У него добродушный, спокойный вид, говорит он размеренно, убежденно, но бесстрастно.) Случай совершенно ясный: эдипова любовь к отцу, ревность к матери, которую она хотела убить. Когда Сесили узнала, что гос­пожа Кёртнер была проституткой, у нее появились сны и желания стать проституткой, чтобы идентифицироваться с матерью. Тем более ей сказали: вашему отцу нравятся только проститутки. Од­новременно, разумеется, она вытеснила эти желания на самое дно своей души, и они проявлялись в ее сознании только в символиче­ских формах. (Флисс слушает с хмурым, видом.) В ту преслову­тую ночь, когда я разыскал ее на Ринге, она хотела заняться проституцией, чтобы наказать себя и стать избранницей своего покойного отца.

Флисс (сухо). В общем, ты ошибался?

Фрейд. Полностью. Но я поздравляю себя с этим. Начиная с этого, все и перевернулось.

Флисс.3начит, дело уже не в травме?

Фрейд. Нет. В потрясении, которое мешает распроститься с дет­ством. В случае Сесили подобными потрясениями стали открове­ния Магды и ложное самоубийство матери.

Флисс. Значит, первые отношения ребенка с его родителями имеют сексуальную природу?

Фрейд. Да.

Флисс.И следовательно, существует детская сексуальность?

Фрейд. Да.

Флисс. Полгода назад ты утверждал обратное.

Фрейд. Но именно сейчас я прав.

Флисс. Что мне это докажет?

Фрейд (медленно). Что тебе это докажет? (Останавливается и смотрит Флиссу прямо в глаза.) Я сам излечился, Флисс…

Флисс (пожимая плечами). Ты и не был болен.

Фрейд (спокойно). Я был совсем близок к неврозу.

Они идут молча.

Флисс (резко и вспыльчиво). Я не верю во все это! В то, что порочные родители насилуют детей, верю! Это нечто серьезное! Основа моих расчетов. Но на психологию мне плевать. Все это – одни слова!

Фрейд. Да, слова!

Флисс. Больные укладываются на твой диван, несут все, что им в голову взбредет, а ты, ты вкладываешь им в головы мысли, которые живут в твоей голове.

Они подошли к железнодорожному полотну.

Мальчик лет четырех выходит из дома и бежит к станции, расположен­ной вдалеке.

Флисс (показывает на него и пожимает плечами). Вот он, эта кроха, неужели желает свою мать и мечтает убить отца? (Смеется) К счастью, это неправда: иначе меня охватил бы ужас.

Фрейд. А ты думаешь, меня это приводит в восторг. Но так есть. И надо об этом сказать.

Флисс все больше горячится во время этой беседы. Фрейд держится очень спокойно.

Флисс. Над тобой смеется вся Вена! Сегодня отец насилует дочь, завтра дочь жаждет изнасиловать отца.

Фрейд. Пусть смеется.

Флисс. При чем во всем этом Наука? Это сказки, от которых меня тошнит, и на такой основе я ничего не могу создать: ведь мыслить означает измерять. Ты проводил измерения? Устанавливал количественные соотношения?

Фрейд. Нет.

Флисс. Тогда это шарлатанство!

Фрейд. Будь осторожнее, Флисс. Ты только и твердишь о ци­фрах, ритмах, периодах. Но в глубине души я спрашиваю себя, а не подгоняешь ли ты свои расчеты так, чтобы в итоге получить результаты, которых стремился добиться с самого начала.

Флисс (останавливается как вкопанный). Что ты хочешь этим сказать?

Оказывается, дорога к станции слегка поднимается вверх. Так как Фрейд прошел чуть вперед, то Флисс оказывается чуть ниже его (этот эпизод, но в противоположном смысле, напоминает сцену на Медицин­ском факультете, когда Флисс, стоя на возвышении, на голову превосхо­дил Фрейда).

Флисс (с угрожающим видом глядя на Фрейда снизу вверх). Ты больше не веришь в то… к чему мы пришли вместе?

Фрейд (ласково). В то, к чему пришел ты? Не знаю.

Флисс. Неужели ты больше не веришь в бисексуальность, оба ее ритма, в их абсолютную важность для жизни каждого чело­века?

Фрейд смотрит на него с болью и некоторым удивлением, словно он пробудился от долгого чарующего сна.

Фрейд. Даже если я в это и не верю… до конца не верю… Или мои исследования уведут меня в другой мир… Разве мы перестанем быть друзьями?

Флисс (твердо и четко) . Да. Дружба—это общая работа. Если ты не будешь со мной работать, я не понимаю, что нам делать вместе.

Фрейд. Если я и не буду работать по твоим указаниям, останется очень многое – встречи, беседы, поддержка друг друга…

Флисс. И ты думаешь, что ради подобной болтовни я стану приезжать из Берлина в Ахензее?

Фрейд (с нежностью). Ты мой друг, Флисс.

Флисс. Я твой друг, если ты веришь в меня.

Фрейд (очень дружелюбно). Я в тебя верю.

Флисс. Но ведь я неотрывен от моих идей. Или ты веришь в них, или теряешь меня.

Фрейд какое-то мгновение смотрит на него в нерешительности.

Фрейд (с грустью). Я не верю в них.

Флисс (тоном, из которого ясно, что он сделал вывод из ответа Фрейда). Прекрасно. (Пауза. Показывая на станцию, говорит с насмешкой.) Поспеши. Пропустишь свой поезд.

Фрейд (совершенно естественно). Да нет. Он будет здесь в 15.22. (Вынимает часы.) У меня в запасе десять минут.

Флисс поворачивается и идет вниз по дороге. Фрейд провожает его взглядом, потом направляется к станции.

(33)

В гостиной Фрейдов, в тот же день.

Фрейд в туристском костюме вернулся из поездки. Марта одна. Она целует его.

Фрейд (нежно). Здравствуй, дорогая моя.

Марта. Ну что, удачно прошел этот «Конгресс»?

Фрейд (абсолютно естественным голосом). Конечно, как все­гда. (Пауза.) Я хотел бы выпить кофе.

Марта. Я уже сварила. Пошли.

Он идет за ней в столовую. На столе кофейник и чашки. Он садится. Марта наливает ему кофе.

Фрейд. Что нового?

Марта. Ничего особенного.

Она машинально берет тряпку и принимается стирать пыль с мебели. Фрейд смотрит на нее с тревогой и печалью.

Фрейд (улыбаясь, чтобы скрыть свою тревогу). Поберегись, Марта. Тебя подстерегает невроз, как и всех домохозяек. Сядь, отдохни.

Марта выпрямляется. Она улыбается мужу, но лицо у нее мрачное. Она не садится.

Фрейд. Скажи. Правда, ничего не случилось?

Марта. В день твоего отъезда у Брейера умер старший брат. По-моему, они почти не поддерживали отношений. Думаю, сейчас похороны.

Фрейд (не проявляя своих чувств). Вот что! (Он спокойно допивает кофе. Встает и смотрит в окно.) Снег перестал. (По­ворачивается к Марте.) Я скоро вернусь.

Марта.Ты уже уходишь?

Фрейд. Я иду на могилу папы.

(34)

Кладбище.

Фрейд идет между могилами.

Вдалеке кучка людей возле свежевырытой могилы: туда опускают гроб.

Фрейд останавливается перед могилой Якоба Фрейда.

Он принес букет, который неловко кладет на могильную плиту к другим, еще свежим или уже увядшим цветам.

Вдалеке траурная церемония закончилась; большинство ее участников расходятся. Они по вымощенной плитами дорожке проходят совсем рядом.

Идут Брейер с Матильдой. Он бросает взгляд в сторону могилы Якоба и видит Фрейда, который, подняв голову, смотрит на него.

Фрейд делает шаг навстречу. Но Брейер уже ступил на боковую тропин­ку, ведущую к могиле Якоба. Они обмениваются рукопожатием.

Фрейд. Я узнал…

Брейер. Оставьте это… Мы с братом не общались более трид­цати лет. Я здесь только ради приличия. (Подходит к могиле, смотрит на нее.) Я любил вашего отца. Его смерть причинила мне больше горя, нежели смерть моего брата Шарля… Как