– ни одной женщины. Во втором ряду сидит Мейнерт. Чуть повыше – Брейер. Публика серьезная (средний возраст присутствующих около пятидесяти), куль­турные и мрачные, бородатые лица. Многие в пенсне. Фрейд стоит у стола, покрытого зеленым сукном, на столе графин с водой и бокалы. Он заканчивает своё чтение, невольно прибегая к вызывающему тону, который удивляет собравшихся.

Уверенность столь молодого человека, должно быть, вызывает непри­язнь множества пожилых, во всяком случае, вполне зрелых людей. Симпатии не возникло между оратором и публикой, хотя последняя держит себя серьезно и слушает с пристальным вниманием.

Фрейд. Клинические наблюдения, проведенные лично докто­ром Шарко над сотней больных мужчин, позволяют оконча­тельно отбросить тезис, который – я слишком часто об этом слышу – отстаивают в медицинских кругах Вены и согласно которому истерия всегда проявляется только у женщин, ока­зываясь результатом половых расстройств.

Мейнерт слушает Фрейда невозмутимо, лишь левой рукой беспрестан­но теребит бороду.

Брейер иногда украдкой озирается, следя за реакцией аудитории. Остальное время он внимательно слушает, слегка улыбаясь, чтобы подбодрить Фрейда, который явно в этом не нуждается.

Фрейд. Совершенно очевидно, что после этих превосходных опытов нельзя больше сохранять даже малейших сомнений насчет невротической природы истерического поведения. Исте­рия имеет право гражданства среди психических заболеваний, и, каковы бы ни были заслуги отдельных выдающихся умов, надо предложить им благоговейно склониться перед Опытом: истерия также не является симуляцией болезни, как не явля­ется она и симуляционной болезнью. В соматических своих симптомах истерия характеризуется неким потворством тела, которое дает психическим конфликтам физический выход. Та внушаемость, которая отличает истерию от всех других психоневрозов, позволила мне показать вам, до какой степени неэффективны существующие методы терапии. Истерия не ле­чится массажами, душем и электротерапией. В заключение да будет мне позволено пожелать, чтобы мы наконец-то стали прибегать к гипнозу и использовать чрезмерную внушаемость больных для того, чтобы путем внушения же избавить их от болезней, которые они сами себе выдумали.

Фрейд закончил чтение и поклонился. Раздались жидкие хлопки, которые тут же смолкли. Долго аплодирует один Брейер. Мейнерт сидит неподвижно. Он вызывающе оперся руками на спинку свободного кресла перед собой.

Похоже, Фрейд растерялся, не знает, куда ему деваться. Он не понимает, сесть ли ему на свое место или оставаться у стола. Пытаясь выиграть время, Фрейд складывает в папку бумаги. Вся эта процеду­ра происходит в гробовой тишине. Собрав бумаги, он собирается уходить, но председатель его останавливает.

Председатель (ледяным тоном). Благодарю вас, док­тор Фрейд, за ваше сообщение. Однако я убежден, что у коллег есть замечания к вам и они пожелают высказать воз­ражения. Кто просит слова?

Три врача поднимают руки.

Председатель. Доктор Розенталь. Доктор Бомберг. Док­тор Штайн.

Не поднимая руки, Мейнерт с места просит слова. В этом собрании он явно пользуется непререкаемым авторитетом.

Мейнерт. Я добавлю всего несколько слов.

Председатель. Слово доктору Розенталю.

Доктор Розенталь (указывая на Мейнерта). В об­суждаемых вопросах я разделяю мнение моего выдающегося собрата. И убежден, что он лучше меня выразит то, что я намереваюсь сказать. Я отказываюсь говорить.

Доктор Штайн и доктор Бомберг (вместе). Мы согласны с доктором Розенталем.

Председатель. Вы отказываетесь от выступления в пользу доктора Мейнерта?

Три врача.Да.

Мейнерт (сидит, вцепившись руками в спинку свобод­ного кресла, говорит властно, с жесткой иронией). Я благодарю моих коллег за доверие и постараюсь его оправдать. В чести, оказанной мне, я усматриваю лишь одно преимущество – оно позволит нам скорее закончить этот спор. Я действительно не считаю, хотя и сожалею об этом, что сообщение доктора Фрейда должно слишком долго задерживать наше внимание.

Все головы поворачиваются к Мейнерту. Когда он шутит, его котлета охотно, с какой-то угодливостью посмеиваются. Только на лице Брейера написаны отчаяние и возмущение.

Мейнерт. В сообщении доктора Фрейда я нахожу много идей новых и много идей верных. К сожалению, верные идеи стары, а новые идеи ложны.

Фрейд, спокойный и мрачный, стоит, невозмутимо выслушивая эту «обвинительную» речь.

Мейнерт. Верно, например, что отдельные больные обнару­живают нервные расстройства, схожие с теми, которые описал наш коллега. Но я обращаюсь здесь к тем из собратьев, кто достиг моего возраста или немного постарше: разве эти симп­томы не были известны давным-давно, во времена, когда мы впервые переступили порог медицинского факультета? Напротив, ново лишь то, что доктор Фрейд произвольно объе­динил все эти симптомы, чтобы наполнить содержанием ту мифическую болезнь, которую он именует истерией. Нам всем, дорогие коллеги, известно, что после внезапной трав­мы, например аварии на железной дороге, больной может ка­кое-то время обнаруживать тот или иной из этих симптомов. Эмоциональный шок, страх вызывают в нервах тончайшие пов­реждения, которых пока не разглядишь в наши микроскопы. Однако эти крайне быстро проходящие расстройства, как то: гемианопсия, психическая глухота, похожие на эпилепсию при­падки, галлюцинаторный бред и даже параличи, принадлежат ведению неврологии и всегда оказываются последствиями пси­хического хаоса, вызванного несчастным случаем. Я не считаю необходимым продолжать спор. Мне, господа, никогда не попадались мужчины-истерики, но я вынужден признать, что если истерия – болезнь, то мне не выпало удачи нашего молодого оратора, и я также не встречал женщин-истеричек, если не называть этим именем тех несчастных, ко­торые пытаются вызвать к себе внимание врачей ложью и нелепыми кривляньями. Истерии не су-ще-ству-ет!

Аплодисменты. Один Брейер не хлопает.

Мейнерт. Одно слово в заключение. Я не отвергаю суще­ствования гипнотизма, напротив. Но я рассматриваю гипноти­зера и гипнотизируемого как пару больных, из которой серьез­нее болен отнюдь не гипнотизируемый. И мне жаль коллег, которые, пусть из чувства альтруизма, опускаются до того, чтобы играть при больных роль нянек при младенцах. Господа и дорогие коллеги, вернемся к нашей профессии врача, самой прекрасной из профессий. Пока исследования в физиоло­гии не откроют нам новых свойств нервной системы, давайте придерживаться испытанных методов лечения. Массаж, душ, электротерапия – эти методы могут вызывать улыбку у наше­го молодого собрата, но все-таки опыт доказывает, что без них излечение невозможно. Будем терпеливы и, главное, будем скромны! В чем и состоит первейший долг врачей и ученых.

Взрыв аплодисментов.

Председатель (обращаясь к Фрейду). Доктор Фрейд, не желаете ли вы ответить доктору Мейнерту?

Фрейд (твердым, уверенным голосом). Доктор Мейнерт вынес мне приговор, не подлежащий обжалованию. При этом он не соизволил выдвинуть возражений научного характера. В данных обстоятельствах я не вижу что ему можно возразить. И поскольку я считаю своим долгом уважать его возраст и большие заслуги, то предпочитаю промолчать.

Фрейд резко подхватывает свою папку и, не поклонившись, уходит. После этого бегства многие расслабились, легкий смешок пробегает по залу, пока слушатели поднимаются со своих мест. Некоторые с выражением восторженного ободрения пожимают Мейнерту руку. Вокруг него слышится:

– Вы отлично осадили его…

– Этот мужлан хочет поучать своего кюре.

– Молокосос…

Позади Мейнерта оживленно спорят два врача.

Первый врач. А вы чего хотели? Он же еврей!

Второй врач (приятно удивлен). Вот в чем дело.

Первый врач. Именно, хотя я не антисемит. Я лишь гово­рю, что нужно быть евреем, чтобы ездить в Париж за теори­ями, которые известны в Вене всем и уже давно отвергнуты.

Второй врач (грустно качая головой). Ясное дело! У этих людей нет родины.

(16)

Ночь. Пустынная улица.

Фрейд, с пылающими глазами, в глубоком раздражении идет в одиночестве. У тротуара, рядом с Фрейдом, останавливается карета. Фрейд вздрагивает, услышав голос Брейера.

Брейер (высовываясь из кареты). Садитесь! Садитесь скорее! Я вас разыскиваю целый час. Почему вы пошли этой дорогой?

Фрейд, помешкав, садится в карету. Он явно испытывает облегчение; чувствуется, что он признателен и благодарен Брейеру. Но он снова обрел свой мрачный вид и все свои тормозящие инстинкты: общение с людьми дается ему с трудом.

Изредка лицо его светлеет, но стоит ему заговорить о пережитом провале, как оно снова мрачнеет.

Брейер(улыбается. Дым от сигары Фрейда уже запол­нил карету. Какое-то мгновение они молчат. Потом Брей­ер отечески склоняется к Фрейду). Я нахожу, что Мейнерт был очень неприятен. (Фрейд молча курит. Брейер продол­жает, пытаясь успокоить его.) В вашем сообщении содер­жались превосходные вещи.

Фрейд(наигранно твердым, нежели спокойным голо­сом). Тот, кто не желает слышать, хуже любого глухого.

Брейер(ласково). Боюсь, что вы настроили их против себя с самого начала. (Фрейд пожимает плечами.) Я же совето­вал вам держать себя осторожнее.

Фрейд смотрит на него, улыбаясь.

Фрейд. Я последовал вашему совету: был кротким как агнец. (Смеется.) Неприязнь объясняется другим. (Пауза.) Я – еврей, вот в чем дело.

Брейер (негодующе). Как вы можете говорить такое? Я тоже еврей, но никогда не чувствовал враждебности ни у моих коллег, ни у моих больных. Антисемитизм годится для людей необразованных, для низших классов… (Фрейд слушает его в смущении. Брейер продолжает нежным голосом.) Не сердитесь на меня: я же с вами.

Фрейд (с какой-то злопамятностью). Вы не поверили мне. Поверили не больше других.

Брейер. Я пока не верю в вашу теорию. Но я верю в вас. (При этих словах Фрейд немного расслабляется. Он смотритна Брейера с глубокой, почти женственной нежностью, которая странным образом контрастирует с его недавней жесткостью.) Необходимо дать вам возможность доказать ваши идеи на практике. У меня есть больные, кото­рых я не могу вылечить: здесь психиатрия и неврология бес­сильны. Вы осмотрите их, они станут вашими первыми пациен­тами. Может быть, вам удастся их вылечить. Во всяком случае, их состояние таково, что вы не рискуете им навредить. (Он достает записную книжку с карандашом. Пишет адрес больного, вырывает листок и протягивает Фрейду.) Не­сколько дней назад я отказался лечить этого больного. Вот его адрес. Отправляйтесь к нему завтра утром, я предупрежу его отца.

Фрейд берет адрес с явной признательностью. Внимательно прочиты­вает его и прячет в карман. Лицо его внезапно принимает суровое выражение, он смотрит прямо перед собой. Кажется, что его снова охватил гнев.

Брейер (с тревогой смотрит на него). Что с вами?

Фрейд (ровным голосом). Ничего. Но если вы позволите, я пойду к нему днем. Завтра утром мне необходимо объяснить­ся с Мейнертом. (Пауза. Выражение лица Фрейда снова меняется, и он поворачивается к Брейеру. У него детский, доверчивый и несколько смущенный вид.) Не могли бы вы одолжить мне пятьсот гульденов? Устройство квартиры обошлось нам очень дорого, а у меня ни одного пациента.

(17)

Кабинет в квартире Мейнерта.

Светлая, просторная комната, обставленная с большим вкусом. Видно, что Мейнерт – очень состоятельный человек. Позади большого, прекрасной работы письменного стола, за которым сидит Мейнерт, в стене ниша, где стоит уменьшенная гипсовая копия «Моисея» Микеланджело.

Сидящий за столом Мейнерт раздраженно, рюмка за рюмкой, пьет шнапс. Напротив него стоит Фрейд. Он говорит ровным, рассержен­ным голосом, но голову повернул к окну, чтобы не смотреть на собеседника.

Фрейд (продолжая разговор, который, похоже, идет уже довольно долго). Я всегда относился к вам с величайшим уважением, господин профессор, и не заслуживаю, чтобы вы публично