Ведь труден только первый шаг.
Жорж. Вы хотите утопить вашего ребенка?
Ирма. Нашего ребенка?
Жорж. Вы меня спасли — значит, я ваш ребенок. (Отталкивает их, они падают.) Детоубийцы! Вы забыли ваш родительский долг. (Смотрит по сторонам.) Интересно, могу ли я еще улизнуть?
Робер. Они идут с обеих сторон.
Жорж. Если они меня схватят, они вас излупцуют на славу. Значит, теперь мои интересы — это ваши интересы. Спасете меня — спасете себя. Это что? (Показывает на темное пятно на набережной.)
Робер. Мой запасной костюм.
Жорж. А ну, дай сюда!
Робер подает.
(Снимает брюки и надевает тряпье.) Какая рвань. (Бросает свои брюки в реку.) Идут! Я лежу и сплю. Вы скажете, что я ваш сын. (Ложится.)
Робер. Они не поверят.
Жорж. Поверят, если вы это скажете с чувством.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Те же, Гобле, двое полицейских.
Гобле. Ну, голубчики…
Робер (мычит что-то неясное). Мы…
Гобле. Кто кричал?
Ирма. Когда?
Гобле. Только что.
Ирма (показывая на Робера). Он.
Гоблe. A почему он кричал?
Ирма. Я его лупила.
Гобле. Это правда? Отвечай! (Трясет Робера.)
Робер. Не трогайте меня! Республика у нас или не республика? Кажется, у меня есть право кричать, когда жена меня бьет!
Гобле. Потише! Я инспектор полиции.
Робер. Я не боюсь полиции.
Гобле. Напрасно.
Робер. Я ничего плохого не сделал.
Гобле. Докажи.
Робер. Это вы должны доказать, что я виноват.
Гобле. Мы не миллионеры. Доказательства стоят дорого. Мы предпочитаем добровольные признания, признания ничего не стоят.
Робер. Мне не в чем признаваться.
Гобле. Будь спокоен, признаешься! Все будет по закону. (Полицейским.) Забрать их!
Полицейский. В чем они должны сознаться, начальник?
Гобле. Кража в Понтуаз — раз, убийство в Шарантоне — два.
Полицейские хватают Робера и Ирму.
Подождите. (Подошел, дружелюбно.) Мне совсем не хочется, чтобы вас изувечили. Разве нельзя поговорить по-человечески? Ирма. Мы-то с удовольствием, начальник.
Гоблe. Я разыскиваю одного человека. Тридцать пять лет, рост — один метр семьдесят восемь, брюнет, глаза серые, спортивный костюм, хорошие манеры. Вы его не видели?
Робер. Когда?
Гобле. Этой ночью.
Робер. Ей-богу, нет! (Ирме.) А ты?
Ирма. Ну уж такого красавца я бы заметила, можете быть уверены!
Жорок чихает.
Гобле. Кто это?
Ирма. Наш старший сын.
Гобле. Почему он лязгает зубами? Ирма. Спит.
Робер. Когда он спит, он всегда лязгает зубами. Это у него с детства.
Гобле (полицейским). А ну, расшевелите его!
Полицейские встряхивают Жоржа, он встает и протирает глаза.
Жорж. Что за свинство — пугать людей! Я человек нервный.
Гобле (представляясь). Инспектор полиции Гобле. Будь повежливей.
Жорж. Я, кажется, ни в чем не провинился. Я слишком честный человек, чтобы быть вежливым. (Ирме.) Мамочка, ты не представляешь себе, что мне приснилось!..
Гобле. И тебя не разбудили крики твоего отца?
Жорж. Он кричал?
Гобле. Как недорезанная свинья.
Жорж. Он всегда кричит, я привык.
Гобле. Всегда кричит? Почему?
Жорж. Потому что мать всегда его лупит.
Гобле. И ты ей позволяешь?
Жорж. Я на стороне мамочки.
Гобле. Ты не видел высокого брюнета с серыми глазами, в спортивном костюме?
Жорж. Еще бы! Этот подлец хотел скинуть меня в воду!
Гобле. Когда? Где?
Жорж. Во сне. Мне это приснилось.
Гобле. Идиот!
Вбегает полицeйский.
Полицейский. Мы нашли его пиджак на мосту!
Гобле. Значит, он бросился в воду. А может быть, он хочет нас сбить со следа? Вы что-нибудь слышали?
Ирма. Нет.
Гоблe (полицейским). Как вы думаете, он утонул?
Полицейский. Не думаю.
Гобле. Я тоже не думаю. Это орел. Он не сдастся до последнего издыхания. (Садится у воды.) Садитесь, ребята. Садитесь, садитесь! В беде все равны.
Полицейские садятся.
Поищем утешения в красоте природы. Какая лупа! Видите Большую Медведицу? А вот и Малая. В такую ночь охота на человека могла бы быть удовольствием…
Полицейский. Опять улизнул…
Гобле. Я говорил начальнику: «Я предпочитаю сказать вам откровенно: мне его не поймать». Я человек заурядный, и я этого не стыжусь. Заурядные люди — соль земли. Дайте мне заурядного убийцу, и я его поймаю в два счета. Заурядные люди понимают друг друга. Но как я могу понять такого прохвоста? Ведь это мировой мошенник. Сто два преступления — и ни одного привода. Что я могу сделать? Когда передо мной гений, я теряюсь. Гении — это не для меня. (Наклоняется.) Что там такое? (Достает брюки Жоржа.) Его брюки!
Полицейский. Он снял их в воде, чтобы было свободнее…
Гобле. Ничего подобного! Они валялись на третьей ступеньке. Над водой.
Жорж карабкается наверх и исчезает.
Погодите! Он здесь разделся. Значит, он оделся во что-то другое. Стой! (Оборачивается туда, где был Жорж.) Держите его, держите!
Полицейские убегают.
Робер. Ирма?
Ирма. Робер?
Робер. Ты понимаешь?..
Ирма. Дай мне руку.
Робер. Прощай, Ирма!
Ирма. Прощай, Робер!
Гоблe (оборачивается к ним). А вы, подлецы!..
Робер и Ирма, держась за руки, прыгают в воду.
Выловить их! Выловить! Держите его! Держите!
Полицейские возвращаются бегом и кидаются в воду.
(Вытирает лоб). Я ведь говорил, что мне его не поймать!
КАРТИНА ВТОРАЯ
Кабинет главного редактора газеты «Суар-а-Пари». Большой письменный стол редактора, маленький — секретарши, стулья, телефон и т. п. Плакаты. Зеркало. На стене три фотографии Палотена.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Жюль Палотeн, Фифи.
Жюль (рассматривая фотографии, которые она ему показывает).
Похожи, по-твоему?
Фифи. Очень. Как вы красивы, господин Палотен!
Жюль. Возьми кнопки, мы повесим их на стенку.
Вешают фотографии, продолжая разговаривать.
Фифи. Было заседание правления.
Жюль. Когда?
Фифи. Вчера.
Жюль. Меня даже не подумали предупредить! Конечно, они хозяева… Ты не знаешь, о чем они говорили?
Фифи. Люсьен пробовал подслушать, но они разговаривали очень тихо. Когда они расходились, председатель правления сказал, что сегодня он заедет к вам.
Жюль. Чувствую, что этот скряга хочет меня слопать.
Телефонный звонок.
Фифи. Алло!.. Хорошо, господин председатель! (Жюлю.) Что мне сказать? Он спрашивает, может ли он прийти через час.
Жюль. Он хозяин: когда хочет, тогда и приходит.
Фифи. Конечно, господин председатель.
Жюль. Старая крыса! Выжига! Скряга!
Стучат.
Кто там?
Дверь открывается, на пороге Сибило.
Это ты, Сибило? Входи. Что тебе?
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Жюль, Сибило. Фифи уходит.
Сибило. Господин главный редактор, семь лет назад вы решили посвятить пятую страницу нашей газеты борьбе с коммунистической пропагандой и целиком доверили это мне. С тех пор я тружусь, не щадя сил. Я уж не говорю о том, что потерял здоровье, волосы на голове, равновесие духа. Но есть одно благо, от которого я не могу отказаться в интересах самой газеты. Это прожиточный минимум. Как найти злостную издевку, разящую заметку, убийственное словцо, как пророчить конец света, если я хожу в дырявых ботинках?
Жюль. Покажи. Целые. Сколько ты получаешь?
Сибило. Семьдесят тысяч.
Жюль. Неплохо.
Сибило. Я всем говорю, что получаю сто.
Жюль. Пожалуйста. Я даже разрешаю тебе надбавить до ста двадцати. Тогда все будут думать, что ты получаешь девяносто.
Сибило. Спасибо, господин Палотен! А не могли бы вы дать мне на самом деле?..
Жюль. Сто двадцать?
Сибило. Нет, что вы! Девяносто. Право же, мне очень трудно!
Жюль У тебя взрослая дочь. Она тебе не помогает?
Сибило. Она сама очень мало зарабатывает. И потом у нее другие убеждения.
Жюль. При чем тут убеждения? Деньги не пахнут.
Сибило. Она… прогрессистка…
Жюль. Девчонка!.. Это быстро пройдет.
Сибило. Приходится одалживать у нее. Для профессионального борца с коммунизмом это как-то неудобно…
Жюль. Наоборот, разоряй их, разоряй!
Сибило. Конец месяца — для меня кошмар.
Жюль. Сибило, наша газета покоится на любви, на сотрудничестве между классами. Я хочу, чтобы мы все вдохновлялись чистой любовью. Я бы тебя выгнал, если бы думал, что ты работаешь ради денег. Нет, ты борешься из любви к любви, против негодяев, которые хотят помешать богатству буржуазии и пролетариата.
Входит Фифи с гранками.
Ступай! Я подумаю.
Сибило. До свидания, господин Палотен! Я вам очень признателен. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Жюль, Фифи.
Жюль (берет гранки, пробегает). О! О! О! (Кричит, подойдя к двери.) Тавернье! Перигор! На летучку!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Те же, Тавернье, Перигор.
Жюль. Слушайте, что вы наделали? Это же первая страница! Над вашими заголовками будут смеяться даже папуасы! «Революция в Египте»! Нечего сказать, нашли, чем порадовать читателей! Еще одна революция!
Пeригор. Но это в Египте!
Жюль. Дурак, Египет в двух шагах. Революции — это как эпидемии. Мы должны щадить нервы наших читателей. На задворки Египет! На четвертую страницу! Заголовок поскромнее: «Беспорядки в Египте». Беспорядки всегда подавляются.
Перигор. А что на первую?
Жюль. Это я вас спрашиваю! Предлагайте. Хорошенько подумайте. Я хочу заголовок динамический, атомный!
Тавернье. Может быть, Марокко!
Жюль. Сколько там убитых?
Перигор. Семнадцать.
Жюль. На два больше, чем вчера. Это пойдет на вторую страницу. Заголовок: «Маракеш. Массовые демонстрации преданности Франции».
Перигор. Главное — первая страница.
Жюль. Как Аденауэр?
Тавернье. Он вчера опять обругал французов.
Жюль. Тогда ни слова. А война? В каком она сегодня виде? Холодная? Горячая?
Перигор. Никаких перемен.
Жюль. То есть тепловатая. Как вы сами.
Перигор поднимает руку.
Нашел заголовок?
Перигор. «Война отдаляется».
Жюль. Не годится. Война может отдаляться сколько ей угодно, но только не на первой странице. На первой война всегда приближается. Что в Вашингтоне? Даллес что-нибудь изрек?
Перигор. Нет.
Жюль. Сенаторы?
Перигор. Ни звука.
Жюль. Лодыри! Что же они тогда делают?
Тавернье поднимает руку.
Говори.
Тавернье. «Тревожное молчание Америки».
Жюль. Не подходит. Америка не тревожит. Америка успокаивает.
Пeригор. «Успокоительное молчание Америки».
Жюль. Успокоительное? Но у меня на шее акционеры! Что они скажут? Я напишу через всю страницу «успокоительное», и люди действительно успокоятся, ни один из них не купит газеты…
Тавернье (подняв руку). «Тревожное молчание Советского Союза».
Жюль. Советский Союз тебя тревожит? Ты забыл про водородную бомбу? Это что тебе — детские игрушки?
Перигор. Я предлагаю разбить. Наверху: «Америка не принимает всерьез…», а под этим: «…тревожного молчания Советского Союза».
Жюль. Глупо. Если молчание тревожное, Америка должна принять его всерьез.
Перигор. «Вашингтон не преувеличивает и не преуменьшает тревожного молчания Советского Союза».
Жюль. Нечего сказать, придумал! Что это, газетный заголовок или ученая диссертация? Где же ритм? Побыстрей, покороче! В газете не пишут, в газете танцуют! В Америке умеют делать заголовки! Скажите: почему вы не американцы?
Тавернье. Но что делать, если ничего не происходит? Только семнадцать убитых в Марокко…
Перигор. …два самоубийства, чудесное исцеление в Трувиле, дипломатическая нота, кража бриллиантов…
Тавернье. …четыре автомобильные катастрофы, два пограничных инцидента…
Телефонный звонок, Фифи берет трубку.
Кто это?
Фифи. Лансело.
Жюль (берет трубку). Алло!.. О! Когда?.. (Кладет трубку.) Заголовок есть. Жорж де Валера скрылся.
Тавернье. Афера с пятьюдесятью миллионами?
Перигор. Тот самый Валера?
Жюль. Тот самый. Это гений нашего века. Вы дадите его фото на первой странице.
Телефонный звонок.
(Берет трубку.) Что?.. Что? Не может быть… Никаких подробностей?.. Жаль… (Кладет трубку.) Черт побери!
Тавернье. Поймали Валера?
Жюль. Нет. Но хороший заголовок никогда не приходит в одиночку. Не было ни одного, а теперь надо выбирать.
Тавернье. Что случилось?
Жюль. Исчез советский министр Некрасов.
Пeригор. То есть как это исчез?
Жюль. Очень просто. Удрал за границу.
Пeригор. Какие подробности?
Жюль. К сожалению, почти никаких. Он не был в Большом театре на премьере, и потом никто его не видал.
Тавернье. Кто сообщает?
Жюль. Рейтер и Франс Пресс.
Тавернье. А ТАСС?
Жюль. Ни звука.
Тавернье. Что же нам делать? Некрасов или Валера?
Жюль. Некрасов. Заголовок: «Некрасов исчез». Подзаголовок: «Советский министр выбрал свободный мир». У вас есть его фото?
Пeригор. Конечно. С черной повязкой на глазу.
Жюль. На первую страницу!
Пeригор. А Валера?
Жюль. На четвертую.
Еще одна сенсация— и мы пропали.
Фифи. Алло!.. Да, да, господин председатель. (Жюлю.) Председатель правления.
Жюль. Скажите этому скряге, что я его жду.
Фифи.
