или иначе вовлечены в их мятеж.
После этого ужасающего проявления ярости Своей Господь приказал Елеазару, священнику, собрать те кадильницы, которые держали в руках двести пятьдесят мятежников, потому что, будучи принесены перед Господом, кадильницы сделались освященными. Несмотря на то, что люди, державшие их в руках, были грешниками, сами кадильницы оказались отделенными, потому что были принесены в знак поклонения Господу. В дальнейшем эти кадильницы для курений повторно стали святыми пред Господом, будучи раскованы в медные листы для покрытия жертвенника. В этом новом виде они должны были служить постоянным напоминанием о случившемся в тот день. Народу не следовало забывать, что только мужчины по Аароновой линии могут предстоять перед лицом Господа «с курением» (символом несения священнического служения). Собственно говоря, против Аарона как первосвященника и восстал Корей и те, кто последовал за ним.
Как это не удивительно, однако вместо окончания бунта, чего, казалось бы, следовало ожидать, явление ярости Господней привело к усилению ропота со стороны народа (16:41–50). И тогда Господь опять явился в скинии в славе Своей и повелел Моисею отойти от общества, снова угрожая, что уничтожит народ. И вновь в предельном смирении и благоговении простерлись пред Господом ниц Моисей и Аарон. На этот раз Моисей предпринял практические меры для предотвращения Божьего суда. Он велел Аарону взять его кадильницу и поспешить к народу и, войдя в гущу его, молить Бога о милости очищения. Но, придя в стан, Аарон обнаружил, что поражение народа (свидетельство гнева Божьего) уже началось и что многие уже погибли. Тем не менее, он предложил Богу принесенные им курения. К тому времени, когда действие Божьего гнева прекратилось, умерло четырнадцать тысяч семьсот человек.
Аарон вернулся к Моисею в скинию. Поскольку курение символизировало молитву, Аарон, в сущности, явился среди народа, чтобы заступиться за него в молитве. В этом смысле каждому должно быть ясно, что одна кадильница в руках человека Божьего обладала гораздо большей силой, чем двести пятьдесят кадильниц в руках многих грешников.
Подтверждение полномочий Аарона (гл. 17)
Коль скоро священнический авторитет Аарона был подвергнут сомнению, Господь показал всему народу, что его авторитет по-прежнему непререкаем, все иные претенденты на него исключаются.
Господь повелел Моисею взять по жезлу от колена, от всех начальников и написать на жезлах имена тех, кому они принадлежат. И Аарону надо было написать свое имя на жезле племени Левия. Затем все двенадцать жезлов были положены в скинии перед ковчегом откровения (т. е. на самом святом месте), где Господь являлся Моисею, потому что Он сказал, что жезл, принадлежащий тому, кто избран Им на священство, расцветет, подобно дереву.
На следующий день, войдя в скинию, Моисей увидел, что жезл Аарона не только расцвел, но и пустил почки, дал цвет и плоды миндаля.
Племенным вождям и народу, получившим это неопровержимое доказательство, ничего другого не оставалось, как молча согласиться с тем, что Господь действительно подтвердил полномочия Аарона.
А для того, чтобы народ не забыл о том, что узнал, Господь сказал, чтобы жезл Ааронов был оставлен пред ковчегом откровения в знамение для непокорных. Да не ропщет народ против Господнего руководства и не ставит под сомнение правильность избираемых Им людей и методов.
После всего этого последовала эмоциональная реакция на происшедшее со стороны израильтян, которые решили, что жезл, лежащий перед ковчегом, будет отныне грозить смертью всякому, кто попытается хотя бы приблизиться к скинии.
В связи с бунтом против священнических прерогатив Аарона, наказанием бунтующих и свидетельством его избранности на служение возникла необходимость напомнить об ответственности, возложенной на левитов, которая в Числах трактуется более расширенно.
На священниках и только на них лежала обязанность служить в скинии, по крайней мере, только они несли ответственность за возможные нарушения или проступки, как против святилища, так и против своего священнического сана.
В сказанных об этом словах подразумевалось нечто большее, чем функция заступничества, осуществляемая священниками, в них подразумевались и возможные согрешения самих священников и левитов при обслуживании священных Божьих предметов. Среди требований к работе священников входило благоговейное обращение с этими предметами в скинии и исполнение ритуалов, предписанных свыше святым Богом.
Хотя большая часть левитов священниками не являлась, а значит, пользоваться соответствующими привилегиями не могла, исполнение некоторых функций им, как помощникам священников, было разрешено. Вообще говоря, круг их обязанностей был довольно широк, для них исключалось только прикосновение к предметам Святого-святых и к большому жертвеннику для всесожжений. В случае нарушения левитом этого запрета погибли бы оба: и священник, и он сам, недостаточное чувство ответственности у священников навлекло бы Божий гнев и на народ.
Тяжелая нагрузка была возложена на священников, но Бог дал им в качестве дара левитов, чтобы помогали им всеми способами, соблюдая, специфику, о которой говорилось выше. За их службу Господу священники и левиты получали от Него часть тех приношений, которые люди, приходившие поклониться Богу, предлагали Ему. А именно: священникам и левитам доставались все те части жертвы, которые не сжигались на жертвеннике. Считалось, что Богу принадлежит то, что становится пищей огня. При принесении жертв для Господа чаще всего сжигались жир и внутренние органы (почки и печень). Поскольку жертвы были самыми священными, есть их могли только священники и мужчины, составлявшие их семьи. Всем остальным, включая женщин, членам их семей можно было есть от жертв возношения («потрясания»). Это были так называемые мирные жертвы.
Кроме того, в распоряжение священников и их семей поступали все первые плоды урожая, приносившиеся Израилем в жертву, включая оливковое масло, вино и хлеб. Хотя эти первые плоды приносились Господу, на жертвеннике они не сжигались, но становились достоянием священников. То же было и со всем, что посвящалось Господу.
Первенцы людей и нечистых животных подлежали выкупу за пять сиклей серебра. Именно столько платил жертвователь священнику, вместо того, чтобы действительно принести в жертву перворожденного. Что же до первенцев чистых животных (волов, овец и коз), то их следовало приносить Господу в жертву Ему. Мясо их, однако, не сжигалось на жертвеннике, как при обычных жертвоприношениях, но также отдавалось священникам.
Все это обеспечение священников от святых приношений являлось знаком того, что Бог благословлял их по Завету. Их доля была объявлена уставом вечным. Сказано это было с помощью метафоры «завет соли», которая подтверждала долговременность данного постановления. Как соль сохраняет долго свою крепость, так и Завет, заключенный с Господом, никогда не утратит силы своей. Заметим, что солью посыпали хлеб приношения, также в знак прочности взаимоотношений, скрепленных Заветом.
Затем Господь обратился к другому аспекту священнического и левитского служения (18:26–24). Господь сказал Аарону, что, хотя священники и левиты не имеют своих земельных наделов, у них будет нечто большее, а именно: Сам Господь. Это означало, что левиты будут получать десятины от народа за службу, которую они несут в скинии, и эти десятины будут источником их существования. Поскольку израильтяне в массе своей не могли приближаться к скинии, их представляли в скинии левиты.
Но и сами левиты должны были отдавать десятую часть от получаемого ими Господу. (Речь идет о десятой части хлеба и виноградного сока. Их следовало рассматривать как плоды, взращенные самими левитами.) В качестве десятины левиты должны были отдавать лучшее и того, что получали. И эта десятина шла непосредственно священнику, чтобы остаться в скинии как священное приношение Господу. Остальное же левиты могли есть и пить, потому что оно не священнику принадлежало, а только им. Беря десятины у израильтян и в свою очередь, принося собственную десятину Господу, левиты использовали народные приношения именно так, как хотел Бог, и таким образом были чисты перед Ним.
Законы об очищении (гл. 19)
В Израиле считалось, что некоторые дела или контакты превращали человека в церемониально нечистого. Объясняется это тем, что вся жизнь народа и все в ней происходящее было пронизано духом религиозных представлений и имело то или иное религиозное значение. Кроме того, неотъемлемой частью их бытия была символика. Например, кожные заболевания предполагали в человеке нечистоту, поскольку эти заболевания были символом греха. Так, Мариамь после того, как была поражена проказой, сделалась нечистой, ибо проказа недвусмысленно свидетельствовала о том, что подняв бунт, Мариамь согрешила (12:9-15). Также и болезнь Не-емана символизировала его греховность. Будучи исцеленным, он признал, что лишь Господь Израиля есть Бог (4 Пар. 5:15).
У израильтян считалось, что прикосновение к мертвому телу оскверняет особо. Причина этого убеждения в явной ассоциации физической смерти с духовной. Следовательно, для тех, кто соприкасался с трупами, должны были быть предусмотрены средства очищения. Важно, чтобы им можно было свободно пребывать в сообществе живых.
Как обычно, ритуальное очищение предполагало наличие «заместительной жертвы», вот почему общество должно было поставить рыжую телицу без порока и недостатка, на которой никогда не пахали. Хота рыжая телка и приносилась в жертву за грех, но в отличие от обычных жертв за грех, не в искупление. Ее приносили в жертву не ради удаления самого греха, а того осквернения грехом, которое ассоциировалось со смертью. Рыжая масть ее символизировала цвет крови. А то, что она должна была быть из незнавших ярма, говорило о том, что телке полагалось быть абсолютно здоровой и сильной. Животным настолько чистым, чтобы быть годным для исполнения священной роли, ради которой оно было выбрано.
После заклания телки в присутствии священника за пределами стана (последнее символизировало физический акт удаления скверны из среды народа) священник семь раз кропил кровью ее в направлении скинии. Это свидетельствовало о том, что жертва приносилась Господу.
Потом телицу полностью сжигали на огне, вместе с кедровым деревом, иссопом и нитью из червленой (ярко-красной) шерсти. Эти же три компонента использовались и в ритуале очищения при кожных заболеваниях. Выбирая для ритуальных целей породу дерева, брали вечнозеленый душистый кедр. Иссоп брали потому, что пучки именно этого растения макали в кровь ягненка при исходе, а нить красной шерсти – потому, что она символизировала саму кровь.
После сожжения всего этого вместе с телицей пепел перемешивался и становился при этом средством очищения (19:9). После завершения ритуала священник и его помощник сами становились нечистыми. Это происходило потому, что они готовили пепел для очищения. Это может показаться удивительным, но прикосновение к священным предметам делало священника церемониально нечистым.
Итак, когда оставался лишь пепел, кто-нибудь чистый должен был собрать его и положить вне стана на чистом месте. Теперь пепел был готов для воды очищающей.
В очищении нуждался всякий, кто прикасался к мертвому телу, и оставался нечистым семь дней. Такому человеку надо было очистить себя водою с пеплом в третий и в седьмой день, иначе он оставался нечистым. Если он приближался к скинии, будучи церемониально нечистым, то должен был
