в растительном царстве остаются одинокими.
Как педагог, я вынужден согласиться с тем, что школа подобна лесу. Она рассчитана на учеников с посредственными способностями и воспроизводит посредственность. Гений не бывает продуктом системы образования. Ибо такова функция общества: охранительная по отношению к слабым, заурядным и ограничительная по отношению к сильным, выдающимся на общем фоне.
Проблема противостояния личности и общества не раз поднималась философами, писателями и поэтами. Дело не в том, что общество преследует самобытную личность, намеренно не дает хода ее талантам и способностям. Просто жить в одиночестве и жить в обществе — совсем не одно и то же. В центре всего творчества Томаса Манна, от его первой повести «Тонио Кр гер» до последней книги, «Исповеди Феликса Круля», стоит неординарная личность — не обязательно гениальная — взятая в ее отношении к обществу.
В этой связи я хотел бы сказать несколько слов о проблеме, на которой в этой статье, к сожалению, не удастся остановиться подробней. Случается, что еврей, не способный вписаться ни в какое иное общество, осуждает себя на вечное одиночество — чтобы воплотить в себе свою собственную уникальную реальность. Но в этом случае он теряет право на бесценное преимущество, которое дает общество — творческое начало. Эта проблема в разных ее проявлениях — религиозном, психологическом, педагогическом представляется мне одной из самых важных в человеческой жизни. Ее можно сформулировать иначе: как построить общество, не потеряв личность? Каким образом общество может существовать не в ущерб индивидуальности? Речь идет не только о выдающихся людях, художниках, писателях, политических лидерах. Рядовой человек, как правило, тоже хотел бы жить несколько иначе, чем ему предписывает общество.
Но вернемся к нашей главной теме — к тому, что объединяет людей в общество. Выше говорилось, что группа индивидуумов превращается в общество, когда между индивидуумами устанавливается взаимодействие. Например, мужчина и женщина, которых ничто не связывает друг с другом, не могут образовать семью. Они так и останутся двумя индивидуумами. Конечно, я подразумеваю не только общих детей, но и социальную структуру взаимоотношений между мужчиной и женщиной, которая лежит в основе брака.
Итак, общество возникает благодаря взаимодействию индивидуумов. Это взаимодействие не однозначно, ведь лишь геометрические и простые биологические структуры интегрируются одним единственным, раз и навсегда заданным способом. Человеческое общество многогранно и потому может создаваться разными путями. Это одинаково верно для любого общества и для всех социальных слоев.
Каждая группа людей, в какой-то степени ощущающая потребность в единстве, образует общество. Характер этого общества соответствует тому, ради чего люди хотят объединиться. К примеру, случайные пассажиры междугороднего автобуса не образуют общества до тех пор, пока поездка протекает без помех. Но вот автобус забуксовал, его надо подтолкнуть — и сорок человек, едущих каждый по своим делам, превращаются в сплоченный коллектив. Возникает общество пассажиров, обладающее несомненными признаками социальной организации. Ясно, что в этом обществе не образуются все возможные виды взаимодействия. Например, волею судеб в числе пассажиров оказался известный поэт. Однако сейчас не до стихов, и, возможно, в сложившейся ситуации большим авторитетом будет пользоваться другой пассажир, в обычной жизни ничем, кроме крепкой спины, не примечательный. Внешние обстоятельства привели к созданию общества, и оно образовалось пусть лишь на то недолгое время, которое понадобилось, чтобы вытащить колеса из грязи.
Между древними Афинами и Спартой существовал союзный договор, несмотря на то, что эти города соперничали друг с другом. Однажды Спарта подверглась нападению врагов и потребовала от Афин исполнить условия договора. Афиняне не могли отрицать, что договор обязывает их прийти на помощь союзнику. Но они решили ограничиться минимумом: прислали спартанцам школьного учителя, хромого плешивого старца. Афиняне полагали, что никакого проку от него Спарте не будет. Разумеется, так же решили и спартанцы. Однако старый учитель оказал Спарте неоценимую услугу: он сложил патриотические пеаны, которые пришлись суровым лакедемонянам по сердцу. Отчаяние уступило место надежде, и с новыми песнями спартанцы выступили на битву. Они одержали победу благодаря хромому учителю. Как от бойца от него действительно было мало пользы. Но в роли учителя он оказался на высоте.
Каждый из нас чем-то напоминает того учителя. Он вынужден отвечать на вопросы: как выстроить систему взаимоотношений с другими и в какой мере смысл этих взаимоотношений шире простой интеграции, в какой мере он ведет к созданию новой общей реальности? Уровень интеграции личности в обществе может быть выше или ниже. Интеграция обладает также большей или меньшей устойчивостью.
Все, что было сказано, относится и к еврейскому народу. Один из способов объяснить общественные процессы, протекающие в еврейской среде на протяжении последних полутора веков — представить их как попытку множества индивидуумов разорвать связь с религиозной общиной и заново интегрироваться по политическому признаку. Ибо государство Израиль, например, отнюдь не является религиозной общиной, как, строго говоря, не является и этнокультурной целостностью. Это явно политическое образование. На протяжении вот уже пятидесяти лет не сходит с повестки дня вопрос, упрямо не теряющий актуальности: что же объединяет население Израиля? Что общего у граждан сионистского государства? Допустим, я родился в почтенном раввинском семействе выходцев из Литвы, репатриировавшихся из Ковно. И вот — неважно, в синагоге, на работе или просто на улице — я встречаю еврея, в младенчестве привезенного из Марокко. Его отец был кузнецом в Касабланке. Я спрашиваю себя: мы оба строим единое общество. Но на какой основе?
Этот разговор мне хотелось бы завершить невыдуманным рассказом. У меня был близкий друг, еврей, бежавший в Израиль из СССР после второй мировой войны. Спустя много лет он все еще с трудом изъяснялся на иврите. Во время Войны за освобождение, в 1949 году, мой друг встретил девушку, местную уроженку, которая ни слова не понимала по-русски. Спустя три недели они поженились. Я хорошо знал обоих, но никогда не отваживался спросить, как им удавалось объясняться в первые годы семейной жизни. Это и по сей день остается для меня загадкой. Возможно, они действительно обходились без лишних разговоров.
Я могу понять двух молодых людей, способных отыскать общий знаменатель своих отношений в невербальной сфере. Однако человеческое общество немыслимо без общего языка. Когда речь идет о десяти, тысяче или миллионе человек, недостаточно, чтобы они сказали друг другу: «ребята, давайте жить вместе!» Необходимо понять как, на какой основе и за счет чего будет достигнута общность. Ведь единство не создается за счет механического соединения во времени и пространстве. Правда, если как следует перемешать индивидуумов в общем котле, многие из них скорее всего отыщут себе подобных и образуют с ними устойчивые этно-социальные сцепления. Однако это будет не общество, а хаотичный конгломерат подобществ, пестрая мозаика, лишенная внутреннего единства.
Лишь на основе единой системы интеграции может сложиться действительно монолитное общество. Если такой системы нет — можно переместить с места на место миллионы людей безо всякого толка. Ящик письменного стола, куда я время от времени бросаю черновики, не создаст книги. А если я захочу решить эту проблему, пересыпав содержимое в другой, боле «подходящий» ящик — что ж, с тем же успехом я мог бы вытряхнуть бумаги прямо в мусорную корзину.
Российское еврейство переживает сейчас этап поиска своего единства. Это творческий период. Иногда поиск устремлен в забытое прошлое, иногда — в глубь собственной души. И то и другое необходимо для того, чтобы сыны Израиля смогли наконец обрести то общее, что позволяет им называться этим именем.
Р. Адин Штейнзальц
МИССИЯ ЧЕЛОВЕКА И ЕГО МЕСТО В МИРЕ
Радикальная идея, ставшая лозунгом Великой Французской революции и как ни парадоксально, не столь далекая от христианства, гласила: мир обладает изначальной целостностью, природа исполнена гармонии, а человек от рождения наделен совершенством и является на свет беспорочным. И если что-то в мире или обществе складывается неблагополучно, то виною тому сам человек, который в силу своей испорченности разрушает естественную гармонию природы. А потому политические и психологические учения призваны возвратить человеку его изначальную чистоту.
Позже эта идея была воспринята марксизмом. Ведь согласно марксистскому историческому учению, естественные, справедливые человеческие отношения были искажены классовым обществом, и все, что надо сделать — это исправить уродливые социальные извращения. С этой точки зрения различия между Великой Французской и Великой Октябрьской революциями кажутся не столь уж существенными. И та и другая стремились искоренить общественные пороки и вернуть золотой век справедливости, братства и всеобщей гармонии. Неслучайно пещерный общественный строй получил в марксизме название «первобытного коммунизма». Светлое царство будущего должно было возвратиться к этому идеалу — разумеется, на базе научно-технического прогресса, успехи которого обеспечат сказочное изобилие. Здесь, как и в идеологии Французской революции, чувствуется влияние Руссо с его философией воспитания естественного человека. С другой стороны, марксизм воспринял утопические идеи анархистов, объявив целью социализма построение коммунистического общества, в котором будут искоренены все противоречия и вследствие этого за ненадобностью отомрет государство. При коммунизме люди жили изначально, и они вернутся к нему, ибо это соответствует самой их природе и проистекающим из нее естественным понятиям о справедливости.
Подобные идеи мы обнаружим и в ряде современных психологических теорий. Они гласят, что ребенок рождается совершенным, но впоследствии кто-то — родители, либо общество — портят его. И потому он становится убийцей, насильником, вором, политиканом. Подобная психологическая концепция коренится в христианской теологии, утверждающей, что ребенок чист от рождения, и лишь первородный грех, которым согрешил его прародитель, омрачает его душу, поселяя в ней зло. Этот грех нуждается в искуплении, и христианская благодать дарует его, возвещая человечеству золотой век всеобщего братства.
Представления такого рода чрезвычайно популярны. Они облекаются во множество форм. Приведу пример из современной общественно-политической реальности. Прежде в России все были уверены, что виновником хозяйственной отсталости и постоянных неурядиц является авторитарный режим с его сталинскими методами руководства. И потому распространилась детская вера в капитализм как панацею ото всех бед. Вера эта оказалась столь же наивной, как и вера в то, что к «золотому веку» приведет социализм. За семьдесят лет в России успели позабыть, каков реальный капитализм, и в глазах населения он стал опрокинутым отражением официальной идеологии. Иными словами, хорошо все то, что ругает газета «Правда». Казалось, стоит лишь провозгласить в России западные ценности — плюрализм, вседозволенность и свободу предпринимательства, — как жизнь тут же изменится к лучшему и всевозможные блага хлынут со всех сторон. Но вскоре выяснилось, что свобода критиковать правительство шествует рука об руку со свободой умирать с голоду, и обе направляются отнюдь не в сторону всеобщего благоденствия. Теперь на наших глазах происходит поворот на сто восемьдесят градусов: социалистическое прошлое начинает казаться утраченным раем, и на
