ответить. Он даже может и не заметить отклонения, хотя и начал создавать нечто совершенно

новое и, очевидно, ранее ему не знакомое. Иногда то, что он пишет, поразительно похоже на

работу другого автора — и это можно убедительно продемонстрировать, — работу, которую, как

полагает первый автор, он никогда не читал.

Я обнаружил показательный пример подобного рода в книге Ф.Ницше «Так говорил Заратустра»,

в которой автор почти дословно воспроизводит инцидент из судового журнала 1686 г. По чистой

случайности я вычитал этот морской случай в книге, опубликованной в 1835 г. (за полвека до

того, как писал Ницше), и когда я обнаружил подобный пассаж в «Так говорил Заратустра», то

был поражен его особым стилем, так отличным от привычного языка Ницше. Я был убежден, что

Ницше тоже видел эту старую книгу, хотя и не делал на нее ссылок. Я написал его сестре,

которая была еще жива, и та подтвердила, что она и ее брат действительно читали вместе эту

книгу, когда ему было 11 лет. Исходя из контекста, я полагаю совершенно невероятным, чтобы

Ницше сознавал, что совершает плагиат. Я считаю, что через пятьдесят лет эта история

неожиданно скользнула в фокус его сознания.

В этом случае имеет место подлинное, хотя и неосознанное, воспоминание. Подобного рода

вещи могут произойти с музыкантом, который слышал в детстве крестьянскую мелодию или

популярную песню, и внезапно встречает ее как тему в симфонии, которую он сочиняет уже

будучи взрослым. Идея или образ вернулись из бессознательного в сознающий разум.

Все, что я рассказал о бессознательном, лишь поверхностный очерк о природе и действии

этой сложной составляющей человеческой психики. Необходимо еще указать на виды подпорогового

материала, из которого спонтанно могут производиться символы наших снов. Подпороговый

материал состоит из всего набора нужд, импульсов, намерений; всех восприятий и догадок; всех

рациональных и иррациональных мыслей, выводов, индукций, дедукций, посылок; из всего

разнообразия чувств. Любое из них, или все они вместе, могут принимать форму частичного,

временного или постоянного бессознательного.

Данный материал большей частью становится бессознательным потому, что, как говорится,

для него не оказывается места в сознании. Некоторые мысли теряют свою эмоциональную энергию

и становятся подпороговыми (т.е. они больше не привлекают сознательного внимания), потому

что стали казаться неинтересными и несущественными или потому, что существуют причины, по

которым мы желаем убрать их из поля зрения. Фактически же для нас «забывать» подобным

образом нормально и необходимо для того, чтобы освободить место в нашем сознании для новых

впечатлений и идей. Если этого не будет происходить, то все, что мы переживаем, будет

оставаться выше порога сознания и наш разум окажется до невозможности переполненным. Это

явление так широко известно сегодня, что большинство людей, которые хоть что-то знают о

психологии, принимают его как само собой разумеющееся.

Но точно так же, как сознательное содержание может исчезать в бессознательном, новое

содержание, которое до того прежде никогда не осознавалось, может возникать из него. Оно

вспыхивает как некий намек, слабое подозрение: «что-то висит в воздухе» или «пахнет крысой».

Открытие, что бессознательное — это не простой склад прошлого, но что оно полно зародышей

будущих психических ситуаций и идей, привело меня к новым подходам в психологии. Большое

количество дискуссий развернулось вокруг этого положения. Но остается фактом то, что, помимо

воспоминаний из давнего осознанного прошлого, из бессознательного также могут возникать

совершенно новые мысли и творческие идеи; мысли и идеи, которые до этого никогда не

осознавались. Они возникают из темноты из глубин разума, как лотос, и формируют наиболее

важную часть подпороговой психики.

Подобные вещи мы обнаруживаем в каждодневной жизни, когда задачи порой решаются

совершенно новыми способами; многие художники, философы и даже ученые обязаны своими лучшими

идеями вдохновению, которое внезапно появилось из бессознательного. Способность достичь

богатого источника такого материала и эффективно перевести его в философию, литературу,

музыку или научное открытие — одно из свойств тех, кого называют гениями.

Ясные доказательства такого факта мы можем найти в истории самой науки. Например,

французский математик Пуанкаре и химик Кекуле обязаны своим важным научным открытием (что

признают они сами) внезапным «откровениям» из бессознательного. Так называемый «мистический»

опыт французского философа Декарта включил в себя подобное внезапное откровение, во вспышке

которого он увидел «порядок всех наук». Английский писатель Роберт Льюис Стивенсон потратил

годы в поисках истории, которая иллюстрировала бы его «сильное чувство двойственности

человеческого бытия», когда вдруг во сне ему открылся сюжет «Доктора Джекиля и мистера

Хайда».

Позже я детально опишу, каким образом подобный материал возникает из бессознательного,

и исследую формы, в которых это бессознательное выражается. Сейчас же я просто хочу отметить,

что способность человеческой психики продуцировать новый материал особенно значительна,

когда имеешь дело с символами сна; в своей профессиональной практике я постоянно обнаруживал,

что образы и идеи, содержащиеся в снах, не могут быть объясненными лишь в терминах памяти.

Они выражают новые мысли, которые еще никогда не достигали порога сознания.

Функция снов

Обсуждение некоторых подробностей происхождения наших снов диктовалось тем, что эта почва,

из которой произрастает большинство символов. К сожалению, они трудны для понимания. Как я

уже указывал, сон совершенно не похож на историю из жизни сознательного разума. В обыденной

ситуации мы думаем над тем, что хотим сказать, выбираем наиболее выразительный способ

передачи мысли и пытаемся сделать наш рассказ логически связанным. Например, грамотный

человек будет избегать слишком сложных метафор, дабы не создавать путаницы в понимании. Но

сны имеют иное строение. Образы, кажущиеся противоречивыми, смешно толпящимися в спящем

мозгу, утраченное чувство нормального времени, даже самые обычные вещи во сне могут принять

загадочный и угрожающий вид.

Может показаться странным, что бессознательное располагает свой материал столь отлично

от принятых норм, которые мы, бодрствуя, накладываем на наши мысли. Каждый, кто помедлит

минутку, чтобы вспомнить сон, признает эту разницу главной причиной, по которой сны

считаются такими трудными для понимания. Они не имеют смысла в терминах состояния

бодрствования, и потому мы склонны или не принимать их во внимание, или считать

«баламутящими воду».

Возможно, в этом будет легче разобраться, если вначале мы осознаем, что идеи, с которыми

мы имеем дело в нашей, по всей видимости, дисциплинированной жизни, совсем не так ясны, как

нам хотелось бы в это верить. Напротив, их смысл (и эмоциональное значение для нас)

становится тем менее точным, чем ближе мы их рассматриваем. Причина же кроется в том, что

все, что мы слышали или пережили, может становиться подпороговым, т.е. может погружаться в

бессознательное. И даже то, что мы удерживаем в сознании и можем воспроизвести их по

собственному желанию, приобретает бессознательные оттенки, окрашивающие ту или иную мысль

всякий раз, как мы ее воспроизводим. Наше сознательное впечатление быстро усваивает элемент

бессознательного смысла, который фактически значим для нас, хотя сознательно мы не признаем

существования этого подпорогового смысла или того, что сознательное и бессознательное

смешиваются и результируют являющийся нам смысл.

Конечно, такие психические оттенки различны у разных людей.