она пребывала в надменности и высокомерии, зато по ночам ей виделись сны, наполненные

самыми разнообразными непристойностями. Когда я заподозрил их наличие, дама с возмущением

отказалась это признать. Но сны меж тем продолжались, и их содержание стало более угрожающим

и отсылающим к прогулкам, которые эта женщина привыкла совершать по лесу и во время которых

она предавалась своим фантазиям. Я усмотрел в этом опасность, но она не прислушалась к моим

предостережениям. Вскорости в лесу на нее напал сексуальный маньяк, и только вмешательство

людей, услышавших ее крики о помощи, спасло ее от неминуемого убийства. Никакой магии в

этом нет. Сами сны указывали на то, что эта женщина испытывала тайную страсть к такого рода

приключениям, — точно так же, как и альпинист искал выхода из своих трудностей. Разумеется,

никто из них не рассчитывал заплатить столь высокую цену: у нее оказались сломанными

несколько костей, а он и вовсе расстался с жизнью.

Таким образом, сны могут иногда оповещать о некоторых ситуациях задолго до того, как те

произойдут в действительности. И это вовсе не чудо или мистическое предсказание. Многие

кризисы в нашей жизни имеют долгую бессознательную историю. Мы проходим ее шаг за шагом,

не сознавая опасности, которая накапливается. Но то, что мы сознательно стараемся не

замечать, часто улавливается нашим бессознательным, которое передает информацию в виде

снов. Сны часто предупреждают нас подобным образом, хотя далеко не всегда. Наивным было бы

поэтому считать, что существует благодетельная «рука», которая нас всегда и все время

останавливает. Выражаясь определеннее, служба добродетели иногда работает, а иногда и нет.

Таинственная рука может даже указать дорогу к гибели, иногда сны кажутся ловушками,

каковыми и оказываются на самом деле. Порой они ведут себя как дельфийский оракул, который

предвещал царю то, что, перейдя реку Халис, он разрушит огромное царство. Только после

того, как он был полностью побежден в битве, выяснилось, что это царство было его

собственное.

Имея дело со снами, не следует становиться наивным. Они зарождаются в духе, который

носит не вполне человеческий характер, а является скорее дыханием природы — дух

прекрасного и благородного, равно как и жестокого божества. Чтобы охарактеризовать этот

дух, следует скорее приблизиться к миру древних мифологий или к сказкам первобытного леса,

чем к сознанию современного человека. Я вовсе не отрицаю великих достижений, происшедших в

результате эволюции общества. Но эти достижения были достигнуты ценой больших потерь,

степень которых мы только сейчас начинаем осознавать и оценивать. Отчасти целью моих

сравнений между первобытным и цивилизованным состоянием человека является показ баланса

этих потерь и приобретений.

Первобытный человек управлялся главным образом своими инстинктами, в отличие от его

«рационализированных» современных потомков, научившихся себя «контролировать». В процессе

цивилизации мы все более отделяли наше сознание от глубинных инстинктивных слоев

психического и, в конечном счете, от соматической основы психических явлений. К счастью,

мы не утратили эти основные инстинктивные слои; они остались частью бессознательного, хотя

и могут выражать себя лишь в форме образов сна. Эти инстинктивные явления — их, между

прочим, не всегда можно признать за таковые, поскольку они носят символический характер, —

играют жизненно важную роль в том, что я назвал компенсаторной ролью снов.

Для сохранения постоянства разума и, если угодно, физиологического здоровья,

бессознательное и сознание должны быть связаны самым тесным образом, двигаться параллельными

путями. Если же они расщеплены или «диссоциированы», наступает психологическая

нестабильность. В этом отношении символы сна — важные посланники от инстинктивной к

рациональной составляющей человеческого разума, и их интерпретация обогащает нищету

сознания, так как она учит его снова понимать забытый язык инстинктов.

Конечно, люди склонны сомневаться в подобной функции снов, поскольку символы зачастую

проходят незамеченными или непонятыми. В обычной жизни понимание снов рассматривается как

ненужное занятие. Это можно проиллюстрировать моими исследованиями первобытного племени в

Восточной Африке. К моему удивлению, туземцы отрицали, что видят какие-либо сны. Но

постепенно, в результате терпеливых ненастойчивых бесед с ними я убедился, что они так же,

как и все, видят сны, но что они убеждены, что их сны никакого смысла не имеют. «Сны

обычного человека ничего не значат», — говорили они. Они считали, что только сны вождей и

знахарей могут что-то означать; от этих людей зависит благосостояние племени, соответственно

и их сны получали определенный смысл. Правда, и здесь возникла трудность, — вождь и знахарь

заявили, что в настоящее время у них осмысленных снов нет. Дату их утраты они относили ко

времени, когда англичане пришли в их страну. Теперь миссию «великих снов» взял на себя

окружной комиссар, английский чиновник, ведающий их делами, — его «сны и направляют»

поведение племени.

Когда туземцы все же признали, что видят сны, но считают их ничего не значащими, они

напоминали вполне современного человека, который убежден, что сон — полная глупость,

поскольку в нем он ничего не понял. Но даже и цивилизованный человек может заметить, что

сон (который он может даже забыть) способен изменить его поведение в лучшую или худшую

сторону. Сон в таком случае был «воспринят», но только лишь подсознательным образом. И так

обычно и происходит. Только в очень редких случаях, когда сон особенно впечатляющ или

повторяется через регулярные интервалы, большинство считает его разгадку необходимой.

Здесь следует сделать предупреждение относительно невежественного или некомпетентного

анализа снов. Существуют люди, чье психическое состояние настолько нестабильно, что

расшифровка их снов может оказаться крайне рискованной; в таких случаях слишком одностороннее

сознание отрезано от соответствующего иррационального или «безумного» бессознательного, и

этих обоих не должно сводить вместе без соответствующей подготовки.

В более широком смысле было бы большой глупостью допустить, что существует готовый

систематический истолкователь снов, который достаточно лишь купить и найти в нем

соответствующий символ. Ни один символ сна не может быть взят отдельно от человека, этот

сон видевшего, как нет и единой и однозначной интерпретации любого сна. Каждый человек

настолько отличается в выборе путей, которыми его бессознательное дополняет или компенсирует

сознание, что совершенно невозможно быть уверенным, что сны и их символика могут быть хоть

как-то классифицированы.

Правда, есть сны и отдельные символы (я бы предпочел назвать их «мотивами») достаточно

типичные и часто встречающиеся. Среди таких мотивов наиболее часты падения, полет,

преследование хищными зверями или врагами, появление в публичных местах в голом или

полуголом виде или в нелепой одежде, состояние спешки или потерянности в неорганизованной

толпе, сражение в безоружном состоянии или с негодным оружием, изматывающее убегание в

никуда. Типичным инфантильным мотивом является сон с вырастанием до неопределенно больших

размеров или уменьшением до неопределенно малых, или переходом одного в другое, — что мы

встречаем, к примеру, у Льюиса Кэрролла в «Алисе в стране чудес». Но следует подчеркнуть,

что эти мотивы необходимо рассматривать в контексте всего сна, а не в качестве

самообьясняющих шифров.

Повторяющийся сон — явление особое. Есть случаи, когда люди видят один и тот же