и в чем различны. В основу могут быть положены любые общие
характеристики. Можно, например, довольно просто различать экстравертов и интровертов
[16 — Экстраверт, интроверт — типы личности. Экстраверту присуще обращение
интересов вовне, в окружающий его социальный и природный мир, к другим людям, в то время как
интроверт в большей мере поглощен внутренними заботами, мыслями и чувствами собственного
«Я».
]. Это только одно из многих обобщений, но уже
оно позволяет воочию увидеть трудности, которые возникают, если аналитик принадлежит одному
типу, а пациент — другому.
Так как любой достаточно глубокий анализ снов ведет к конфронтации двух индивидов, то
очевидно, что большое значение будет иметь принадлежность индивидов к определенному типу.
Принадлежа к одному типу, они достаточно долго и счастливо могут плыть вместе. Но если один
из них экстраверт, а другой — интроверт, их различные и противоречивые точки зрения могут
столкнуться в любой момент, в особенности, если они пребывают в незнании относительно своего
типа личности или убеждены, что их тип самый правильный (или единственно правильный).
Экстраверт, например, будет выбирать точку зрения большинства, интроверт отвергнет ее,
посчитав данью моде. Такое взаимонепонимание возникает весьма легко, поскольку ценности
одного не являются таковыми для другого. Фрейд, например, рассматривал интровертность как
болезненную обращенность индивида на себя. Но самонаблюдение и самопознание могут в равной
степени быть ценнейшими и важными качествами личности.
Иметь в виду подобную разницу в типах личности жизненно необходимо при истолковании
сновидений. Не следует полагать, что аналитик — некий супермен, обладающий истиной вне
этих различий лишь потому, что он доктор, постигший психологическую науку и соответствующую
технику исцеления. Он может лишь воображать себя высшим в той степени, в какой полагает
абсолютно истинными свою науку и технику. Поскольку подобное более чем сомнительно, то
никакой абсолютной уверенности здесь быть не может. Соответственно, у аналитика будут свои
тайные сомнения, если он столкнет человеческую целостность своего пациента с теорией и
техникой (которые, в сущности, являются гипотезой), а не со своей живой целостностью.
Целостная личность аналитика — единственный адекватный эквивалент личности его пациента.
Психологический опыт и знание всего лишь некоторые преимущества на стороне аналитика, не
более. Они не уберегут его от сражения, в котором он будет испытан так же, как и его
пациент. Окажутся ли их личности конфликтными, гармоничными или взаимодополняющими, — вот
что существенно в данном случае.
Экстраверсия и интроверсия — всего лишь две из многих особенностей человеческого
поведения. Но именно они довольно часто узнаваемы и очевидны. Изучая индивидов—экстравертов,
например, довольно скоро можно обнаружить, что они во многих отношениях отличаются друг от
друга, и экстравертность оказывается слишком поверхностной и общей характеристикой. Вот
почему уже давно я пытаюсь найти некоторые другие основные характеристики, которые могли бы
служить целям упорядочения явно безграничных колебаний человеческой индивидуальности.
Меня всегда впечатлял тот факт, что существует удивительное число людей, которые никогда
не применяют свой мозг к делу, если этого можно избежать, и одинаковое с ними количество
людей, которые непременно им воспользуются, но поразительно глупым образом. Столь же
удивительным для меня было обнаружить достаточно много образованных и широко мыслящих людей,
которые живут, словно не умея пользоваться своими органами чувств (насколько это можно
заметить). Они не замечают вещей перед своими глазами, не слышат слов, звучащих у них в
ушах, не замечают предметов, которые трогают или пробуют на вкус. Некоторые живут, не
замечая, не осознавая своего собственного тела.
Есть и другие, которые, казалось бы, живут в странном режиме своего сознания, будто
состояние, в котором они сегодня оказались, было окончательным, постоянным, без какой-либо
возможности перемен. Словно мир и психика статичны и остаются таковыми вечно. Они, казалось
бы, избегали любого вида воображения и всецело зависели от непосредственного восприятия. В
их мире отсутствовал случай или возможность чего-нибудь, и в «сегодня» не было ни атома
«завтра». Будущее оказывалось простым повторением прошлого.
Я пытаюсь дать здесь эскиз первых впечатлений, когда я начал изучать тех людей, которых
встречал. Скоро, однако, мне стало ясно, что те, кто пользовался разумом, были теми, кто
думал, т.е. применял свои интеллектуальные способности, пытаясь адаптировать себя к людям
и обстоятельствам. Но равно интеллигентными оказались и те люди, которые не думали, а
отыскивали и находили свой путь с помощью чувства.
«Чувство» — это слово, которое нуждается в некотором пояснении. К примеру, кто-то
говорит о чувстве, имея в виду «переживание» (соответствует французскому «сентимент»).
Но его также можно использовать и для выражения мнения; к примеру, сообщение из Белого
Дома может начинаться: «Президент чувствует…». Это слово может использоваться и для
выражения интуиции: «У меня такое чувство, что…».
Когда я пользуюсь словом «чувство» в противовес слову «мысль», то имею в виду суждение
о ценности, например, приятно или неприятно, хорошо или плохо и т.д. Чувство, согласно
этому определению, не является эмоцией (последнее, следуя этимологии э-мошион — движение,
непроизвольно). Чувство, как я это понимаю (подобно мышлению), рациональная (т.е.
управляющая) функция, в то время как интуиция есть иррациональная (т.е. воспринимающая)
функция. В той степени, в какой интуиция есть «предчувствие», она не является результатом
намеренного действия, это скорее непроизвольное событие, зависящее от различных внутренних
и внешних обстоятельств, но не акт суждения. Интуиция более схожа с ощущением, являющимся
также иррациональным событием постольку, поскольку оно существенно зависит от объективного
стимула, который обязан своим существованием физическим, а не умственным причинам.
Эти четыре функциональных типа соответствуют очевидным средствам, благодаря которым
сознание получает свою ориентацию в опыте. Ощущение (т.е. восприятие органами чувств)
говорит нам, что нечто существует; мышление говорит, что это такое; чувство отвечает,
благоприятно это или нет, а интуиция оповещает нас, откуда это возникло и куда уйдет.
Читатель должен понять, что эти четыре типа человеческого поведения — просто четыре
точки отсчета среди многих других, таких, как воля, темперамент, воображение, память и
т.д. В отношении названных нет ничего догматического, раз и навсегда усвоенного, они
рекомендуются лишь в качестве возможных критериев для классификации. Я считаю их особенно
полезными, когда пытаюсь объяснить детям их родителей, женам — их мужей и наоборот. Они
также полезны для понимания наших собственных предрассудков.
Так что, если вы хотите понять сон другого человека, вы должны пожертвовать своими
пристрастиями и подавить свои предрассудки. Это не так легко или удобно, поскольку
требует морального усилия, которое не каждому по вкусу. Но если аналитик не сделает
определенного усилия и не подвергнет критике свою точку отсчета, признавая ее
относительность, он никогда не соберет верной информации и не углубится достаточно
полно в сознание пациента. Аналитик ожидает, по крайней мере, от пациента некоторого
желания выслушать его мнение и принять его всерьез, но и пациенту должно быть
гарантировано такое же право. Хотя подобные отношения обязательны для любого понимания
и, следовательно, самоочевидны, приходится напоминать об этом всякий раз, — в терапии
понимание пациента важнее теоретических ожиданий аналитика. Сопротивление
