воображения. Оно требует как растущего знания об индивидуальности
сновидца, так и непрерывно пополняющегося самосознания со стороны самого толкователя. Ни
один опытный специалист в этой области не будет отрицать, что существуют эмпирические
правила, доказавшие свою полезность, но применение которых должно быть в высшей степени
благоразумным и осторожным. Можно следовать всем нужным правилам и все равно прийти к
полной ерунде из-за того, что упущена показавшаяся малозначительной деталь. Но даже человек
с высоким интеллектом может уйти далеко не туда при отсутствии интуиции и чувствования.
Когда мы пытаемся понять символы, то сталкиваемся не только с самим символом, но прежде
всего перед нами возникает целостность индивида, воспроизводящего эти символы. А это включает
исследование его культурного фона, в процессе чего происходит заполнение многих пробелов в
собственном образовании. Я положил себе за правило рассматривать каждый случай как совершенно
новое дело, о котором мне ничего не известно. Рутинные ответы могут оказаться полезными и
практичными, пока имеешь дело с поверхностным уровнем, но как только касаешься жизненно
важных проблем, то тут уже сама жизнь берет верх, и даже наиблестящие теоретические построения
оказываются подчас пустыми словами.
Воображение и интуиция являются существенно важными в нашем понимании. И хотя существует
расхожее мнение, что они нужны главным образом поэтам и художникам (и что в «разумных» делах
им лучше не доверять), фактически они в равной степени важны и в более высоких областях
науки. Здесь они также все в большей и большей степени играют важную роль, дополняя
«рациональный» интеллект и его применение в частных проблемах. Даже физика, самая строгая
из всех наук, в удивительной степени зависит от интуиции, работающей на путях
бессознательного (хотя позднее можно продемонстрировать логические ходы, которые ведут
Интуиция — неоценимое качество в толковании символов, и зачастую можно быть уверенным,
что они молниеносно понимаются спящим. Но хотя такое удачное предчувствие может оказаться
субъективно убедительным, оно также может быть и опасным. Оно легко приводит к фальшивому
чувству безопасности. Может, например, склонить и сновидца и толкователя к продолжению
легких и уютных отношений, выливающихся в некий род взаимного сна. Здоровая основа
действительно разумного знания и морального понимания оказывается потерянной, если
удовлетвориться пониманием «предчувствия». Объяснить и знать можно, лишь сводя интуицию
к точному знанию фактов и логических связей между ними.
Честный исследователь должен допустить, что он не всегда может сделать это, но было
бы нечестным не делать это все время в голове. И ученый — тоже человек. Поэтому для него
естественно не любить вещи, которые он объяснить не может. Всеобщей иллюзией является вера
в то, что наше сегодняшнее знание — это все, что мы можем знать вообще. Нет ничего уязвимого
более, чем научная теория; последняя — всего лишь эфемерная попытка объяснить факты, а не
вечную истину.
Роль символов
Когда психолог-медик обнаруживает интерес к символам, то прежде всего интересуется
«естественными» символами, в отличие от символов «культурных». Первые происходят из
бессознательных содержаний психического и поэтому представляют громадное множество вариаций
основных архетипических образов. Во многих случаях они могут быть прослежены до своих
истоков, архаических корней — т.е. до идей и образов, которые мы встречаем в самых древних
записях и у первобытных обществ. С другой стороны, культурные символы — это, в сущности, те,
которыми пользовались для выражения «вечных истин» и которые во многих религиях используются
до сих пор. Эти символы прошли через множество преобразований, через процесс более или
менее сознательного развития, и таким образом стали коллективными образами, принятыми
цивилизованными обществами.
Тем не менее, такие культурные символы сохраняют в себе еще много от своей первоначальной
нуминозности (сакральности, божественности) или «колдовского» начала. Известно, что они
могут вызывать глубокий эмоциональный резонанс у некоторых людей, и такой психический заряд
заставляет их действовать во многом тем же самым образом, как и в случае суеверий или
предрассудков. Они относятся к тем же факторам, с которыми вынужден считаться психолог, и
было бы глупо игнорировать их лишь потому, что в рациональных понятиях они выглядят
абсурдными и несущественными. Культурные символы — важные составляющие нашего ментального
устройства, и они же — жизненные силы в построении человеческого образа, а посему не могут
быть устранены без значительных потерь. Там, где они подавляются либо игнорируются, их
специфическая энергия исчезает в бессознательном с непредсказуемыми последствиями.
Психическая энергия, кажущаяся утраченной, на самом деле служит оживлению и усилению всего,
что лежит на верхнем уровне бессознательного, — тенденций, которые иначе не имели бы случая
выразить себя или, по крайней мере, не имели бы возможности беспрепятственного существования
в сознании.
Такие тенденции формируют постоянно присутствующую и потенциально разрушительную «тень»
нашего сознательного разума. Даже те тенденции, которые в некоторых обстоятельствах
способны к благотворному влиянию, при вытеснении превращаются в демонов. Вот почему многие
добродетельные люди из лучших побуждений боятся бессознательного, и, в связи с этим — и
психологии.
Наше время продемонстрировало, что означают открытые ворота преисподней. Произошли
перевернувшие наш мир вверх тормашками события, нормальность которых не мог предположить
никто в идиллической безвредности первого десятилетия двадцатого века. С этого момента мир
пребывает в состоянии шизофрении. Не только цивилизованная Германия извергла свою ужасающую
примитивность, ею же управляется и Россия, огонь приближается и к Африке. Не удивительно,
что западный мир чувствует себя неспокойно.
Современный человек не понимает, насколько его «рационализм», расстроивший его
способность отвечать божественным символам и идеям, отдал его на милость психической
«преисподней». Он освободил себя от суеверий (как он полагает), но при этом до опасной
степени утратил свои духовные ценности. Его моральная и духовная традиция распалась, и
теперь он расплачивается за это повсеместное распадение дезориентацией и разобщенностью.
Антропологи часто описывали, что происходит в первобытных обществах, когда их духовным
ценностям наносит удар современная цивилизация. Люди теряют смысл своей жизни, их
социальная организация распадается, а сами они морально разлагаются. Теперь мы сами в
подобном состоянии. Но в действительности мы так и не поняли, что потеряли; к несчастью,
наши духовные лидеры более заинтересованы в защите своих общественных институтов, чем в
понимании той тайны, которую являют эти символы. По моему мнению, вера не исключает мысли
(что есть сильнейшее оружие человека), но, к несчастью, многие верующие так боятся науки
(и в связи с этим психологии), что поворачиваются слепыми глазами к божественным психическим
силам, всегда контролировавшим человеческую судьбу. Мы лишили вещи тайны и божественности,
В прежние века, когда инстинктивные понятия наполняли разум человека, его сознание,
несомненно, могло объединить их в соответствующую психическую модель, образец. Но
«цивилизованный» человек больше на это не способен. Его «развитое» сознание лишило себя
тех средств, с помощью которых оно ассимилировало дополнительный вклад инстинктов и
бессознательного. Этими органами ассимиляции и интеграции были божественные символы, свято
сохраняемые общим согласием.
Сегодня, к примеру, мы говорим о
