было бы принять его навязчивые идеи о раке всерьез, нежели считать их патологической

бессмыслицей. Но принять всерьез, значит признать это как своего рода информацию, диагноз о

том факте, что в реально существующей психике возникли затруднения, которые конкретизировались

в идею о растущей раковой опухоли. Пациент, конечно, спросил бы: «А что этот рост собой

представляет?». И я бы ответил: «Не знаю», ибо я действительно не знаю. Хотя, как я уже

отметил раньше, это наверняка компенсаторное или дополняющее бессознательное развитие, о его

специфической природе и содержании пока ничего не известно. Речь идет о спонтанном проявлении

бессознательного, основанном на содержании, которого мы не сможем обнаружить в сознании.

Тогда мой пациент, конечно же, полюбопытствует, а как же я рассчитываю добраться до

этого содержания, ставшего источником навязчивого представления. Я сообщу ему в ответ,

рискуя повергнуть его в шок, что необходимую информацию нам поставят его сновидения. Мы

станем смотреть на них так, словно они проистекают из источника, наделенного умом,

целесообразностью и даже как бы личностным началом. Это, без сомнения, смелая гипотеза, и

в то же время авантюра, поскольку мы намерены довериться давно дискредитированному сущему,

само существование которого сегодня по-прежнему отвергается многими психологами и

философами. Знаменитый антрополог, которому я изложил свой подход, сделал типичное

замечание: «Все это, конечно, интересно, но и опасно». Да, я признаю, что это опасно;

столь же опасно, как и сам невроз. Если вы хотите избавиться от невроза, то вам нужно

чем-то рисковать. Без известного риска всякое дело не эффективно, это нам слишком хорошо

известно. Хирургическая операция по поводу рака также рискованна, и все-таки ее нужно

делать. Чтобы быть лучше понятым, я часто поддаюсь искушению и советую моим пациентам —

воспринимайте свою психику как некое «тонкое» тело, на котором могут произрастать столь

же «тонкие» опухоли.

Предрассудок, согласно которому психика невообразима, а потому ничтожнее дуновения ветра,

либо уверенность в том, что она представляет собой некую философскую систему логических

понятий — этот предрассудок столь силен, что люди, не осознавая определенное содержание

своей психики, считают его несуществующим. Нет ни доверия, ни веры в достоверность

функционирования психики за пределами сознания, а анализ сновидений считается просто

смехотворным занятием. В этих условиях мое предложение может вызвать наихудшие подозрения.

И мне взаправду приходилось выслушивать немало всевозможных аргументов против серьезного

отношения к смутным призракам сновидений. И все же в сновидениях мы обнаруживаем, даже без

всякого глубокого анализа, те же конфликты и комплексы, существование которых

устанавливается с помощью ассоциативного теста. Более того, эти комплексы образуют

неотъемлемую часть невроза. Поэтому у нас есть веские основания считать, что сновидения

могут предоставить нам не меньше информации о содержании невроза, чем ассоциативный тест.

А на деле они дают информации куда больше. Симптом подобен стеблю над землей, но основная

часть растения — это широкая сеть подземных корней. Эта корневая система и образует

содержание невроза; она является матрицей комплексов, симптомов и сновидений. У нас есть

все основания утверждать, что сновидения отображают именно эти, так сказать подземные

психические процессы. И если мы сможем к ним подобраться, значит, сможем достичь «корней»

болезни.

Так как в мои цели не входит рассмотрение психопатологии неврозов, я предлагаю избрать

другой случай в качестве примера того, как сновидения открывают неизвестные внутренние

факты психики. В данном случае сновидцем является также интеллектуал, наделенный

удивительным умом и образованностью. Он был невротиком и обратился ко мне за помощью,

чувствуя, что невроз становится непреодолимым и медленно, но верно несет психике

разрушение. К счастью, его интеллект еще не пострадал, и он мог пользоваться своим тонким

умом. Учитывая это, я возложил на него обязанность самому наблюдать и записывать свои

сновидения. Они не анализировались и не объяснялись ему — лишь много позже мы принялись

за анализ, так что сновидения, о которых пойдет речь, не содержат никаких привнесений.

Они представляют собой последовательность событий так, как их наблюдал во сне пациент,

без какого-либо вмешательства. Пациент никогда ничего не читал по психологии, не говоря

уж об аналитической психологии.

Поскольку серия состоит из более чем четырехсот сновидений, я могу высказать лишь общее

впечатление об этом материале; мною была опубликована подборка из 74 этих сновидений,

содержавшая мотивы, которые представляют значительный религиозный интерес. Сновидец,

стоит об этом упомянуть, был по воспитанию католиком, но уже отошел от веры и не

интересовался религиозными проблемами. Он принадлежал к тем интеллектуалам или ученым,

которые приходят в удивление, стоит кому-нибудь озадачить их теми или иными религиозными

проблемами. Если придерживаешься точки зрения, согласно которой бессознательное

представляет собой психическое, существующее независимо от сознания, случай нашего сновидца

может быть особенно интересен; естественно, допуская, что мы не ошибаемся, говоря о

религиозном характере некоторых сновидений. Если же делать акцент только на сознании и не

наделять бессознательное способностью к независимому существованию, то было бы крайне

интересно выяснить, выводим ли материал сновидений из содержания сознания. В том случае,

если факты будут благоприятствовать гипотезе о бессознательном, мы сможем тогда

использовать сновидения в качестве источника информации о возможных религиозных тенденциях

бессознательного.

Нельзя сказать, чтобы сновидения нашего пациента имели самое прямое отношение к религии.

Однако среди четырехсот имеются два сновидения явно религиозного содержания. Я приведу

теперь текст, написанный самим сновидцем.

Множество домов, в них нечто театральное, словно какая-то сцена. Кто-то упоминает

имя Бернарда Шоу. Упоминается также, что пьеса относится к далекому будущему. Один из

домов отмечен вывеской со следующей надписью: «Это вселенская католическая церковь. Это

церковь Господа. Все, чувствующие себя орудиями Господа, могут войти». И внизу приписка

мелкими буквами: «Церковь основана Иисусом и Павлом», — словно речь идет о фирме,

хвастающейся древностью основания. Я говорю приятелю: «Давай зайдем, посмотрим». Он

отвечает: «Непонятно, зачем такому множеству людей нужно толпиться, чтобы возникло

религиозное чувство». Но я ему возражаю: «Ты — протестант, так что тебе не понять».

Тут женщина с одобрением кивает головой. Теперь я сознаю, что на стене церкви висит

афиша. На ней следующие слова: «Солдаты! Когда вы почувствуете, что вы во власти

Господа, избегайте прямо говорить с ним. Господь словам недоступен. Мы также

настоятельно рекомендуем вам не вмешиваться в дискуссию об атрибутах Господа.

Это было бы бесполезно, ибо все ценное и важное невыразимо. Подпись: Папа *** (имя,

однако, не расшифровать)».

Теперь мы входим в церковь. Интерьер похож скорее на мечеть, чем на церковь.

Собственно говоря, есть сходство со Св. Софией. Скамей нет, это производит удивительное