архетипов. Расовая мифология нацистов, коммунистический миф о реализации «золотого века» —

все это детски наивно с точки зрения разума, однако эти идеи захватывают миллионы людей.

Факельные шествия, массовый экстаз и горячечные речи всякого рода «вождей», использование

архаичней символики (та же свастика) свидетельствуют о вторжении сил, которые намного

превосходят человеческий разум.

И все это коллективное безумие является закономерным следствием европейской истории, ее

несравненного прогресса в овладении миром с помощью науки и техники. История Европы — это

история упадка символического знания. Техническая цивилизация представляет собой итог не

последних десятилетий, а многих столетий «расколдования» мира. Чем прекраснее, грандиознее

передаваемый традицией образ, тем дальше он от индивидуального опыта нуминозного. Символы

открывают человеку священное и одновременно предохраняют его от непосредственного

соприкосновения с колоссальной психической энергией архетипов. В церкви символы приобретают

догматический характер: догматы привносят священное в человеческий мир, организуют его,

придают форму внутреннему опыту. Догматический опыт Юнг ставит выше мистического. Мистика

приобретает широкое распространение именно в кризисные эпохи, когда догматы окостеневают,

когда с их помощью уже трудно передать нуминозный опыт, когда поколеблена твердыня церкви.

Мистик утратил упорядоченный божественный космос, он испытывает хаотические видения, за

космическим порядком обнаруживается бездна. Средневековая католическая мистика формулировала

опыт видений с помощью догматов, а потому она не имела трагического и жуткого характера мистики

XV-XVI вв. Юнг чрезвычайно высоко ставил «католическую форму жизни» — церковные ритуалы

пронизывают всю человеческую деятельность, многие символы и ритуалы католицизма восходят к

седой древности, воспроизводят древние мистерии.

Сегодня, отмечает Юнг, подобная «форма жизни» совершенно чужда большинству образованных

европейцев, они разрушают традиционные общества по всему миру. Однако начало этому разрушению

было положено не современной наукой или писаниями атеистов. Человечество на протяжении всей

истории возводило защитную стену символов «против жуткой жизненности, таящейся в глубинах души».

Эта стена стала разрушаться протестантизмом. Авторитет церкви был подорван, она превратилась в

дом с рухнувшими стенами, в который «ворвались все беды и невзгоды мира». История

протестантизма — это хроника штурма священных стен. На место церкви протестантизм поставил

авторитет Писания, но предоставил каждому возможность интерпретировать Библию на свой лад.

Филологическая и историческая критика, усилия герменевтики требовались для установления точного

смысла Откровения, этот критицизм способствовал дальнейшему оскудению символического

универсума, расколу протестантизма на сотни деноминаций.

Протестантизм стал причиной бурного развития капиталистической индустрии и техники.

Психическая энергия, уходившая ранее на строительство защитных стен, «освободилась и двинулась

по старым каналам любознательности и стяжательства, а потому Европа стала матерью демонов,

пожравших большую часть Земли» [8 — Jung C.G. Psychology and Religion. New Haven, L., 1938. Р. 58]. За Реформацией

последовало Просвещение, а за ними — материализм естествознания. Разложенный на формулы

символический космос сделался чуждым человеку, превратившемуся в одну из физических сил. В

образовавшийся вакуум хлынули абсурдные политические и социальные доктрины, начались

катастрофические войны.

Современную ему Европу Юнг сравнивал с поздней античностью. После того как был услышан крик:

«Великий бог Пан умер!», античная религия утратила всякую значимость. Божественное открывалось

греку в пластически—чувственной форме; космос для него управлялся мерой, гармонией. На закате

античности порядок мира воспринимался уже как демоническая сила. Человек оказывался во власти

безличного рока — его символом стало звездное небо, вызывавшее восторженное почитание

несколькими столетиями ранее в качестве символа гармонии мира. «Хотя столь же могущественные,

но так же не близкие ему звезды сделались тиранами, — их боятся, но в то же время презирают,

ибо они ниже человека» [9 — Jones H. The Gnostic Religion. Boston, 1963. P. 328]. Плотин писал о гностиках,

что душу даже самого ничтожного человека они считают бессмертной, но отказывают в этом

звездному небу и даже самой мировой душе.

Греки и римляне обратились к ближневосточным религиям, пытаясь восполнить утрату священных

символов. Результатом борьбы ряда восточных религий была победа христианства, которое многое

позаимствовало у своих соперников и восстановило охранительную стену символов. Сегодня, когда

Европа переживает крушение христианства, нынешние поиски символов и религий на Востоке кажутся

оправданными. Однако сокровища восточной мудрости оказываются совершенно непригодными для

европейцев: они настолько пропитаны «чужой кровью», что не могут войти в символический

универсум европейца и даже способны принести ему вред. Европеец не может облечься в них как в

готовое чужое платье — Юнг сравнивал теософов с нищими, вырядившимися в княжеские одежды.

Заимствуя тщательно разработанные системы идей и практики медитации, европеец только усугубляет

свои противоречия. Для индуса йога является прекрасным средством психической саморегуляции,

у европейца она оказывается дополнительным инструментом для подавления сил коллективного

бессознательного. С точки зрения Юнга в западном варианте восточные учения либо приобретают

черты примитивных религиозных движений, либо становятся «психотехникой», «гимнастикой».

Никакие заимствования с Востока европейцам не помогут, им необходимо вспомнить о собственной

религиозной традиции.

Собственную аналитическую психологию Юнг называл то «западной йогой», то «алхимией XX века».

В сновидениях своих пациентов Юнг постоянно сталкивался с символами, которые были непонятны не

только пациентам, не имевшим соответствующей исторической подготовки, но вызывавшие удивление и

у Юнга, потратившего многие годы на изучение религиозно—мифологических представлений. По

непонятной причине в сновидениях вновь и вновь воспроизводились образы, характерные для

эллинистических религий, герметизма, гностицизма. Так как Юнг полагал, что онтогенез повторяет

филогенез, то выход на поверхность сознания символов прошлой эпохи означал для него возвращение

бессознательного к этому моменту развития коллективной души.

Помощь Юнгу в исследованиях оказало знакомство с алхимией – в 30-е годы он начинает

штудировать труды европейских алхимиков, и с тех пор именно алхимия находится в центре его

внимания. Алхимия выступает для Юнга как некая натурфилософия гностицизма, она является мостом

между гностицизмом и современностью. В символике Св. Грааля и в алхимических поисках

«философского камня» мы имеем дело с традицией, которая на протяжении столетий существовала в

тени христианства, истребившего гностиков, потом катаров, но не уничтожившего эту ересь до

конца. Всякая религия «есть спонтанное выражение определенных господствующих психических

состояний», христианство «сформулировало то состояние, которое господствовало в начале нашей

эры и было значимым на протяжении многих последующих столетий» [10 — Jung C.G. Psychology and Religion. P. 64]. Но христианство выразило лишь одно — доминировавшее тогда — состояние,

все остальные подверглись подавлению и вытеснению. Стоило ослабеть влиянию христианства — и

начался выход на поверхность иных психических сил.

Бессознательное живет своей жизнью, в нем продолжается работа, начавшаяся много лет тому

назад. Исторические корни современных символов обнаруживаются в гностицизме. Юнг имеет при

этом в виду не столько сложную космологию Валентина и Василида, сколько идеи Симона—мага и

Карпократа о женском начале, оббжении человеческой плоти. В бессознательном нынешних европейцев

происходит замена Троицы четверицей. Земное, темное, женское начало – четвертый элемент — был

исключен из символа веры христиан и низвергнут «во тьму внешнюю». Сейчас он возвращается,

возникает новое религиозное состояние. Католический догмат о непорочном зачатии Девы Марии,

принятый церковью в 1854 г., догмат о ее телесном вознесении 1950 г., постоянные явления ее

верующим на протяжении нашего века — все это, по Юнгу, знаки оббжения земного начала. Эти

идеи были затем развиты Юнгом в законченную теологическую доктрину, в которой алхимические и

астрологические представления играют значительную роль.

Учение Юнга о мифологии и религии неоднократно подвергалось критике, поскольку эти духовные

образования буквально растворяются им в индивидуальной и коллективной психологии; они

становятся выражением то биологически наследуемых архетипов, то некоего «мирового духа».

Но интерес к учению Юнга у многих серьезных исследователей мифологии и религии все же не

случаен. На обвинения в мистицизме и иррационализме Юнг обычно отвечал так: «Полнота жизни

закономерна и не